Евгения Иванова - ЧиЖ. Чуковский и Жаботинский

Жаботинский наставлял Оболенского: прежде чем столь резко возражать на критику, нужно составить представление о своем оппоненте:

Здесь г. Оболенский, пожалуй, возразит: «Да, я действительно постарался ознакомиться с его статьями, но они оказались слишком трудно написанными, и я не мог их понять». Что ж, это было бы вполне естественно. Я вспоминаю, как г. Чуковский прочитал два доклада в Литературно-артистическом обществе, где среди посетителей, как известно, очень много таких людей, умственный уровень которых равен умственному уровню г. Оболенского, — и там тоже многие говорили, что г. Чуковского трудно понять. Это все так; но ведь если я не в состоянии понять чужую мысль — это еще не резон для того, чтобы заговорить с автором свысока.

Слова Жаботинского о «трудно написанных» статьях Чуковского могут по казаться странными: в историю русской критики Чуковский вошел как мастер легкого, эссеистического по форме литературного фельетона. Но к этому жанру он пришел не сразу, первые статьи в «Одесских новостях» (как, вероятно, и первые выступления в Литературно-артистическом обществе) Чуковский строил в намеренно ученом стиле, напоминавшем более эстетический трактат (читатели могут ознакомиться с ними в т. 6 уже упоминавшегося Собрания сочинений Чуковского). Жаботинскому этот наукообразный стиль нравился, в публикуемых далее письмах к своему подопечному в Лондон он просил присылать статьи именно в таком стиле.

О том, насколько тесным было общение Жаботинского и Чуковского в эти годы, мы узнаем из совершенно неожиданного источника — донесений, сохранившихся в Департаменте полиции. Известно, что в апреле 1902 года Жаботинский был арестован за хранение нелегальных брошюр. В «Повести моих дней» он описал свой арест следующим образом: дорогу в тюрьму «я скоротал за любезной беседой с околоточным надзирателем, и он сказал мне: „Читал я, сударь, ваши статьи, весьма недурственно“… Меня вызвали на допрос… Я спросил: „Запрещенная книга, которую вы нашли у меня, — это памятная записка министра Витте „Земство и самодержавие“. Что в ней преступного?“ Мне ответили, что книга печаталась в Женеве. Это было очень скверно. Но в ней имелось также предисловие на четырех страницах, написанное Плехановым, и это было еще хуже».[52] Кстати, в делах Департамента полиции от этого ареста Жаботинского сохранилось изъятое при перлюстрации письмо Розы Шмулевны Файфель к некоему Орлову в Шальи-Кларан (Швейцария), где речь шла об обысках, предшествовавших аресту Жаботинского. В этом письме говорилось, что 22 апреля на квартире ее родных «при ликвидации наблюдений Летучего отряда за Лазарем Мальцманом и Владимиром Жаботинским был произведен обыск, причем этот обыск результатов не дал».[53]

По выходу из тюрьмы за Жаботинским было установлено наблюдение, и почти сразу среди тех, с кем он встречался, появляется имя Николая Корнейчукова, его невесты Марии Гольдфельд и ее родственника — Григория, за каждым из которых также некоторое время велось наблюдение. Благодаря этому мы можем составить представление о постоянных встречах Чуковского и Жаботинского на коротком отрезке времени — в октябре 1902 года.

В поле зрения Департамента полиции Чуковский попадает раньше Жаботинского, и попадает благодаря знакомству с Моисеем Хаскелевичем Лембергом, принадлежавшим к партии эсеров и незадолго до этого прибывшим в Одессу из-за границы. 14 августа 1902 года в жандармских донесениях зафиксировано:

Лемберг (по кличке Александровский) в 12 3/4 часов дня вышел и <пошел> в контору «Одесские новости» в Пассаже, дом № 33/28, угол Дерибасовской и Преображенской улиц, через 1/2 часа с Николаем Корнейчуком, проживающим в доме № 14 по Ново-Рыбинской улице, прошли оба на угол Ришельевской и Большой Арнаутской, там постояли 1/4 часа, простились, и Лемберг сел на конку и уехал домой, а Корнейчук зашел в дом № 43 по Большой Арнаутской улице, больше не видели.[54]

Наблюдение за никопольским мещанином Жаботинским, проживающим в доме 11 по Красному переулку, которому дается кличка «Бритый»[55], начинается 5 октября 1902 года.

В этот день в 2.30 он «отправился в кофейную при д. № 5 по Красному переулку, что там делал, не видели, а в 11 часов дня к Бритому <пришел> Александр Поляк (кличка Фуражка), где пробыл 1/2 часа и ушел».

6 октября к записи о передвижениях Жаботинского сделано примечание: «состоит под особым надзором полиции. Наблюдается ввиду агентурных сведений, что не прекращает преступной деятельности в качестве пропагандиста». Сами же передвижения зафиксированы следующим образом:

В 12 1/2 дня вышел из дома, и с ним крестьянин Херсонской губернии Николай Эммануилов Корнейчук 20 лет (кличка Большеносый), проживающий в д. № 14 по Ново-Рыбной улице, и <имя пропущено> (кличка Нежинский)[56], прошли все три на угол Дерибасовской и Преображенской улиц и там остановились. Жаботинский отделился от них в контору «Одесские новости» в Пассаже, скоро вышел с газетою, подошел к ожидавшим, дал газету Нежинскому, и там же разошлись. Жаботинский зашел в контору «Одесские новости», и оттуда не видели, а в 7 час. вечера пришел домой, больше не видели.

7 октября. <Жаботинский вышел в 12 3/4 и проследовал по маршруту парикмахерская — «Одесские новости» — пивная при д. 21 по Дерибасовской — Торгово-промышленное общество взаимного кредита — «Южное обозрение» (дом № 7 по Надеждинской ул.), затем сел на извозчика, и след его был утерян на Дерибасовской>. «В 8 1/2 вышел из своей квартиры с Александром Поляк (кличка Фуражка), последний пришел в 7 1/4 часа вечера, и с ним сестра Жаботинского, по мужу — Коппе Тереза, взяли извозчика и на вокзал, там к ним присоединился Нежинский, и все присутствовали при отходе поезда, на котором уехал Великий Князь, с вокзала все к Жаботинскому, более не видели».

9 октября. В 2 часа дня зашел в цирюльню, потом на извозчике в Судебные установления, затем «Одесские новости», затем визит в дом № 7 по Надеждинской ул., опять «Одесские новости» и в 5 часов вечера домой.

10 октября. <12 3/4 — «Одесские новости», 1 1/4 извозчиком в д. № 4 по Маразлиевской ул., в 7 час. вечера вышел и извозчиком домой>.

11 октября. В 4 3/4 извозчиком в Судебные установления, в 15 1/2 извозчиком в контору «Одесских новостей», в 6 час. вечера домой, в 7 1/2 к нему пришел Александр Поляк, в 8 1/2 вышли оба и направились в клуб Литературно-артистического общества, оттуда не видели.

12 октября. <В 11 1/2 парикмахерская>, «оттуда извозчиком В Городское управление, через 1/4 часа в Судебные установления».

14 октября. «В 2 часа дня от Бритого вышел Александр Поляк (Фуражка) и ушел, в 8 час. вечера опять Фуражка пришел и скоро вышел и ушел, а Бритого не видели».

15 октября опять в поле зрения попадает Чуковский, который с этого момента на некоторое время становится объектом самостоятельного наблюдения. В графе «почему учреждено наблюдение» записано: «от Бритого — Владимира Жаботинского». В этот день в донесении записано:

Крестьянин Херсонской губ. Николай Эммануилович Корнейчук 20 лет (кличка Большеносый), проживающий в д. № 14 по Ново-Рыбной улице, в 9 1/2 утра вышел из дому с ношей, которую определить нельзя, и около юнкерского училища утерян спустя 10 мин. Был встречен на Ришельевской улице и приведен в контору «Одесских новостей» в Пассаже, в 12 1/2 дня вышел, прошел по Дерибасовской ул. до Красного переулка, воротился обратно в контору «Одесских новостей», скоро вышел и там же в Пассаже был утерян. В 8 час. вечера пришел домой, и больше не видели.

17 октября в поле зрения полиции попадает невеста Чуковского — Мария Гольдфельд и ее родственник по имени Григорий, за ними на некоторое время также устанавливается наблюдение, и оба они получают клички. Согласно донесению за этот день, он

в 12 3/4 дня пришел домой, в 1 3/4 вышел и на углу Канатной и Ново-Рыбной ул. утерян. В 3 1/2 дня пришел домой. В 4 1/4 часа вышел с одесской мещанкой Марией-Арон-Беровой Гольдфельд, 22 лет (кличка Симпатичная), проживающая в д. № 13 по Стурдзовскому переулку, кв. № 3, и обое зашли в д. № 22 по Малой Арнаутской ул., через 1/4 часа вышли и тут же встретили неизвестного человека лет 24, шатен, роста среднего, в бородке, черная шляпа и серое пальто, коему дана кличка Симпатичный, и все трое зашли в квартиру Корнейчука. В 7 час. вечера вышли и в клуб при д. № 6 по Ланжероновской ул. В 1 час 40 мин. ночи вышли, пришли на угол Пушкинской и Ришельевской ул., разошлись, и Корнейчук там же был утерян, а те пошли домой, т. е. в дом № 13 по Стурдзовскому переулку.