Альфред Барков - Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение

Я бы сказал даже больше. В одном весьма принципиально важном вопросе взгляды Булгакова и Толстого тождественны. Речь идет об их отношении к Русской Православной Церкви.

Глубоко религиозный человек, отдавший четверть века переводам Евангелий и их толкованиям, Лев Николаевич Толстой отказывал Русской Православной Церкви в праве быть духовным институтом русского народа. Терпимый к другим религиям, в своих разборах Евангелий он с большим уважением и даже с какой-то теплотой отзывался о фарисеях, называя их истинными православными. В своих работах о религии он настоятельно советует своим читателям хотя бы ознакомиться с восточными верованиями, в которых сам он нашел немало положительного. Более того, даже свои взгляды об учении Христа он подкрепляет ссылками на эти учения, а в работе «Христианское учение» пришел к построению философии нравственности, которая, по его мнению, может в равной мере быть принята представителем любой религии. Но никогда, ни при каких обстоятельствах Толстой не привлекал в качестве позитивного аргумента опыт Русской Православной Церкви. Толкуя Христово «Богу – Богово, кесарю – кесарево» вопреки догматам РПЦ, он посягнул на святая святых идеологии нашей Церкви, издавна последовательно и неуклонно прививавшей и до сих пор прививающей нам психологию рабской покорности по отношению к сильным мира сего. За что и был отлучен от церкви.

Отношение Толстого к церкви в значительной мере вписывается в понятие о протестанстве, хотя к какой-либо конкретной конфессии западноевропейского толка он себя вряд ли относил2.

Лев Николаевич не дожил до позора нашей Церкви, полностью покорившейся после убийства патриарха Тихона сатанинскому режиму и доказавшей еще раз, что ей все равно, какому кесарю служить – был бы кесарь. Но Булгаков все это видел.

Те, кто смотрят на творчество Булгакова сквозь кремовые шторы «дома постройки изумительной» на Алексеевском (или Андреевском?) спуске Города, могут напомнить автору с укоризной, что вся родня Булгакова как по отцовской линии, так и по материнской была связана с Церковью, что его отец был профессором духовной академии, и что негоже-де «отказывать Булгакову в исторической памяти». Автору это известно. Более того, автор может с таким же успехом привести в качестве аргумента ту же «Белую гвардию», где содержится такое же отношение к Православной Церкви, как и в трудах Л.Н. Толстого. Хотя для того, чтобы такой взгляд сформировался, вовсе не обязательно сверяться именно с Толстым: нужно просто знать эту Церковь изнутри3. И Булгаков знал. К тому же, его отец не был положен в духовный сан и был секулярным профессором духовной академии. Кстати, преподавал он не что иное как… историю западноевропейских христианских конфессий, то есть, протестантство, религию свободных людей, у которых английские короли вот уже который век не имеют права въехать на территорию района Сити в своем родном городе Лондоне без получения пусть формального, но все же разрешения мэра. Своего подданного. Потому что как-то давно уже эти самые подданные, сознающие себя гражданами, взяли и отрубили голову одному своему строптивому королю. Потому что они конфессию такую себе выбрали – конфессию свободных людей, граждан. И если у них возникают проблемы, то они их решают, а не идут с хоругвями к королю-батюшке просить милости, и не ждут очередного партийного пленума, который может назначить лучшего правителя.

Об отношении Булгакова к этому вопросу четко и ясно сказано в ранних редакциях романа «Мастер и Маргарита». Давайте почитаем, куда попал незадачливый буфетчик после своего визита к Воланду:

»… В тенистой зелени выглянули белые чистенькие бока храма. Буфетчик ввалился в двери, перекрестился жадно, носом потянул воздух и убедился, что в храме пахнет не ладаном, а нафталином. Ринувшись к трем свечечкам, разглядел физиономию отца Ивана.

– Отец Иван, – задыхаясь, буркнул буфетчик, – в срочном порядке… об избавлении от нечистой силы…

Отец Иван, как будто ждал этого приглашения, тылом руки поправил волосы, всунул в рот папиросу, взобрался на амвон, глянул заискивающе на буфетчика, осатаневшего от папиросы, стукнул подсвечником по аналою…

«Благословен Бог наш…» – подсказал мысленно буфетчик начало молебных пений.

– Шуба императора Александра Третьего, – нараспев начал отец Иван, – не надеванная, основная цена сто рублей!

