Газета День Литературы - Газета День Литературы # 156 (2009 8)

чист и недвижим,

Застыла в белом мареве дубрава.

Над речкой больше

не клубится дым –

Хрустальная по берегам оправа.

Природа спит

в безбрежности своей.

И только вьюга

в переплясе страстном

Наскочит вдруг. Да стайки снегирей

Изранят свежесть утра

цветом красным.

Первая книга у Николая Филина вышла довольно поздно, в 1996 году, когда автору "стукнуло" 33 года. Возраст Христа – как момент истины? Именно тогда он, наконец-то, снова уверовал в поэзию, как в откровение души. Словно вновь обрёл себя после долгого перерыва, поблукав в поисках места под солнцем, если говорить языком стереотипов.

А, ранее покончив с учительством, попробовал по молодости, по неопытности удариться в политику. Каким образом? Через журналистику. Так что обратно в литературу вернулся через неё. Разве журналистика – это не литература? Сколько писателей начинали именно с газетных и журнальных публикаций! Журналистика учит постигать явления жизни с поразительной точностью. И – наоборот – повторяя вслед за Виктором Розовым, можно утверждать, что "если писатель бежит оттого, что видит, что открылось ему, боится это обнародовать, то теряет звание писателя". Николай писал и публиковал о том, что видел, что открывалось ему как журналисту. А не обывателю. По его словам, "давал прикурить местным властям в меру своих возможностей". И как всем нормальным людям ему доставалось от властей за смелые высказывания. В конце концов, он "попал в законченный остракизм" от власть предержащих. И зачем-то прикипели к его журналистскому перу эти слова: остракизм, пароксизм, парадигма и прочие "неадекватные восприятия", которые он потом уже перенёс в стихи. Ни к чему, казалось бы, засорять ими "божественный слог". А может быть, это уже от увлечения философскими измышлениями? Блаватская, Рамачарака, Рерихи..., с другой стороны – Леонтьев, Соловьёв, Розанов... Увлечение философией пришло к нему после того, как на целых пять лет Николай был выключен из общественной жизни Липецка за журналистские дуэли с властью. Тогда мы все много кричали про гласность, про свободу слова. Сладкое слово – свобода! И никто не задумывался о том, как трудно быть свободным в наше время. Да и в любые времена. Но без свободы ты либо раб, либо – плут, другого не дано. Но это, так сказать, в приложении к общественной сопричастности. Общество же чаще всего, на практике, представляет толпу, направляемую "пастырями". И что в итоге?

Убогость мысли, образности тленье

Сомкнулись на изломе бытия:

Потерянное напрочь поколенье,

Истерзанная Родина моя.

И тогда уходишь в другую свободу – в одиночество, в самого себя. Надо сказать, впрочем, что отлучение от общественной жизни Николаю пошло на пользу. Он наконец-то смог перечитать уйму книг, о которых, если бы продолжал работать в газете, не узнал бы вовсе. Словом, человеку творческому необходима свобода от стереотипов жизни.

"Раньше было много для меня в мире неясного", – делится со мной сокровенным Николай. Мы сидим в нижнем буфете ЦДЛ, где всё окружающее способствует тому, чтобы быть откровенным даже перед случайным собеседником. Разговор наш идёт о книгах, чтение которых – это и познание, и развитие собственного воображения, что для писателя не менее важно, чем изображение реальных вещей и событий. Словом, мы оба не мыслим жизни без книг. И уже одно это объединяет нас.

И, конечно же, есть ещё один повод: у Николая только что вышла новая книга стихов. Третья по счёту, но – первая в Москве. Помог с её изданием русский поэт Валентин Устинов, он и на предисловие "расщедрился", в котором назвал книгу "странной и естественной, простой и сложной, красивой и нестерпимой в своей языковой современной привязанности". Оговорив при этом своё личное представление о поэтической стилистике слова. Вот такой он, Валентин Устинов, возглавляющий единственную в России Академию поэзии.

