Вл Гаков - Побег из детства (Юные годы писателя Рэя Брэдбери)

Он знакомится с миром американской научной фантастики. Не с книгами - а с самим этим миром. И сам становится частью его.

* * *

Произошло это в 1937 году.

Много всего случилось в этот год. Рэй открывает для себя Томаса Вулфа и покупает первую настоящую пишущую машинку за 10 долларов, сэкономленных на школьных завтраках. Он интересуется политикой, хотя, вероятно, еще не знает, что его набирающий известность земляк, молодой журналист и писатель, по имени Эрнест Хемингуэй, уже шлет на родину первые военные репортажи из пылающей Испании.

В самой Америке все тихо. Весной Рэй заканчивает предпоследний класс школы, и вот тут сюрприз так сюрприз: "отлично" по рассказу (в этом несомненная заслуга учительницы Джаннет Джонсон, которую он никогда не забудет), "отлично" и по драматургии*, и даже по астрономии - но вот по языку позорный провал. Это так же загадочно, как и легендарные тройки по физике у Альберта Эйнштейна...

______________

* Школа была с гуманитарным уклоном, и по этим дисциплинам также сдавались экзамены.

А в один из ранних сентябрьских дней, роясь в книжных развалах близлежащего магазинчика, мальчик неожиданно разговорился с незнакомым сверстником, таким же фанатиком научной фантастики. История "фэндома" (так называют свое объединение "фэны") сохранила нам его имя: Боб Кампок. Он знаменит единственно тем, что после разговора с ним у Рэя Брэдбери открылись глаза.

Оказывается, он жил совсем рядом с волшебной страной Оз - и ничего не знал! Оказывается, вот уже четыре года лос-анджелесские "фэны" регулярно собираются в маленьком кафе "Клифтон" на одной из улочек в южной части города, не без претензии названной Бродвей. Оказывается, они даже создали собственную организацию - "Лос-Анджелесский Клуб Научной Фантастики" (позже "Клуб" поменяли на "Общество"). И там спорят до хрипоты, и многие сами пробуют писать, а есть и такие, кто успел прославиться в профессиональных журналах! А еще там меняются книгами, устраивают совместные пикники за городом, печатают на мимеографе собственный "клубный" журнальчик "Воображение!"...

Господи, куда же он смотрел? И как мог упустить из виду ТАКОЕ! Получив от своего нового знакомого адрес, 7 октября Рэй явился на очередное заседание Клуба. И началось...

Через неделю он уже по уши в работе: пишет для клубного журнала и сам рисует заставки. В тот год, за одну только осень, он написал двадцать фантастических рассказов, и все они, как один, были отвергнуты редколлегией школьного альманаха. Не беда, теперь у него есть "Воображение!" - вот где можно развернуться по-настоящему! И действительно, первый рассказ Рэя Брэдбери, "Дилемма Холлербокена", спустя полгода появился именно в этом журнале.

...Сейчас американский "фэндом" относится к Брэдбери со смешанным чувством обиды и почтения. Обиды - из-за ухода Брэдбери в большую литературу, а ведь всякий профессионализм для истинного "фэна" - что-то вроде измены незримому кодексу этого забавного и странного "ордена" энтузиастов. Почтения - из-за несомненных заслуг юного Брэдбери перед "орденом". И еще, вероятно, присутствует подсознательное чувство гордости: великий человек, чья слава простирается далеко за границы мира научной фантастики, а вышел, что ни говорите, из лос-анджелесского "фэндома".

Но все это позже, а пока наш герой становится "фэном".

В конце тридцатых это высокий, крепкого сложения юноша (многие даже считают, что он занимается боксом), невероятно близорукий и постоянно освещающий всех своей широченной улыбкой. Большим шутником слывет он среди друзей, и его бесконечные шутки и проказы даже раздражают. Любит он баламутить, это отмечают все: катаясь однажды на лодке по озеру нью-йоркского Сентрал-парка, он так распелся, что пришлось вызвать администрацию. А легендарная брэдбериевская "Похлебка Вурдалака" (интересно, что бы это могло быть?) вызвала скандал в каком-то кафе... Кстати, поесть он любил. Постоянные посетители небольшой сосисочной "Горячие собачки Хьюго" могли часто видеть белобрысого долговязого парня, который одной рукой держал раскрытый журнал научной фантастики, а другой отправлял в рот солидную порцию сосисок, называемых в Америке "горячими собачками". А в одном из воспоминаний о ранних годах "фэндома" натыкаемся на забавную фразу: "...гости могли насладиться зоопарком, видом звездного неба в планетарии и видом местного "фэна" Рэя Брэдбери, уплетающего полдюжины "горячих собачек" за один присест".

