На пути в Дамаск. Опыт строительства православного мировоззрения - Сергей Юрьевич Катканов

подвигов. Она ела не каждый день, спала по несколько часов, на морозе ходила в легкой одежде, непрестанно молилась и получила от Господа многие духовные дары. О подвижнической жизни Евфросиньи узнали по всей Руси. Женщины приходили послушать ее душеспасительные беседы и, возвращаясь обратно в мир, старались вести жизнь более благочестивую. Девушки, следуя примеру Евфросиньи, оставляли женихов и постригались в Ризположенской обители, умножая число молитвенниц за землю Русскую. К преподобной деве приносили больных, и они исцелялись, если призывали Господа именем Евфросиньи.

Что могла сделать слабая женщина в миру, пусть даже став великой княгиней? Не князь, не княжеская дружина, не все русские князья с их дружинами, Батыя остановить не смогли. А она, смиренная молитвенница – смогла. Люди рядом с ней становились ближе к Богу, к Его необоримой силе. Божья сила там где духовная чистота.

***

Мы ложимся спать в Ризположенной гостинице. Монастырь разорен. Его здесь нет. Привел Господь переночевать на святом месте, это радостно, только не покидает чувство внутреннего беспокойства – мы словно бы вместе с разорителями монастыря попираем святыню, беззаконно вселившись сюда. Конечно, мы молились вечером и утром, вот только можно ли назвать молитвой наше суетливое бормотание? Оно не то что Батыя – таракана не остановит. Преподобная Евфросинья, прости нас.

***

Суздаль – удивительный город. В какой бы точке его не находился – ни когда перед глазами не будет меньше трех накупольных крестов. Такое обилие храмов еще больше проступает благодаря тому, что город не растет ввысь. Даже трехэтажный дом кажется здесь высоким, а пятиэтажек нам вообще не довелось здесь обнаружить.

Вот мы на высоком берегу небольшой речки Каменки. Живые тропинки среди высокой травы, деревенское обилие полевых цветов, а рядом – мощные протяженные стены Спасо-Евфимиевой обители, кряжистые приземистые башни – мужественная мощь большого монастыря – крепости, который, кажется готов, как и прежде, принять на себя любой удар.

А на другом берегу, в низине, словно на блюдечке, белеет женская Покровская обитель. Она утонченно-изящная, сахарно-хрупкая, ей словно бы не нужна крепостная твердость рядом со своим мужественным собратом.

Двенадцать крепких башен имеет Евфимиев монастырь. Двенадцать своих лучших учеников разослал во все края старец Дионисий, родоначальник пещерного монастыря на Волге, в Нижнем Новгороде. Эти посланцы призваны были основать новые монастыри, а один из них, инок Евфимий, по просьбе суздальского князя Бориса, пришел сюда, на берег Каменки. Было это в 1351 году. Наступила новая эпоха, и Евфимию суждено было оказаться в центре судьбоносных событий.

Владимиро-суздальская земля выносила в себе Москву – новый центр Русской державы, оплот единения, сплоченности некогда разрозненных княжеств. Но не легко было суздальским князьям прощаться с былым державным значением своего княжества, вокруг которого несколько столетий вращалась русская жизнь. Сначала была Ростово-Суздальская земля, потом Владимиро-Суздальская и вот настало Нижегородско -Суздальское княжение. Желание противостоять централизующей силе Москвы вызвало в суздальских князьях желание бегства дальше на восток – они перенесли столицу своего княжества в Нижний Новгород.

Было время, когда верный Божьей воле князь Андрей мощно сдвинул Русь в этом направлении, однако, дальнейшее продвижение центра на восток шло уже от извращенной воли человеческой, от княжеского своеволия. Это могло бы закончиться трагедией, по крайней мере, большой гражданской распрей. Но в чем была сила боголюбивых русских князей? Они порою впадали в плен страстям мира сего, они иногда несусветно дурили, рискуя наломать великих дров. Но они всегда внутренне боялись собственных греховных наклонностей, они видели в них опасность и для себя, и для княжения, а потому чувствовали потребность иметь рядом с собой настоящих богомольцев. Князья воздвигали монашеские обители, не жалея на это ни сил, ни средств. А молитвы преподобных иноков возвращали князей на стези Божьей правды, когда доводилось им сбиваться на пути своевольного высокоумия.

Может быть, Нижегородско-Суздальский князь Борис спас себя и княжество, когда решил основать монастырь, получивший позднее имя преподобного Евфимия. Инок Евфимий пришел с Волги на Каменку уже духовно зрелым монахом. А здесь, молитвой, потом и слезами воздвигнув новое монашеское братство, он стал настоящим сосудом Благодати Божией. Господь открывал святым свою волю, а потому они были лучшими княжескими советниками. Преподобный Евфимий был к тому же духовным другом преподобного Сергия и не раз бывал у него в гостях в радонежском лесу. Богомудрые старцы беседовали, очевидно, и о том, что в руки Москвы Господь вложил будущее России, трудно князьям – сепаратистам "идти против рожна".

Но убеждений одного преподобного Евфимия, видимо, не достало своевольному князю Борису, сердце его скрипело, очень хотелось быть великим даже в ущерб величию Руси. И тогда в 1365 году в Нижний Новгород пришел сам преподобный Сергий Радонежский с тем, чтобы умиротворить князя Бориса. Растворенные любовью слова "игумена всея Руси" упали в сердце князя на почву, уже подготовленную преподобным Евфимием. Борис смирился и решил покориться Москве. Бессмысленной междуусобной брани удалось избежать.

***

А Покровский женский монастырь, что на другом берегу Каменки, вырос усердием старшего брата князя Бориса, суздальского князя Андрея. Однажды, во время плавания по Волге, он едва не лишился жизни и дал обет устроить монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Создание женской обители благословил преподобный Евфимий, пожертвовавший ради этого земли, принадлежавшие его монастырю. Он же предсказал великое будущее нового монастыря: "В грядущие дни распространится обитель честного и славного Покрова Пресвятой Богородицы и будет славной во всех концах земли Русской".

Ныне это единственный действующий монастырь Суздаля. (Некогда здесь было до 15 обителей). Покровский монастырь был возобновлен в 1992 году, а в 1995-м здесь подвизалось уже более 40 сестер.

Вот мы на утренней литургии в монастырском храме, в древних стенах холодно, особенно по сравнению с теплым солнечным деньком, который стоит снаружи. Уставное монастырское богослужение бесконечно тягуче, заунывно и, кажется, не кончится ни когда. Нам, привыкшим к более кратким и динамичным приходским службам, кажется, что мы попали в совершенно иную реальность. Сердце томится. Неужели мы здесь чужие? А нам хочется быть своими. Хочется, да только готовы ли мы ради этого потрудиться? Ноги леденеют и немеют, протяжность службы начинает, прости Господи, раздражать. По храму бесшумно скользят инокини – тени иного мира.

Мы спрашиваем у священника, который закончил исповедь, можно ли приложиться к мощам преподобной Софии Суздальской. Он сдержанно кивает, я подхожу к раке и немею: мощи открыты, а мне ни когда не доводилось прикладываться к открытым мощам. Я отошел в благоговейном ошеломлении, а священник с суровым видом сразу же за мной закрыл мощи. Стало понятно, что мощи открывали для монахинь и оставили открытыми просто по недосмотру. Я, грешный мирянин, не был