Станислав Бышок - Украина после Евромайдана. Демократия под огнём

В конце 2014 года можно с уверенностью сказать, что он, в целом, прошёл под знаком украинских событий, правда самой Украине особыми достижениями гордиться не приходится. И здесь уместно сравнение с Ливией, также ставшей главным объектом мирового внимания в 2011 г. Не будем подробно останавливаться на всех этапах деградации Украинского государства, вспомним только несколько базовых моментов.

Поводом для начала массовых акций гражданского неповиновения в Киеве стало решение украинских властей приостановить подготовку соглашения об ассоциации между Украиной и Евросоюзом[2]как раз накануне саммита «Восточного партнёрства» в Вильнюсе (28–29 ноября). Вместе с тем, евроинтеграционные усилия Украины, как бы это ни казалось странным, резко интенсифицировались после победы на президентских выборах В. Януковича в 2010 г.

Взаимное стремление к сближению украинской элиты и Евросоюза было обусловлено рядом критериев, по которым должна была бы оцениваться готовность Украины к ассоциации с Евросоюзом. В декабре 2012 года в ходе совета министров иностранных дел ЕС был выработан ряд критериев, по которым должна была бы оцениваться готовность Украины к подписанию соглашения о её ассоциации с Евросоюзом. Список из 19 пунктов получил название по имени её главного автора — Европейского комиссара по вопросам расширения и европейской политики Штефана Фюле.[3] Этот документ содержал в себе требования системных реформ во всех сферах общественной жизни, приближающих страну к европейским стандартам. Их можно условно разделить на направленные на реформу конституционного и избирательного права, реформу судебно-правовой системы, меры, облегчающие свободу торговли и улучшающие инвестиционный климат, а также принятие решений по персональной судьбе «политзаключенных».

Однако и в декабре 2012 г, и на протяжении всего 2013 года, работа в этих направлениях скорее симулировалась, чем велась украинским правительством. Это обстоятельство прекрасно осознавалось в самом Евросоюзе, но для еврочиновников ценностные вопросы, вынесенные в пресловутый «список Фюле», независимо от того, как к ним относится, служили всего лишь формальным обоснованием для того, чтобы продемонстрировать на словах приверженность «западным ценностям», прекрасно при том понимая, что украинским руководством они не будут выполнены ни в сроки до Вильнюсского саммита, ни позже. Эта, без преувеличения, лицемерная позиция будет ещё не раз демонстрироваться Западными странами в отношении украинских событий.

Выходов из сложившегося тупика было несколько. Можно было пойти на предложения России провести переговоры в трёхстороннем формате. Однако, попытки Януковича выторговать себе больше преференций как со стороны России, так и Евросоюза,[4]а также бескомпромиссная позиция европейцев в вопросе «отрыва Украины от России» не позволили этого сделать.[5]

Хотелось бы напомнить, что российское руководство неоднократно заявляло, что подписание соглашения с ЕС, что это «суверенное право украинского народа, украинского руководства в лице президента, парламента и правительства». Добавляя, правда, что любой выбор Украины будет нести за собой соответствующие последствия. В случае открытия украинского рынка для Европы — пересмотр всего блока экономического сотрудничества с Россией.

Но и Европа говорила о том же! Ещё в феврале 2013 года Фюле заявлял, что, хотя Евросоюз и не имеет ничего против сотрудничества между Украиной и Таможенным союзом, но он не может «взять обязательства в рамках Соглашения об ассоциации со страной, у которой нет суверенного права, у которой решение в отношении своей внешней торговой политики находится не в её руках».[6] В отстаивании своих интересов ЕС оказывался даже более жёстким. На предложение о проведении трёхсторонних переговоров между Украиной, ЕС и Россией президент Еврокомиссии Ж.М. Баррозу ответил категорическим отказом.[7] А ведь только такой формат мог гарантировать сохранения экономического суверенитета Украины.

Вторым вариантом разрешения внутриукраинского конфликта могло бы стать решение о проведении референдума — прямого волеизъявления народа по важнейшим вопросам развития государства, каковым безусловно является и выбор внешнеполитической ориентации. Именно для этого и существуют демократические процедуры.

То, что власть не захотела его проводить, и то, что оппозиция объективно оказалась более заинтересована в самопиаре на майдане, а не в задействовании реальных демократических механизмов, говорит о том, что политическая система бывшей Украины была бесконечно далека не только от демократических стандартов, но и от своего народа. Причём это утверждение в равной степени относится и к команде Януковича, и к оппозиционерам, привыкшим, что с 2004 г. Майдан стал чуть ли не главным инструментом народовластия. Именно этот выбор, сделанный в самом начале украинского противостояния — выбор между цивилизованными институтами прямой демократии и охлократией, каковой, безусловно, стал и Майдан, в эгоистичных политических интересах — и предопределил последующее развитие украинского кризиса, приведшее к полной деградации государства и росту нацистских настроений в обществе. Развитие событий на Украине с ноября 2013 г. наглядно иллюстрирует этот тезис.

Первоначальные лозунги майдана о евроинтеграции очень быстро уступили место требованиям об отставке Януковича и «регионалов». Иными словами, вопрос «что делать» полностью потерялся на фоне куда более понятного и простого «кто виноват».

Собственно — эта неспособность оппозиции не то чтобы сформулировать внятную политическую программу, которая, естественно, в революционном угаре была бы никому не нужна, и оказалась бы непонятой, но даже элементарно договориться о совместных действиях в период «победившего евромайдана», т. е. о выдвижении единого кандидата от оппозиции, — послужила причиной тому, что энергия протеста очень быстро иссякала, не находя дальнейших смыслов и, главное, направления для дальнейшей реализации. Действительно, для чего каждое воскресенье собираться на Народное Вече на майдане, если одни и те же лидеры повторяют одни и те же лозунги из раза в раз, даже не думая о том, чтобы переводить их в дело.

К счастью для оппозиции, Янукович и его окружение вновь и вновь, сами, без подсказки, давали поводы для продолжения протестов. Сначала таким поводом для затухающего протеста Евромайдана стал разгон акции протеста на Банковой в ночь на 1 декабря, после чего вокруг майдана появились баррикады.[8] К слову, эта акция была, по сути, попыткой штурма администрации президента на Банковой, предпринятой радикалами из организаций «Чёрный комитет», «Патриот Украины», «Правый сектор» и Социал-национальной ассамблеи (СНА). Затем периодические попытки властей снести «укрепления» вокруг Хрещатика и очистить центр от активистов, неизменно приводили к тому, что засыпающий протест вновь и вновь находил пищу для продолжения и расширения.

Этот маниакально-депрессивный психоз[9] украинского общества продолжался вплоть 19 января, когда в ответ на принятие пакета т. н. «драконовских законов», майдан не активизировался вновь.[10] И дело даже не в том, что схожие законы существуют в том или ином виде в большинстве стран Европы и в Соединённых Штатах, а в том, насколько несвоевременно они были приняты. Принятие непопулярного законопроекта № 3879 в условиях острого политического кризиса произвело эффект разорвавшейся бомбы. В первую очередь бомбы, подложенной под тогдашнюю украинскую власть.

19 января, когда уже не толпа, а подготовленные боевики пошли на штурм административных зданий под лозунгами «Слава провокаторам!», «Против интеграций!» и даже окатили пеной из огнетушителя Кличко, пытавшегося остановить столкновение, можно считать поворотным моментом украинских протестов. Из иллюзии «бунта рассерженных горожан» он окончательно перешёл в разряд становления украинского национализма.

Резкая радикализация протестов, начавшаяся в Крещенье, проведение альтернативной «Народной Рады», были восприняты как сигнал к действию в западных областях Украины, где начались захваты административных зданий и попытки смены власти. Это были уже не бессрочные митинги в центре Киева, непосредственное влияние которых терялось за пределами центральной части Киева, это было началом государственного националистического мятежа, угрожавшего не просто правящему режиму, но непосредственно правам, свободам, и безопасности миллионов жителей других регионов Украины. Этот вывод был сделан автором ещё 25 января[11], и дальнейший ход событий, сожалению, полностью его подтвердил.