Весной тридцать восьмого года - выпускные экзамены, сданные на "отлично". Пришло время подумать о своем будущем. Брэдбери пока еще точно не решил, кем станет - писателем или актером: он не расстается с книгами Стейнбека и Хэмингуэя, в которых только что влюбился, но в то же время постоянно пропадает с какой-нибудь театральной труппой. А пока суд да дело, начинает зарабатывать себе на жизнь, торгуя с лотка местной газетой "Лос-Анджелес дейли ньюс". Заработок небольшой, 10 долларов в неделю, но зато решена проблема коммуникаций: теперь его друзья по Клубу знают, что по утрам Брэдбери наверняка можно поймать на углу улиц Нортон и Олимпик.

Окончательный выбор между литературой и театром произойдет позже. Вообще неизвестно, кем бы стал Рэй Брэдбери, если бы молодым актерам и драматургам, его сверстникам, пришла в голову идея создать нечто подобное Лос-Анджелесскому Клубу НФ... И нет сомнений в том, что на будущий окончательный выбор в значительной мере повлияло событие, которое всколыхнуло Америку и резко повысило акции молодой научной фантастики.

Вечером 30 октября 1938 года по радиостанции "Коламбиа Бродкастинг" был передан сорокапятиминутный сенсационный репортаж о высадке в Нью-Джерси кровожадных захватчиков-марсиан. Миллионы американцев поддались панике, она не утихла, даже когда выяснилось, что это всего-навсего оригинальная радиоинсценировка уэллсовской "Войны миров"... Молодой режиссер с точно такой же фамилией - Орсон Уэллс* - и не подозревал, насколько глубоко в сознание его соотечественников проникли сюжеты и идеи научной фантастики. Как не подозревал никто до этой радиопередачи, насколько же всесильны средства массовой информации. Уэллс-то думал, что слушатели догадаются хотя бы бросить взгляд на раскрытый календарь: 31 октября, канун праздника Хэллоуин, - ну кого в этот день можно всерьез напугать!

______________

* Отличались фамилии только правописанием (Wells и Welles).

Однако время научной фантастики пришло, эта литература уже доказала свою значимость в мире, который сам становился все более и более фантастическим.

Наступает тридцать девятый год - финишная прямая нашего путешествия. Семя уже проросло в земле, и маленький зеленый стебелек начал свое трудное восхождение наверх, к свету.

Год начала второй мировой войны, год бетатрона и электронного микроскопа оказался памятным и для Рэя Брэдбери. В июне он решил, что созрел для выпуска собственного любительского журнала. Печатался журнал (Брэдбери назвал его "Футурия Фантазия") на мимеографе, а иллюстрации на обложке и внутренние рисунки делал талантливый художник Ханнес Бок, с которым Брэдбери свяжет долгая дружба. В числе авторов журнала были и новички и уже "маститые": прислал несколько своих рассказов любитель (пока!) Роберт Хайнлайн, в недалеком прошлом морской офицер, вышедший в отставку по состоянию здоровья, а кроме него, один из приятелей Рэя по Клубу, уже не раз печатавшийся. С этим красивым юношей - у него были черные вьющиеся волосы и тонкая ниточка усов над верхней губой - Брэдбери особенно подружился в последний год: Генри Каттнер (так звали друга) уже имел опыт литературной деятельности и охотно помогал начинающему приятелю. Когда советом, а бывало, что и просто переписывал рассказы молодого Брэдбери.

Летом же произошло событие, оставившее у Брэдбери ощущение приятного шока: с помощью друга-"фэна", одолжившего ему деньги на дорогу, он посещает Всемирную Нью-Йоркскую Ярмарку, словно специально открытую для любителей фантастики. Чего там только не было: города будущего, выставка "Дорога завтрашнего дня" в павильоне Форда, все стороны титанической деятельности человека на Земле и в космосе! И самое прекрасное - это гигантская "футурама", построенная фирмой "Дженерал Моторс". Рэй словно вглядывался в места действия своих не написанных еще рассказов, насколько ловко и тщательно были сработаны все эти макеты и фотографии.

Лозунгом Ярмарки было: "Я видел будущее", а ее эмблема (шар и рядом с ним игла, устремленная в небо) словно сошла с обложки НФ журнала. "Футуристическим" настроениям поддались и местные нью-йоркские "фэны", решившие в субботу 4 июня созвать в своем родном городе Первый всемирный съезд (или Конвенцию) любителей фантастики. Правда, "всемирного" сборища не получилось, так как собралось всего 200 с лишним американцев, да и те, как назло, перессорились, разделившись на враждующие группировки (что позволило репортеру из "Тайм" назвать участников Конвенции "нервными и суетливыми жучками, ползающими по страницам своих копеечных журнальчиков"). Но начало было положено.