Газета Завтра Газета - Газета Завтра 305 (40 1999)

Например, милиция не имела права проникать в ваше жилище. Полиция такое право получает. Что это значит? Это значит, что полицейские могут при необходимости пролезть к вам в окно или сломать стену, или любым иным желательным для них способом — даже против вашей воли. А поскольку сопротивление полиции — это уже административное правонарушение, то вас заберут не на час для выяснения личности, а на целых пятнадцать суток. Вот простейший способ обогащения уважаемых сотрудников внутренних дел.

Очень интересно, что полицейские получают и право изъятия любых документов, включая документы по финансово-хозяйственной деятельности как у физических, так и у юридических лиц. Банковская и налоговая тайна для сотрудников полиции, таким образом, отменяется полностью.

Сотрудники полиции получают также право заниматься экспертизой антитеррористической защищенности любых объектов. Я напомню, что многочисленные террористические акты против сотрудников и объектов МВД, в том числе на Северном Кавказе, к сожалению, указывают на некомпетентность милицейских структур в этом вопросе. Между тем, полицейские получат право проверять на предмет антитеррористической защищенности вашу квартиру, ваш офис — всё, что им заблагорассудится. А если им что-то не понравится? Вот вам второй способ обогащения.

Также сотрудники МВД теперь получают право использовать чужое имущество. Относительно автотранспорта дело обстоит еще более или менее разумно. Есть норматив правительства о порядке предоставления автотранспорта для нужд полиции. Это нормально. А вот для пользования вашей мобильной связью, как служебной, так и личной, аналогичной инструкции нет. Да, по закону, полицейский должен иметь свой мобильный телефон, но может воспользоваться и вашим — например, с целью экономии денег.

Закон вносит такую юридическую новеллу, что, например, право быть предупрежденными перед открытием по нам огня на поражение сотрудник полиции может счесть не только невозможным, но и неуместным. Понимаете?

Дальше идёт очень интересный пункт про пытки. Вообще-то, пытка — это уголовное преступление. И если такой пункт в законе о полиции вдруг оказывается нужен и специально прописывается — значит, на полицейских не распространяются общие положения уголовного кодекса. А пункт сформулирован совершенно замечательно: полицейский лично не имеет права пытать и не имеет права лично поощрять пытки в случае, если те применяются для достижения каких-нибудь целей. А вот если без цели, то поощрять, получается, можно. Так написан закон. И попробуйте, если вас пытали некие неизвестные лица в присутствии полицейского, кому-то доказать обратное.

При этом методы и средства полиции прямо выводятся из-под прокурорского надзора — пункт 2 статьи 53. А пытки — это как раз методы и средства. Жаловаться в прокуратуру теперь уже будет нельзя — "не их компетенция". Тем более, что за деятельностью полиции, оказывается, будет надзирать не прокуратура, а прокуроры как отдельные должностные лица.

Очень забавная ситуация с информационным обеспечением. Полицейский полностью утрачивает право публичной критики своего руководства. Это еще куда ни шло. Но одновременно резко ограничивается и доступ граждан к информации о деятельности полиции. Согласно закону, у вас есть право получать только ту информацию, которая непосредственно затрагивает ваши права. А ту, которая затрагивает ваши права опосредованно, вы получать права уже не имеете. И определять всё это будет конкретный представитель полицейского ведомства, к которому вы обратитесь.

Кроме того, закон даёт право сотруднику МВД не представляться гражданам в процессе своих действий по ограничению их прав. Конечно, представляться он обязан, но только если сочтет это уместным. Очень забавно, что полицейский получает право так действовать, находясь даже не в форме, а в штатской одежде. То есть к вам может подойти любой гражданин в штатском и, не представившись, сделать с вами всё, что захочет. И вы не будете иметь права сопротивляться, то есть сопротивляться-то вы сможете, но только на свой страх и риск — а вдруг он полицейский? Вот что всех нас, всю Россию ждёт через несколько месяцев.

остекление цены 3

1

В Сибирь литература пришла с Ермаком. Первооткрыватель континента стал и первым героем сибирских летописей. Его избрал Бог "очистити место святыне", как писала "Хронографическая повесть" в начале XVII века.

Но, что за нонсенс такой эта "сибирская литература", когда вся литература "делается" и продается в Москве? И есть ли такой сибирский писатель, который хоть отчасти не напоминал бы нам "московского", не публиковался бы в столице и стремился бы войти в "обойму"? Скажем честно: таких писателей не существует в природе.

