Юрий Лотман - Комментарий к роману А С Пушкина Евгений Онегин

Кроме того, в нашем распоряжении имеется черновик с набросками двух с половиной строф. Анализ этих автографов см.: Томашевский, с. 395–401.

Обзор исторических событий XIX в. П начинает с характеристики Александра I. Отношение П к Александру I было устойчиво негативным и окрашенным в тона личной неприязни. П писал Жуковскому 20 января 1826 г.: "…я не совсем был виноват, подсвистывая ему до самого гроба" (XIII, 258). Даже если не упоминать лицейской эпиграммы "Двум Александрам Павловичам", принадлежность которой П вероятна, но не доказана, перед нами развертывается непрерывная цепь колких высказываний, эпиграмм и личных выпадов. В Лицее отношение П к Александру I, видимо, еще не определилось. Об этом свидетельствуют такие стихотворения, как "На возвращение государя императора из Парижа в 1815 году" (I, 145), "На Баболовский дворец" (I, 292). Это неудивительно: не только в широких кругах дворянской общественности авторитет царя после успешного завершения наполеоновских войн и взятия Парижа стоял выше, чем когда-либо, но и среди либералов Александр I был окружен в эти годы ореолом самого либерального монарха в победившей коалиции, защитника конституционных прав французского и польского народов. П был исторически точен, когда в 1836 г. вспоминал:

В 1816 г. Н. Тургенев в дневнике писал об Александре I в связи с освобождением крестьян в Эстляндии: "Я всегда на него надеялся, как на существо, определенное сделать счастие своего народа и славу своего отечества" (Дневники Николая Ивановича Тургенева, т. II. СПб., 1913, с. 336). Следует учитывать, что высказывания этого рода были связаны не только с личным обаянием императора, но и с определенными надеждами на помощь абсолютной власти в борьбе с закоснелым крепостничеством русских помещиков. "…Не нужно терять нимало самодержавной власти прежде уничтожения рабства", — утверждал в 1815 г. Н. Тургенев (ук. соч., с. 302). В дальнейшем вера в Александра таяла, но еще Союз Благоденствия в 1818 г. не отказался от этих надежд, основывая на них тактику давления на правительство с целью ускорения крестьянской реформы. Даже в 1819 г. в "Деревне" П надеялся на освобождение крестьян "по манию царя" (стихотворение в духе тактики Союза Благоденствия было передано через Чаадаева и Васильчикова царю).

Однако уже с 1818 г. в декабристских кругах все более распространялось скептическое отношение к идее использования правительства в освободительных целях Одновременно резко падал личный авторитет Александра I. Точный мемуарист И. Д. Якушкин писал, что, если в 1815 г. "императора, однако же, все еще любили, помня, как он был прекрасен в 13 и 14-м годах", то в 1818 г. "никто из нас <декабристов. — Ю. Л.> не верил в благие намерения правительства" (Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина. М., 1951, с. 10, 19). К этому же времени относятся и язвительные выпады П против фрунтомании Александра I, его покровительства Аракчееву и все более реакционной внешней политики. См.: "Сказки" (Noël), эпиграммы. Не исключено, что в конце пребывания в Петербурге П начал вынашивать планы личного участия в цареубийстве. Тема эта появляется в надписи "Се самый Дельвиг тот…" (см.: Цявловский М. А. с. 47–58). Ю. Г. Оксман видел намек на нее в послании "К Чаадаеву", видимо, о том же говорил П в неотправленном письме к Александру I летом — осенью 1825 г. (см.: XIII, 227).

Эволюция отношения П к Александру I в основном совпадала с эволюцией взглядов декабристов.

Ссылка на юг закрепляет в высказываниях П о царе тон личной насмешки. Он не только "Август" (а позже — "Тиверий"), но и "Иван Иванович" ("Ты знаешь, что я дважды просил Ивана Ивановича о своем отпуске чрез его министров — и два раза воспоследствовал всемилостивейший отказ. Осталось одно — писать прямо на его имя — такому-то, в Зимнем дворце, что против Петропавловской крепости" — XIII, 85–86), и "Цензор" ("Чорт с ними и с Цензором" — XII, 219). Своеобразной вершиной этой цепи насмешек является "Воображаемый разговор с Александром I" (см.: Бонди С. Подлинный текст и политическое содержание "Воображаемого разговора с Александром I". — "Лит. наследство", 1952, т. 58, с. 167–194). Однако одновременно П не оставлял мысли оценить деятельность Александра I как "главы царей" в более серьезном жанре ("Недвижный страж дремал на царственном пороге…" (1824) — II, 1, 310–312). В 1822 г. в стихотворении, не предназначенном для печати и свободном от оглядки на цензуру — "Послании цензору", П наметил такую концепцию царствования Александра I: мрачному периоду господства Аракчеева и мракобесия Магницкого противостоит

В стихотворении 1836 г., обращенном к друзьям-лицеистам ("Была пора: наш праздник молодой…"), П вспомнил Александра I 1815 г., окруженного ореолом победы и славы. Тем более примечательно, что в сохранившихся отрывках десятой главы образ умершего царя лишен каких бы то ни было оттенков — он дан в едином и безусловно сатирическом ключе, восходя по способам художественного решения к эпиграммам и «Сказкам» (Noël, 1818), а не к «высокой» лирике типа оды "Вольность", стихотворения "Недвижный страж дремал на царственном пороге…" и др. Эпиграмматический стиль, перенесенный в обширное историческое повествование, вызывал, с одной стороны, ориентацию на Тацита ("великого сатирического пис. <ателя>", по выражению П — XI, 316), а с другой — на "Дон Жуана" Байрона.

<I>, I — Вл<аститель> слабый и лукавый — Ср.:

Обвинение Александра I в лукавстве и двуличии широко было распространено среди современников. Наполеон называл русского императора "византийцем". Наблюдавший царя во время Венского конгресса Михайловский-Данилевский записывал: "Опыт убедил его, что употребляли во зло расположение его к добру, язвительная улыбка равнодушия явилась на устах его, скрытность заступила место откровенности <…> Перестали доверять его ласкам, если он кому-либо их оказывает, и простонародное слово «надувать» сделалось при дворе общим; может быть, оно не для всех будет понятно, но кто хорошо знает нашу эпоху, согласится, что оно и есть лучшая характеристика оной" (цит. по кн.: Шильдер Н. К. Имп. Александр Первый, его жизнь и царствование, т. III. СПб., 1897, с. 273–274).

2 — Плешивый щеголь враг труда… — Плешивый — в песне XIV "Дон-Жуана" Байрона Александр I назван "плешивым фанфароном"; ср. в воспоминаниях Смирновой-Россет: "Вошел Александр Павлович, тотчас повел рукой по своей лысине". (Смирнова-Россет А. О. Автобиография. М., 1931, с. 89). В дневнике 1834 г. П записал свой разговор с великим князем Михаилом Павловичем: "Разговорились о плешивых: — Вы не в родню, в вашем семействе мужчины молоды оплешивливают. — Государь Ал. <ександр> и К.<онстантин> П.<авлович> оттого рано оплешивили, что при отце моем носили пудру и зачесывали волоса; на морозе сало леденело, — и волоса лезли" (XII, 334).

Враг труда — ср.; "И делом не замучен" (II, I, 69). В <Воображаемом разговоре с Александром I> Помилуйте, А.<лександр> С.<ергеевич>. Наше царское правило: дела не делай, от дела не бегай" (XI, 23). Антитетический по отношению к Александру I смысл имеет стих о Наполеоне: "…мучим казнию покоя" (III, 1, 252). В Николае I П позже будет в противоположность его старшему брату подчеркивать деятельный характер.

Обвинение Александра I в лености было широко распространено: "…в жилах его вместе с кровью текло властолюбие, умеряемое только леностью и беспечностью" (Вигель, с. I, с. 161).

<2>, I — Его мы очень смирным знали… — Речь идет о поведении Александра I в период военных неудач. Особенно "смирным" был император в те месяцы Отечественной войны, когда он, покинув, по требованию военных, отступающую армию, укрылся в Петербурге. 18 сентября 1812 г. он написал сестре Екатерине Павловне потрясающее по «смирению» письмо: "Относительно таланта, может, у меня его недостаточно: но ведь таланты не приобретаются, они — дар природы. Чтоб быть справедливу, должно признать, что ничего нет удивительного в моих неудачах, когда я не имею хороших помощников, терплю недостаток в деятелях по всем частям, призван вести такую громадную машину в такое ужасное время и против врага адски вероломного, но и высоко талантливого, которого поддерживают соединенные силы всей Европы и множество даровитых людей, образовавшихся за 20 лет войн и революций" ("Русский архив", 1911, № 2, с. 307). Жалобы Александра I на отсутствие "хороших помощников" лишь обнаруживали его полную неспособность разбираться в людях — в этом же письме он пренебрежительно отзывается о Барклае-де-Толли, Багратион, по его мнению, "ничего не смыслит" в стратегии, у Кутузова "лживый характер". Письмо в целом демонстрирует крайнюю степень растерянности.