Малевич - Букша Ксения Сергеевна

Людвигу Александровну взяла к себе сестра Малевича Северина. Они жили вместе в Ленинграде. Спустя два года после смерти Казимира Людвига Александровна ослепла. Во время блокады, 2 апреля 1942 года, она умерла от голода и воспаления лёгких. Северина («тётя Вера», как её называли в семье) пережила блокаду и переехала в Житомир к младшей сестре Виктории. После войны жила в Кисловодске и воспитывала дочерей Уны.

Первая жена Малевича Казимира Ивановна умерла в войну, в оккупации. Жили в Таганроге. Перед войной дочь Галина с мужем переехали от неё в Новошахтинск. Когда напали немцы, Галина позвала маму к себе, но та отказалась — всю жизнь работала медсестрой, не хотела терять стаж. Пошла работать в концлагерь, думала: если туда попадёт внук Игорь, старший сын Галины, то она сумеет ему помочь. Работала в тифозном бараке. Рискуя жизнью, вывозила пленных под видом трупов. Вскоре Казимира Ивановна заразилась тифом и умерла.

Старшая дочь Малевича Галина Казимировна стала детским музыкальным руководителем и педагогом, всю жизнь сочиняла музыку, в том числе для военного духового оркестра (муж был военным), в старости работала библиотекарем. Вообще была творческим, разносторонне одарённым человеком: прекрасно играла на гитаре, хорошо вязала и вышивала, всегда помнила своего отца и ценила его произведения. Жили они в Таганроге, после войны — в Святогорске, после смерти мужа её забрала к себе дочь, Нинель Быкова. Галина Казимировна умерла в 1973 году.

О Наталье Андреевне Малевич оставил воспоминания не кто иной, как академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв, который увидел её сразу после смерти Малевича в издательстве Академии наук СССР. Он работал там корректором. Заведующий Ленинградским отделением издательства был, по свидетельству Лихачёва, человек бесстрашный: не боялся брать на работу «бывших» или чем-либо себя скомпрометировавших перед властью. Взял и Наталью Малевич, тоже корректором. Вела себя очень тихо, обязанности исполняла тщательно, сидела в уголке и почти ни с кем не разговаривала. (В 1936 году как раз вышла разгромная статья о формалистической живописи; Кристи, директор Третьяковки, бесстрашно вступился за покойного Малевича, которому, как мы помним, симпатизировал и помогал. В своём ответе на статью он пишет, что без экспозиции авангарда непонятен качественный упадок советского искусства [!], и просит его уволить. Однако уволен был Кристи только через год, а умер в 1956 году своей смертью.) Сестра Натальи, Анжелика Воробьёва, работала в том же издательстве в редакционном отделе и, когда в 1937 году Лихачёва назначили редактором-организатором, стала его подчинённой. После войны и сёстры, и Лихачёвы отдыхали на Рижском взморье — там и подружились. О Малевиче не говорили: Наталья Андреевна была крайне сдержана. Её осаждали иностранцы, коллекционеры, государство (Инюрколлегия), советские юристы уговаривали судиться с Городским музеем Амстердама за незаконное овладение картинами, которые Малевич оставил за границей на хранении. Наталья Андреевна отказывалась, потому что Русский музей прятал Малевича в запасниках, а в Амстердаме картины были выставлены. Лихачеву удалось уговорить её отдать Русскому музею свою часть картин с условием: не продавать, не перемешать в другие музеи и выставлять. У себя она оставила только автопортрет Малевича, написанный перед смертью, свой портрет и самый маленький, четвёртый «Чёрный квадрат», тот, что был на похоронах. Наталья Андреевна умерла в 1990 году, успев увидеть выставку Малевича в России и его признание.

Теперь немного о картинах. Судьба их, всех без исключения, была поистине детективной.

Картины Малевича в марте 1936 года были переданы на хранение в Государственный Русский музей, но только с 1977 года музей владеет ими официально. На данный момент в Русском музее самая большая коллекция Малевича — 140 работ, 40 графических и 100 живописных, от самых ранних до самых поздних. Только 11 работ Малевича находятся в Третьяковской галерее, зато в их числе — «Чёрный квадрат» 1915 года. До конца 1980-х картины находились в спецхране. Первая выставка Малевича в Советском Союзе открылась в 1988 году — это были картины из коллекций Русского музея, Третьяковской галереи и Городского музея Амстердама.