Скептики усмехнутся, готовые закрыть тему. Но тема до сих пор не закрыта. Проблема встала в полный рост еще во времена первого сибирского романиста Ивана Калашникова, этого "сибирского Вальтер Скотта". Не скрывая своего подражательства знаменитому шотландцу, он тут же и отрицал свою вторичность: "Я первый написал Сибирский Роман: кому я мог подражать, кроме формы?" В 1834 году студенты Московского университета, слушавшие "Конька-Горбунка" из уст профессора Плетнева, не сомневались, что произведение написано Пушкиным, пока чтец не раскрыл авторство девятнадцатилетнего сибиряка Петра Ершова. Сам же Пушкин, почитав Ершова, сказал следующее: "Теперь этот род сочинений можно мне и оставить"… И добавил к сказанному: "Да, вам нельзя не любить Сибири… Это страна умных людей".

Не зря же в Сибирь по зову сердца отправились Гончаров и Чехов, Глеб Успенский и Шишков. Да и многие ссыльные Сибирь не хулили, а наоборот, славили. Таков, например, Короленко, обязанный якутской ссылке своей литературной славой. А ведь еще были декабристы. И занесенные туда революционными вихрями Сейфуллина, Зазубрин и многие другие. Такие, например, как Вс. Иванов, И. Уткин. И еще Бог послал Сибири Максима Горького, который некогда из Сорренто курировал молодых сибиряков.

Такое вступление — для несведущих, до сих пор считающих Сибирь краем непуганых медведей, бродящих по городским улицам на правах пешеходов. И для того, чтобы подготовить к рассказу о современных сибирских писателях и поэтах, которые, как ни говори, имеют за спиной совсем не хилую литературную традицию своего края. И даже когда жизнь в стране в очередной раз перевернулась, сибирская литература сумела выжить и имеет сейчас во всех жанрах свои высокие достижения.

Отметим жанр исторический. Солиднее всех поработал над избранной им петровской эпохой барнаулец Александр Родионов. Его "Князь-раб" — погружение не столько в исторические хроники, но воочию увиденная реальность начала XVIII века. Все в ней для нас тяжело, медленно, косно, косноязычно, как если бы мы оказались бы вдруг в 1714 году и наблюдали воочию тобольских солдат, дегтеваров, иконописцев, "бугровщиков". И слушали бы речи жителей тогдашней столицы Сибири со всеми этими "опричь", "прясла", "шаить"… Но и оказавшись там, "внутри", мы бы не поняли, кто есть всесильный губернатор Сибири Матвей Гагарин: вор ли, государев раб, коварный сепаратист или сибирский патриот, не жела- ющий управлять Сибирью, как колонией.

Зато на исторических романах томского прозаика Бориса Климычева душой отдыхаешь. Какую бы эпоху он ни взял, его героями обязательно становились люди "приключенческие". Это француз Девильнев, побывавший главой московского сыска, офицером в армии Румянцева и, наконец, томским градоначальником. За ним идет целая галерея воров и плутов вперемежку с купцами и университетскими профессорами. Верхом историко-приключенческой романистики Климычева стала на первый взгляд страшная "Корона скифа" ("Томские тайны"), где губернатор насилует гимназистку, а полицмейстер командует бандой воров и убийц. Но все это на поверку не так жутко и мрачно, ибо писатель мыслит не отдельными персонажами, а их ансамблями, слаженными, как часовой механизм. И в мелочах не тонешь, и о героях, даже эпизодических, не забываешь. Таково кредо писателя: "Каждый человек есть личность необычайная…". Это внимание к самому, казалось бы, ничтожному персонажу, проистекает от его автобиографических романов "Надену я черную шляпу…" и новейшего — "Треугольное письмо", где много разнообразного криминала, в основном нестрашного, житейского. Его обилие иные принимают за "героизацию авантюристов, людей без чести и совести". Но ведь лишены герои Климычева и многого другого — жилья, работы, денег, жизненных перспектив… Но не души, которой по наготе своей легче окунуться в грех, чем в аскетизм. Авантюрны романы Климычева, так сказать, в средневековом смысле этого слова. Таковы "Песни о Нибелунгах" с их сложной системой рифмовки и чередованием строк и строф, с "интонацией неотвратимого движения вперед" (В.Г. Адмони). В прозе Климычева — соединение веселого средневековья и "голого" сибирского жизненного "материала" первой половины XX века.