– С пятаком – раз, с пятаком – два, с пятаком – три!.. – отозвался сладкий хор кастратов с клироса из тьмы.

– Ты что ж это, оглашенный поп, во храме делаешь? – суконным языком спросил буфетчик.

– Как что? – удивился отец Иван.

– Я тебя прошу молебен, а ты…

– Молебен. Кхе… На тебе… – ответил отец Иван. – Хватился! Да ты откуда влетел? Аль ослеп? Храм закрыт, аукционная камера здесь!

И тут увидел буфетчик, что ни одного лика святого не было в храме. Вместо них, куда ни кинь взор, висели картины самого светского содержания.

– И ты, злодей…

– Злодей, злодей, – с неудовольствием передразнил отец Иван, – тебе очень хорошо при подкожных долларах, а мне с голоду прикажешь подыхать? Вообще, не мучь, член профсоюза, и иди с богом из камеры…

Буфетчик оказался снаружи, голову задрал. На куполе креста не было. Вместо креста сидел человек, курил»4.

Полагаю, что этот эпизод, не включенный писателем в окончательную редакцию, достаточно полно характеризует его отношение к Церкви. Дневниковые записи Булгакова подтверждают вывод как о его отношении к религии, так и к православной церкви. 26 октября 1923 года он внес такую запись о Боге: «… Может быть, сильным и смелым он не нужен, но таким, как я, жить с мыслью о нем легче. Нездоровье мое осложненное, затяжное. Весь я разбит. Оно может помешать мне работать, вот почему я боюсь его, вот почему я надеюсь на Бога»5.

Запись от 11 июля 1923 г. характеризует отношение писателя к РПЦ: «Недавно произошло еще более знаменательное событие: патриарх Тихон вдруг написал заявление, в котором отрекается от своего заблуждения по отношению к Соввласти, объявляет, что он больше не враг ей и т.д. […] В Москве бесчисленные толки, а в белых газетах за границей – бунт. […] Невероятная склока теперь в церкви. «Живая церковь» беснуется»6.

Следует отметить, что эти записи сделаны в дневнике как раз в то время, когда создавалась «Белая гвардия», где отношение Булгакова к этим вопросам и нашло свое отражение.

Таким образом, в отношении Булгакова к религии и к православной церкви никаких принципиальных расхождений во взглядах с Толстым не было. Следовательно, у него не было оснований изображать Толстого в образе Левия Матвея, проклинающего Всевышнего.

… Но давайте, читатель, рассуждать вместе. То, что «роман в романе» является пародией, сомнений, надеюсь, уже не вызывает, как и то, что объектом пародирования является одна из граней творчества Л.Н. Толстого. Не вызывает сомнения и тот факт, что у Булгакова не было серьезных оснований для пародирования Толстого в такой форме. В таком случае единственно возможным объяснением такого противоречия является следующее: это – не чисто булгаковская пародия.

Парадокс? Но он диктуется логикой, а это – неумолимо. И если вдуматься, то никакого парадокса в этом вообще нет. Вспомним, кто является автором «романа в романе»: разве Булгаков? Нет, он надежно дистанцировал себя от такого авторства, лишь изложив то, что написал Мастер в соавторстве с Сатаной-Воландом. Если рассматривать это как творческий прием Булгакова, то здесь тоже есть прецедент – «Театральный роман (Записки покойника)», где Булгаков лишь изложил то, что написал некий Максудов. Правда, там он как будто бы идентифицирует себя с Максудовым, здесь, наоборот, дистанцируется от авторов, но суть приема ведь остается! Тем более: когда был написан «Театральный роман»? – Как раз на переломе работы над «Мастером и Маргаритой», перед тем, как суждено было появиться именно этой, последней его версии.

Теперь, наверное, внимательный читатель не только знает, кто является автором пародии на Толстого, но и досадует на автора за то, что тот такой недогадливый, до сих пор сам не может понять, что и содержание «романа в романе», и его подлинный автор раскрываются несколькими строчками эпиграфа к этой главе (кстати, этот эпиграф появился задолго до того, как ответ был найден).

Да, уважаемый читатель, Вы абсолютно правы. Только догадку эту задолго до нас с Вами, еще в 1931 году, когда и сам роман-то «Мастер и Маргарита» был только один раз уничтожен автором, уже высказал один из идеологов Массолита А.В. Луначарский. Вот что он писал по этому поводу: