Александр Дугин - Русская война

Воина отличает именно позитивный, созидательный, экспансивный принцип, переизбыток силы и энергии. Эта солнечная световая агрессия в нем изначальна. И лишь потом, на втором этапе реализации, – и лишь по отношению к тому, что выступает для воина в качестве препятствия, – созидание превращается в разрушение, уничтожение, смерть. Эта разрушительная сторона воинов и войны проистекает не из «желания», а из препятствия к его осуществлению. Иными словами, смерть и разрушение, которые неразрывно ассоциируются у нас с войной, на самом деле являются не основным, но побочным, второстепенным элементом воинского архетипа. Воин хочет созидать и строить. Но реальность устроена так, что ему всегда кто-то или что-то мешает, препятствует, становится поперек пути. Вот это препятствие и подлежит уничтожению, каким бы оно ни было – враждебным ли государством, либо косностью масс, либо неподатливостью природной среды, либо недисциплинированностью и своеволием низших, безответственных слоев – работников, торговцев, просто разноликого сброда. Здесь и только здесь проступает отрицательная, негативная сторона воинственного начала.

Воплощение высшей формы созидательности кшатрия – государство – упорядочивающая система, приводящая хаотический разнобой частных интересов и стремлений к единому гармоничному ансамблю, воплощающему строй и порядок, свойственный высшим, невидимым мирам духа на этой несовершенной земле. По мнению немецкого философа Ганса Блюхера, «государство – это чисто мужское создание, оно возникло из Mannerbund, древнеарийских мужских воинственных союзов». В государственном строительстве воплощается высший момент кшатрийского желания, это – венец воинской любви.

Традиционное общество дифференцирует этику в зависимости от типа. Для жреческой касты рекомендуются воздержание, аскетизм, полная отвлеченность от мирских дел – как в их созидательной, так и в разрушительной ипостаси. Убить человека, погрузиться в социально-политические процессы, пожелать женщину – ужасный грех и нравственное падение для жреца. Для воина все наоборот. Если он нерешителен, вял, равнодушен, безволен, безразличен, пассивен, нетемпераментен, дрябл, отвлечен от жаркой плоти бытия, он никуда не годится и лишь позорит свое сословие, свой архетип, свою касту. От хорошего кшатрия, конечно, требуется повышенное внимание к духовным советам жрецов, верность Традиции, смирение перед принципами, понять которые ему не дано и которые являются прерогативой созерцателей. Но он не должен подражать жрецам, не должен быть «слишком» созерцательным, это идет против его кастовой этики. Лучше для воина вначале сделать, а потом подумать. Даже в том случае, если он совершит что-то не то, кастовая этика полностью оправдает его. У древних кельтов архетипом воина был герой Кухулин. Во время боя он впадал в такое бешенство – преображался в грозное божество, глаза вылезали из орбит, язык вываливался, волосы превращались во вздыбленную гриву, – что легко мог перебить, не разбираясь, и своих и чужих. Для того чтобы охладить его, спутники часто выставляли отряды обнаженных девиц и ряды бочек с ледяной водой. Только неожиданное зрелище и серия холодных бань приводили героя в чувство.

Показателен также сюжет из «Махабхараты», где голова главного злодея – предводителя Кауравов, – уже будучи отделенной от тела, провозглашает гимн верности воинской этике: «сражаться до конца и с максимальной храбростью, удалью и мощью даже за самое злое и неблаговидное дело». Показательно, что после кончины этот отрицательный персонаж, но прекрасный воин отправляется, по свидетельству индусского эпоса, на небо, в рай!

Эта этическая гибкость не исчезла и в христианском мире, где для признания святыми князей, василевсов и императоров, с одной стороны, монахов и отшельников – с другой, применялись совершенно различные критерии. От императоров требовались выдающиеся заслуги по защите Православной империи и Церкви, на личные же, подчас довольно дикие, проступки закрывались глаза. Не таково было отношение к представителям клира и монашества: здесь нормы личного поведения и верности аскетическому пути были неукоснительным требованием. В этом следует видеть отнюдь не цинизм или лицемерие, но духовный, кастовый реализм, свойственный любому полноценному традиционному обществу.

Еще одна отличительная черта кшатрия – любовь к риску. Это особый идеализм воина. Почести, славу, самоутверждение он всегда предпочитает комфорту и обеспеченности. Ему важно не обладать и сохранять, но рисковать, двигаться, будоражить, ставить свою и чужую жизнь на ту грань, где веет истинный дух свободы и чести. Воинский идеализм – особый, его горизонты довольно конкретны. Его не очень интересует радикальный спиритуализм чистых аскетов, плоды деяний своих воин хочет видеть более возвышенными, но ощутимыми. И в данном случае на первое место выступает область общественного служения, преданность конкретным, но масштабным формам – Церкви, Государству, Нации, Обществу. Кшатрий – существо политическое по определению. Именно в политике, в вопросах государственной власти может он в полной мере осуществить свои архетипические чаяния. И в мирной жизни, и на войне кшатрий занимается одним – политикой, отстаиванием интересов «полиса», общественной реальности. Только такой масштаб, намного превосходящий личное, частное благополучие, представляется для подлинного воина достойным и приемлемым. Ради почестей и славы, ради того, чтобы возвыситься до уровня Государства, истинный аристократ-воин готов пойти на все. В определенных (негативных) случаях это приводит к преступлениям, интригам и тирании. Но это неизбежные издержки архетипа. Гораздо хуже, когда у воина отсутствует кшатрийское честолюбие. В таком случае он грешит не в рамках архетипа, но совершает преступление против всей своей касты. Военный, предпочитающий уют и спокойствие, трусоватый, пацифистски настроенный, конформный и нечестолюбивый, прилипший к синекуре и теплому местечку, гораздо опаснее и отвратительнее самого зловещего и тщеславного выскочки. «Желание» может привести как к добру, так и ко злу. Его отсутствие сразу же дисквалифицирует воина, ставит его вне закона касты. Таким лучше заведомо идти в торговый сектор или на производство.

Патриотизм воина вытекает из самой структуры его сословного статуса. Родина для него – единственная реальность, достаточно масштабная для осуществления кастовых амбиций. Поэтому служение Родине – это минимально необходимый уровень для реализации «желания». То, что лежит ниже этого, подлинный воин считает недостойным себя.

Надо сказать несколько слов и о третьей касте – касте тружеников и торговцев. К ней в индуизме – и, шире, в традиционных индоевропейских обществах – было вполне доброжелательное отношение. Все негативные элементы – отбросы общества – концентрировались в дополнительных «кастах», возникших на более поздних исторических этапах, когда нарушилась однородность древних арийских обществ. Но представители этих «подкастовых» сословий – шудр, чандал и т. д. – долгое время вообще не считались людьми, поэтому и рассматривать их не имеет смысла.

Третья каста – вайшьи – очень похожи на кшатриев, воинов, но только степень их пассионарности и масштаб деятельности существенно ниже. Вайшьи – это как бы «разбавленные кшатрии». Их активность заземлена, занижена, их тщеславие и дерзость ограничены материальной сферой, область их мужского самоутверждения относится к частному сектору и индивидуальному благополучию. Они – в отличие от брахманов – целиком погружены в земное, но, в отличие от кшатриев, – в мелкомасштабные аспекты земного. Вайшьи не способны возвыситься до истинной политики, не готовы рисковать жизнью ради славы и чести, не хотят пускаться в сложный путь огненной страсти и экспансии. Они рачительны и домовиты. Обстоятельны и рассудочны. Они либо ремесленники, либо торговцы. Они предпочитают размеренное и мирное течение жизни, домашний очаг, крепкую семью, консервативный распорядок. Их потребности разумны, их соображения предельно конкретны. У них отсутствует воображение, дух авантюры и риска. Они бывают хорошими солдатами и младшими офицерами в случае военных действий, составляют подчиненные отряды кшатриев. Но в войне их более интересует добыча, нежели слава. Они патриоты, но по эгоистическим, семейно-родовым и рациональным мотивам. Они склонны к конформности и покорности. Однако болезненно реагируют, когда Государство чрезмерно вмешивается в их приватную сферу.

Вайшьи – позитивный элемент, основа общества, но они патологически не способны организовать общество сами. У них фатально отсутствуют социальный масштаб и вкус к истинной политике, не говоря уже о метафизических качествах жрецов.