Говоря о поэте, о его книге, принято цитировать что-либо из неё. Так что и я последую этому правилу. Итак:

Загадка – человека естество.

Границы нет могучему раздолью

Его Вселенной, помыслов его,

Его эпохи, обагрённой кровью.

Мы заблудились в мыслях и словах,

Забыли, что возникли из природы,

Погрязли в мелких склоках и делах

И рьяно машем стягом несвободы.

Иллюзию мы возвели в закон,

А всё святое вынесли на свалку.

К чему-то скачем, рвёмся и ползём,

Потом доходит – перегнули палку.

Мне мыслится,

искусственное – тлен,

А всё естественное – там, у Бога...

Опять дымятся ветры перемен

От старого до нового острога.

Чувствуется, не иначе, журналистское влияние – обострять, вскрывать нарывы на теле общества. Публицистика рвётся в стихи. Время сейчас такое, и поэт не должен оставаться в стороне. "Берёзовых лириков" у нас и так достаточно.

После выхода первой книги Николай пять лет осмысливал своё пребывание на земле, как он сам сказал: "постигал заморочки бытия". И только потом у него вышла следующая книга – "Сны под озябшей луной" – в 2004 году. Через восемь лет! Тогда он уже был членом Союза писателей, в том же году, 2004-м, возглавил Липецкую организацию СРП. Так что к сорока годам вернулся к тому, от чего решил было когда-то убежать, – к литературе, к поэзии.

Сейчас Николай Филин – директор Липецкого регионального отделения Литературного фонда России, координатор МАПП в Черноземье. До этого был главным редактором областной газеты "Литературный Липецк" и одновременно – заведующим литературной частью Липецкого государственного академического театра драмы. Даже самому приходилось появляться на сцене, роли были вполне озвученные – мог бы так и остаться артистом. Определённую пользу для себя он вынес и из театральной жизни – опубликовал достаточно много заметок и корреспонденций о друзьях-артистах в областных изданиях, в течение пяти лет освещал в журналах и газетах театральную жизнь города.

Кроме того, заделавшись поэтом, Николай несколько раз возвращался к своей первой специальности – историка. Был учёным секретарем Липецкого областного краеведческого общества, основал в области общественную организацию "Ведическая Русь". На всё у него хватает времени! Но главное всё же – стихи...

Да, чуть не забыл. Липецкая земля связана с такими громкими, знаменитыми фамилиями, как Лермонтов и Замятин. В селе Кропотово, что на степной речке Любашевке, недалеко от тульского города Ефремова, родился отец Михаила Юрьевича – Юрий Петрович. Правда, фамилия у него была несколько иная – Лермантов. Но это уже неважно. И село теперь называется Кропотово-Лермонтово. Разве мог Николай пройти мимо такого исторического факта? И вот уже четвёртый год он устраивает Лермонтовский литературный праздник, на который однажды пригласил и Валентина Устинова. Таким образом, двух современных поэтов сдружил великий Лермонтов.

А кого-то ещё сдружил и Замятин. Евгений Иванович родился в Лебедяни. Тогда это был маленький захолустный городок, неторопливая сонная жизнь которого отличалась своеобразным патриархальным колоритом, который и послужил материалом для многих произве- дений писателя.

И снова Николай Филин на высоте: он учредил областную литературную премию имени Замятина, организует Замятинские чтения, и, естественно, приглашает всех, кому дорого имя автора нашумевшего в своё время романа "Мы" и многих рассказов, навеянных глубокой любовью писателя к русскому народному колориту, к России, с её стихийным размахом и удалью.

Сборник стихов Эдуарда Лимонова "Мальчик, беги!", чьё название перекликается с названием знаменитого фильма Тома Тыквера "Lola rennt" (переведённого у нас почему-то с глагольным удвоением: "Беги, Лола, беги"), вышел почти одновременно с "натурфилософским" трактатом того же автора "Ереси". Неудивительно поэтому, что хронологи- ческая близость оборачивается близостью тематической: многие фрагменты поэтического сборника напоминают версифицированные куски новейшей лимоновской космогонии.