Роберт Силверберг - Бунтари

К тому времени все это уже обрушилось на перепуганных граждан Соединенных Штатов, и американская НФ изменялась почти так же стремительно, как ее английская сестра.

Термин «Новая волна» первым ввел Кристофер Прист, позаимствовав название у французского кинематографа. Термин прижился и вскоре перебрался в Соединенные Штаты.

В США никогда не существовало ничего подобного сплоченной и организованной группе Муркока. Изменения в американской НФ были результатом индивидуального решения каждого писателя, как именно следует писать.

Готовность идти на риск со стороны Бетти Боллентайн (издательство «Ballantine Books»), Авраама Дэвидсона (журнал «Fantasy and Science Fiction»), Фредерика Пола (журнал «Galaxy») и даже такого известного консерватора, как Дональд Э.Уоллхейм из издательства «Асе Books» позволила переменам осуществиться. Испытывавший отвращение к новой научной фантастике Уоллхейм тем не менее создал в рамках издательства серию «Асе Specials», ориентированную как раз на авторов TNT.

Толчок к литературным переменам в США дали новые молодые писатели, для которых использование литературных приемов модернизма и близких к реальной жизни тем было шагом интуитивным и естественным, а вовсе не сознательной попыткой порвать с установившимися формами НФ, как это происходило в Англии. Их свежие и полные жизни произведения немедленно нашли отклик и у пресыщенного читателя, и у издателей.

Один из таких писателей — Сэмюэл Дилэни, чернокожий бисексуал, пришедший в литературу из мира, разительно отличного от того, из которого вышли Хайнлайн, Азимов и Кларк. Звездные оперы Дилэни не походили ни на одну из тех, какие доводилось встречать читателям раньше. Джудит Меррил в рецензии на его роман 1967 года «Перекресток Эйнштейна» назвала это произведение «густой, сильно концентрированной, двойной очистки микстурой». Книги Дилэни начали получать премии, а у автора появились эпигоны. Визит в Англию позволил ему войти в контакт с группой Муркока, и он стал посредником между американской и английской НФ.

Роджер Желязны, чья литературная карьера началась приблизительно в это же время, обладал (в отличие от большинства авторов НФ прошлых времен) обширными познаниями в области классической и современной литературы, мифологии и психологии. Начав в 1963 году с удивительной новеллы «Роза для Экклезиаста», за которой последовали такие романы, как «Этот бессмертный» и «Властелин света», он единолично произвел переворот в умах читателей. Томас Диш, еще один писатель, вышедший из литературы авангарда, «подпел» Желязны романами «Геноцид», «Концентрация лагерей» и десятком потрясающих рассказов, которые десятилетием раньше не взялся бы опубликовать ни один журнал научной фантастики. Тема пикантно непристойного романа «Жук Джек Барон» Нормана Спинрада — темный мир масс-медиа и политической коррупции. А затем и Джоанна Расс, Р.А.Лафферти, Кэрол Эмшуиллер, Дэвид Р.Бэнч и дюжина других писателей принялись выдавать научную фантастику, в которой больше было от Борхеса, Кафки и Берроуза, чем от «звездных» авторов, печатавшихся в «Золотой век» у Джона Кэмпбелла.

В период кипучего брожения многие авторы старшего поколения, которым прискучили тесные рамки старой НФ, ухватились за возможность обновить свой литературный имидж, зачастую даже не сознавая того, что вливаются в какое-то течение. Им просто хотелось делать что-то новое. Харлан Эллисон, написавший несколько ничем не выдающихся произведений в стиле бульварной фантастики, внезапно словно вырвался на свободу и выдал такие сюрреалистические рассказы, как «У меня нет рта, но я должен кричать» и «Тварь, которая кричала о любви в сердце планеты», завоевавшие ему литературную славу новатора жанра. Тем же маршрутом развивалась и моя собственная карьера — от откровенно журнальной НФ к новациям типа романов «Шипы» и «Сын человеческий». Джон Браннер, чья литературная деятельность протекала в основном в Соединенных Штатах, отошел от дешевых звездных опер, чтобы написать такие необычные книги, как «Цельный человек» и гигантский, удивительный роман «Стоять на Занзибаре», завоевавший премию Хьюго. И без того странные и мрачные произведения Фрица Лейбера стали еще более мрачными и странными. То же можно сказать о работах Филипа К.Дика и Филипа Хозе Фармера.