В Городском музее Амстердама сейчас находится 60 с лишним работ художника. Когда Малевича в 1927 году спешно вызвали в Ленинград, он оставил около семидесяти своих картин архитектору Гуго Херингу, надеясь вскоре вернуться в Европу и снова их выставлять. Тот передал картины на хранение музею Ганновера, директор которого, Александр Дорнер, хранил их вплоть до самого фашистского лихолетья. В какой-то момент несколько картин попросил у него для выставки в Нью-Йорке директор Музея современного искусства в Нью-Йорке (МоМА) Альфред Барр. Дорнер, который собирался эмигрировать, согласился отпустить картины на выставку, а четыре работы продал лично Барру. Переправить Малевича из фашистской Германии в Америку оказалось делом не из лёгких: Барру пришлось, как заправскому контрабандисту, спрятать кубизм и абстрактное искусство у себя в зонтике. Иначе их конфисковали бы на границе. Через три года Дорнер эмигрировал, вновь передав оставшиеся работы Малевича Херингу. У него они и пролежали все самые страшные военные годы. Почти до самой смерти Херинг хранил их у себя, надеясь вернуть наследникам, но им было пока не до того, и в 1958 году Херинг продал картины Городскому музею Амстердама.

В 1991 году искусствовед и «арт-детектив», как его называют в газетах, Клеменс Туссен списался с тридцатью семью наследниками Малевича из десяти стран мира и поощрил их организованно выступать против музеев и бороться за свои права. Дело в том, что Херинг, который чудом сохранил работы Малевича в страшные 1930–1940-е годы, не имел формального права их продавать, ведь он был не владельцем работ, а только брал их на хранение.

А значит, его сделка с Городским музеем Амстердама незаконна, как и последующая продажа нескольких картин в Америку. Получилось, что наследники имеют полное право потребовать все эти картины себе. Так они и сделали. Начали с МоМА: адвокат Лоуренс Кей заключил с руководством музея мировое соглашение, по которому наследникам возвращалась одна из работ, «Супрематическая композиция», а за остальные выплачивалась денежная компенсация (размером, по некоторым оценкам, около 5 миллионов долларов). По другим данным, картин вернули шесть. Во всяком случае, уже весной 2000 года «Супрематическая композиция» появилась на рынке и была продана за 17 миллионов долларов. Отдал работы и музей Гарварда, у которого они также оказались после отправки в Америку. А в 2004 году наследники начали судиться с Городским музеем Амстердама. В 2008 году поход увенчался относительным успехом: после напряжённых юридических боёв Городской музей Амстердама согласился вернуть наследникам пять работ, в том числе все «Чёрные квадраты», с условием — никогда не претендовать на остальные. Разумеется, наследники вскоре начали их продавать. Одна из картин, снова «Супрематическая композиция», но уже другая, ушла на «Sotheby’s» за 60 миллионов долларов. А вот Фонду Гуггенхайма [32] удалось откупиться от наследников деньгами, оставив у себя работу 1916 года.

Самое важное — что картины, вокруг которых закрутился этот сюжет, точно подлинные, и это отрадно: ведь Малевича подделать довольно-таки легко, он и сам это хорошо знал. Конечно, сейчас по анализу краски можно распознать любую подделку, и всё же до сих пор находятся умельцы, извлекающие доход таким способом. В январе 2013 года прогремело дело московского художника Александра Чернова, который штамповал картины Малевича и других авангардистов и торговал ими. Вместе со своим братом и знакомым художником Александром Ерофеевым (который ни о чём не знал и которому платили за одну картинку от ста до тысячи рублей!) Чернов рисовал фальшивки, а его дочь Дина предлагала картины коллекционерам. Она заявляла, что эти картины продаёт восьмидесятилетний Михаил Нельсон, работающий в Ташкенте в посольстве Швеции, а так дёшево — потому, что ему срочно нужны деньги на лечение сына-наркомана. Себя Дина называла его горничной. На эту историю повёлся директор правления Международного фонда «Культурное достояние», владелец фармацевтического концерна Виктор Карцев. Он приобрёл более четырёх сотен работ на сумму примерно 16 миллионов рублей и выказал понятное желание вызвать Нельсона в Москву и наградить за то, что он собрал такую замечательную коллекцию. Однако Черновы почему-то стали уверять Карцева, что это невозможно. Это показалось фармацевту подозрительным, и он заказал экспертизу у Русского музея. Картины оказались поддельными. Чернова и его дочь (брат к этому времени умер, а Ерофеев был признан невиновным) получили сроки за мошенничество.