П Громов - Н С Лесков (Очерк творчества)

Так постепенно совершался "трудный рост" Лескова. В 1894 году он писал Толстому, что теперь не мог бы и не стал бы писать ничего вроде "Соборян" или "Запечатленного ангела", а охотно написал бы "Записки расстриги"; "но этого в нашем отечестве напечатать нельзя", - прибавил он.

Особенно важна для понимания смысла и дальнейшего движения темы "праведника" в творчестве Лескова повесть "Очарованный странник" (1873). Здесь Лесков уже отходит от церковной темы: черноземный богатырь Иван Северьяныч Флягин, видом своим похожий на Илью Муромца, знаток лошадей, "несмертельный" авантюрист, становится монахом-черноризцем только после тысячи приключений, когда ему уже "деться было некуда". Особым и глубоким смыслом наполнен длительный и кажущийся на первый взгляд почти бессвязным до того разнообразны и даже ни с чем порой несообразны перипетии этой человеческой судьбы - рассказ о странствиях по жизни Ивана Флягина. Исходная точка этих странствий - крепостное, дворовое положение героя. Оно освещено особым, чисто лесковским образом. За нагнетениам странных предзнаменований, примет таинственной "судьбы", нависшей над будущим странником, читатель видит горькую правду крепостнический отношений. Иван Флягин ценой безмерной самоотверженности спас жизнь своему барину, но его можно нещадно высечь из-за того, что он не угодил хозяйкиной кошке. На этой теме-теме оскорбленного личного достоинства - Лесков не особенно настаивает, потому что его в этом случае интересует другое, его интересует дальнейшее углубление и развитие этой же темы. Важнее всего то, что в сознании Ивана Флягина нет никакой опорной точки, никакой нити, связующей отдельные проявления его личности. Неизвестно, как он поступит в том или ином случае он может поступить и так, и совсем иначе. Внутренняя размытость норм сословной жизни здесь сказывается отсутствием нравственных и вообще каких-либо иных критериев душевной жизни. Случайность - таков главный признак "душевного хозяйства" Ивана Флягина в начале его странствий. Вот один из эпизодов начала странствий Ивана Флягина. Иван стережет и нянчит чиновничье дитя, мать которого ушла от мужа к некоему офицеру. Мать хотела бы увести с собой ребенка, Иван не поддается никаким уговорам и не льстится ни на какие посулы. Дело происходит на морском берегу, и вдруг Иван замечает, что "по степи легкий улан идет". Это офицер идет на помощь своей возлюбленной. Единственная мысль, которая возникает у Ивана, - "вот бы мне отлично с ним со скуки поиграть", "бог даст, в свое удовольствие подеремся". И Иван действительно провоцирует наглейшим образом драку. Но корда появляется чиновник, отец ребенка, с пистолетам, направленным на соперника, Иван хватает ребенка в охапку, нагоняет только что смертельно им оскорбленного офицера и его возлюбленную и удирает с ними. Это - не заговоривший вдруг голос совести, а чистая и, так сказать, последовательная и беспредельная случайность, как единственная норма внутренней жизни. Именно это полное безразличие и к добру и к злу, отсутствие внутренних критериев и гонит странника по миру. Случайность внешних перипетий его судьбы органически связана с особенностями внутреннего мира странника. Сам же такой тип сознания создан распадом старых общественных связей.

Эпопея странника есть вместе с тем (и это главная ее тема) поиски новых связей, поиски высоких нравственных норм. В результате "хождения по мукам", странничества, Иван Флягин обретает эти высокие нравственные нормы. Важно то, как он находит их. Кульминация духовной драмы странника - его встреча, с цыганкой Грушей. Этой встрече предшествует крайняя степень духовной пустоты, выражающаяся в бессмысленных и диких запоях. Случайно встреченного в трактире человека из "благородных", деклассированного дворянина-босяка, Иван Флягин просит избавить его от этой немочи, и тот его избавляет (сюжет "Очарованного странника" вообще отмечен чертами сказочного эпоса). Пьянчужка-"магнетизер" и выговаривает словами смысл происходящего с Флягиным. Его запой, так же как и падение самого "магнетизера", - следствие опустошенности и потери старых общественных связей. Как рассказывает странник, "магнетизер" "пьяного беса от меня свел, а блудного при мне поставил". Флягин самоотверженно, с бесконечной готовностью служить другому человеку, влюбился в цыганку Грушу. В другом человеке, в бесконечном к нему уважении, преклонении перед ним нашел странник первые нити связей с миром, нашел в высокой страсти, начисто свободной от эгоистической исключительности, и свою личность, высокую ценность своей собственной человеческой индивидуальности. Отсюда - прямой путь к любви, еще более широкой и всеобъемлющей, - любви к народу, к родине. Эпопея "хождения по мукам" оказалась драмой поисков путей служения родине. В монастырь страниик попал не по призванию, религиозному фанатизму, не потому, что так судила сказочная "судьба". Он попал туда потому, что "деться было некуда" выломившемуся из своей среды человеку. Он ведет речи, совершенно несвойственные монаху: "Начитываю в газетах, что постоянно и у нас и в чужих краях неумолчными усты везде утверждается мир. И тут-то исполнилось мое прошение, и стал я вдруг понимать, что сближается реченное: "егда рекут мир, нападает внезапу всегубительство", и я исполнился страхом за народ русский..." В конце повести Флягин сообщает слушателям, что собирается идти воевать: "Мне за народ очень помереть хочется". На вопрос: "как же вы: в клобуке и в рясе пойдете воевать?" - он спокойно отвечает: "нет-с; я тогда клобучек сниму, а амуничку надену". Это уже не столько "повесть", сколько эпос, имеющий сказочную основу: о герое-богатыре, которому смерть на роду не написана, не смотря на постоянные опасности. Отсюда - прямой ход к "Несмертельному Головану" и к дальнейшим "праведникам" Лескова, которые сильны тем, что, сами не подозревая этого, оказываются носителями высоких нравственных качеств. Именно они, с точки зрения Лескова, являются создателями русской жизни и истории, и именно поэтому сам писатель с такой энергией и с такой страстью "перебирает людишек", чтобы найти среди них опору для будущего.

Таким образом, тема "праведника" в творчестве Лескова в целом чрезвычайно значима. В ней, в этой теме, выражено стремление писателя найти в эпоху распада старых общественных связей новые нормы поведения, нравственности, и шире - нового национального самоопределения. И с этой точки зрения чрезвычайно важно и показательно движение, развитие, изменение этой темы в художественной работе Лескова. Все более и более явственно отпадает от образа "праведника" консервативная ограниченность, на время заслонившая от Лескова социальное значение поисков положительного героя. Эта консервативная ограниченность в целом ряде случаев определяла иконописно-стилизованное решение темы "праведника", идеализацию "смирения" и "покорности", граничившую подчас в художественном плане (особенно это заметно в излюбленном одно время Лесковым жанре "житий"); со слащавостью. С этой точки зрения - уже смена протоиерея Туберозова странником Иваном Флягиным достаточно явно обнаруживает сдвиги в творческом сознании писателя. Для дальнейшего движения темы важнее всего то, что "праведиичество" у Лескова все больше демократизируется. Писатель стремится найти "праведника" в "выломившемся" человеке любого сословия, преодолевающем ограниченность сословных норм, - об этом хорошо писал М. Горький, считавший особым достоинством Лескова подобное решение проблемы.

Принципиально важно для демократических тенденций Лескова то обстоятельство, что "праведничество" связывается в представлении писателя с творческим отношением простого русского человека к труду, со своеобразным "артистизмом" в труде. Уже Иван Флягин характеризовался как человек-артист; правда, возникал вопрос об этой особенности характера в плане общего отношения героя к жизни, общих особенностей его места и поведения в жизни. Отсюда - тема "очарованности", "легкого", артистического отношения к жизни. Эта сторона лесковской постановки темы сохраняется и в вещах, специально демонстрирующих трудовую удаль, размах и артистичность простого русского человека. В этом отношении очень типичен для Лескова его "Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе" (1881). Трудовая виртуозность здесь становится подлинным художеством, артистичностью. Но не без горечи (а может быть, вернее сказать, - горькой иронии) Лесков подчеркивает в этой виртуозной трудовой умелости черты чудачества, почти что эксцентрики. Результат чудодейственного трудового мастерства вполне бесполезен, и, ярчайшим образом демонстрируя творческие возможности, творческую фантазию, артистическую умелость простого русского человека в труде, сюжет лесковского произведения показывает в то же время, как неумно, нерационально, бессмысленно используется при существующем социальном строе животворный родник народной талантливости. Сюжет, представлявшийся на первый взгляд "чудаческим", "эксцентрическим", начинает играть яркими социальными красками. Но и само "чудачество" тут - не случайная краска. Оно ведь тоже выражает ту же социальную тему, относится к тем "загадкам русского быта", великим мастером разгадывания которых считал Лескова Горький. Ведь чудаческую, эксцентрическую форму талантливость приобретает вполне закономерно, Лесков недаром так любит людей странных, необычных профессий ("Штопальщик", 1882). В особенных условиях закостенелого, искусственно сохраняемого сословного быта крайние эксцентрические формы принимает и следование традиционным сословным нормам и "выламывание" из них. Лесковские "чудаки" и "эксцентрики" свидетельствуют о большом и разнообразном знании писателем русской жизни. Весело и увлекательно повествуется у Лескова о том, как изготовляется стальная блоха, читатель должен "заразиться" - и "заражается" веселым, артистическим отношением героев к своему делу. Но читателю вместе с тем должно стать горько в итоге повествования: рассказ о бессмысленно растраченном таланте по существу ведь трагичен. Лесковский "гротеск" наполнен тут глубоким социальным смыслом.