Появление книжных антологий оригинальных произведений НФ стало дальнейшим шагом, позволившим авторам освободиться от старых стереотипов бульварных журналов. Серия «Orbit» Даймона Найта, начавшая выходить в 1966 году, была по политике ее формирования и подбора экспериментальной, и потому сюда стекались такие писатели, как Ричард Маккенна, Р.А.Лафферти и Джин Вулф. Терри Карр начал издавать «Universe», я вел «New Dimensions», Сэмюэл Дилэни сформировал четыре выпуска «Quark», пожалуй, самой смелой изо всех антологий. А Эллисон составил обширную антологию «Dangerous Visions» — всеобъемлющее собрание новых рассказов в новом бунтарском духе.

Казалось, революция победила. На защитников новой литературы (Эллисон, Браннер, Желязны, Силверберг, Фармер, Олдисс, Муркок) щедро посыпались премии «Хьюго», а затем и «Небьюлы». Многие из писателей-новичков — Джеймс Типтри-младший, Джон Варли, Барри Мальцберг, Гарднер Дозуа, Майкл Бишоп — ориентировались в своем творчестве на стилистику «Новой волны». На НФ-конвентах раздавались открытые издевки в адрес «устаревших» произведений Хайнлайна, Азимова и Кларка. Новые книги монополизировали полки магазинов.

Ответная реакция «старой волны» не заставила себя ждать. В своей истории научной фантастики «Создатели Вселенной» (1971) Дон Уоллхейм жаловался на то, что «читатели и писатели, которые раньше мечтали о будущем в космосе, теперь получают удовольствие от экспериментального письма, открытого обсуждения секса, ниспровержения морали и всех сущих норм (поскольку, если мир все равно идет к концу, какой от них толк?)». Несколько лет спустя Лестер Дель Рей, сам некогда бывший молодым смутьяном, а теперь ставший страстным защитником традиций, так охарактеризовал «Новую волну»: «По большому счету, произошел отказ от развлекательной приключенческой стороны литературы Так называемая экспериментальная стилистика — производная от авангардистских экспериментов сорокалетней давности — рассматривалась как нечто самоценное и исключительное, а социальное самосознание отныне стало более значимым, чем экстраполяция». Разрушение табу, отмечал Дель Рей, превратилось в самоцель, равно как и «дерзкое» использование нецензурных выражений, и никого более не интересовали действительно значимые идеи.

Читатели НФ поначалу с готовностью приняли новации конца 60-х — начала 70-х, однако довольно быстро обнаружили, что многие из этих произведений просто невразумительны, авторы отошли от величественных тем исследования времени и космоса (которые, в первую очередь, и привлекали читателей в НФ). поставив во главу угла концепцию «внутреннего космоса», с трудом вписывающуюся в научную фантастику. Новые антологии увяли, экспериментальные романы почти сошли на нет, а вскоре скончался и глашатай «Новой волны» — английский журнал «New Worlds». Премии «Хьюго» и «Небьюла» вновь стали отвоевывать произведения писателей старой школы, такие, как «Свидания с Рамой» Артура Кларка и «Сами боги» Айзека Азимова. Многие ведущие авторы новой НФ, отчаявшись, вообще покинули жанр, поскольку издатели потеряли интерес к их произведениям. Некоторые из них так никогда и не вернулись в фантастику.

Так что же, славная революция «Новой волны» 1965–1972 годов была напрасной?

Отнюдь. Эти годы стали временем безудержных крайностей в научной фантастике, «Новая волна» принесла в них немало отвратительной чуши, но создала и произведения, ставшие поистине классикой жанра. Противопоставляя себя закостенелости старой НФ, писатели «Новой волны» заходили порой слишком далеко, скатываясь в самолюбование, что признают сегодня и некоторые из тогдашних бунтарей. Но нельзя сказать, что битва велась впустую.

Со временем прояснились последствия того головокружительного периода. Прежде всего это касается признания писателями и критиками того факта, что научная фантастика может и должна быть чем-то большим, нежели прямолинейное изложением бульварных сюжетов с картонными персонажами. В НФ пришли сложные сюжеты о сложных личностях в сложных и неоднозначных ситуациях.

После краха 1972 года ни у кого не осталось сомнений в том, что сложные, многоплановые произведения способны привлечь внимание читателей не меньше, чем «крепкие» саги о космических вояжах, имитации Толкина или новеллизации мыльных опер. Массовая публика требует стандартной, поточной литературы. И так будет всегда, мы и не рассчитывали на радикальные перемены. Но более серьезная и сложная НФ способна завоевать достаточно большую аудиторию — развитую, требовательную, интеллектуально активную, создать собственную нишу на книжном рынке. Дальнейшее развитие «Новой волны» было, скорее, кризисом эволюции, чем прогрессом, но столкновение старого с новым привело к их синтезу, образовав новую жизнеспособную НФ.