Игорь Фесуненко - По обе стороны экватора

С облегчением вздохнув, мы проследовали к неторопливо ползущей ленте транспортера. Когда багаж был найден и собран в монументальную пирамиду, таможенник, которому мы подали заполненную декларацию, проявил не менее восхитительный либерализм: невозмутимо начертал мелом на каждом из наших пятнадцати чемоданов какой-то загадочный иероглиф, после чего багаж был взят под опеку носильщиком-негром. Его тележка превратилась в передвижной небоскреб. Наши соседи по рейсу — поджарые джентльмены с маленькими саквояжами и аккуратно опоясанными «молниями» чемоданами — с легким удивлением смотрели на эту гору, и мне было стыдно. Хотелось объяснить джентльменам, что я прибыл в этот город на много лет и мой объемный и тяжелый багаж — это пишущие машинки, кинокамеры, магнитофоны и прочая корреспондентская снасть, которая нужна мне для работы. С ее помощью я буду знакомить советских людей с жизнью далекой и неведомой им страны Бразилии.

Но джентльменам не было до нас никакого дела. Элегантно огибая нашу медленно ползущую тележку, они легко скользили к выходу. Я свирепо им завидовал. Завидовал их непринужденной легкости, аристократической осанке, спокойной уверенности в себе, их легким, немного усталым и чуть снисходительным улыбкам. Да, эти джентльмены могли пройти, не моргнув глазом, через любой пограничный и таможенный контроль.

…Нас встречали. Никто из встречавших не знал меня в лицо, но по смятению во взоре и по обилию багажа нас молниеносно вычислили в разношерстной толпе пассажиров наши соотечественники и коллеги, работавшие в Рио: корреспонденты ТАСС и «Правды» и пресс-атташе советского посольства. Со стоном облегчения мы припали к соотечественникам, которые хорошо знали свое дело: расплатились с носильщиком, рассовали наши чемоданы, коробки и узлы в три машины, усадили нас на мягкие сиденья и повезли куда-то. Куда именно, мы даже не отваживались спросить.

Первое ощущение от встречи с незнакомым городом врезается в память навечно. И сейчас, спустя два десятка лет, я помню так хорошо, словно это было вчера, ночную калейдоскопическую мозаику, откадрированную окном посольского «шевроле»: бегущие за автомобильным стеклом темные стены пакгаузов, желтый свет фонарей, обливающий неподвижные кроны пальм, бело-красные всполохи реклам, серую громаду кафедрального собора на авениде Варгаса, затем — парк Фламенго, за ним — белые небоскребы, слева — черный океанский залив Гуанабара с рассыпанными в беспорядке огоньками судов, а справа, на невидимой горе Корковадо — ярко освещенная фигура Христа с распростертыми, словно пытающимися обнять весь мир, руками.

В открытые окна машины бьет упругий, влажный, пахнущий сладковатой и пряной гнилью воздух. Гудят, взвизгивают и даже заливаются какими-то немыслимыми руладами автомобильные клаксоны и сирены. Поют на асфальте шины. И постепенно исчезает смятение и проходит беспокойство.

Проскочив через ярко освещенный туннель, пресс-атташе торжественно произносит: «Внимание! Въезжаем на Копакабану!»

Машина принимает вправо и тормозит у подъезда, над которым ярко светится вывеска «Плаза-Копакабана-отель». Проворные негры в коричневых мундирах накидываются на наши чемоданы, тащат их в холл. Я заполняю карточки, напоминающие таможенные декларации. Дежурный администратор, как и пограничник, тоже не выказывает никаких признаков удивления при виде синих советских паспортов. И это вызывает легкую досаду: было бы чертовски приятно услышать недоверчивый возглас: «Так вы русский? Прямо из Москвы? Не может быть!» Мне хочется, чтобы, как я это читал в десятках путевых очерков моих опытных и маститых коллег, и меня тоже сразу же после прибытия на бразильскую землю хлопали по плечу и сердечно приветствовали представители местной общественности. Мне хочется, чтобы, окружив меня плотной стеной, зарубежные друзья расспрашивали о непревзойденных красотах Московского метрополитена, восторгались бесплатным медицинским обслуживанием и отказывались поверить, что у нас, в Союзе, такая крошечная квартирная плата. Увы, ничего подобного пока не происходит.

Потом я пойму, что «Плаза-Копакабана-отель» — это традиционная обитель для наших соотечественников, прибывающих в Рио. В любой стране мира, с которой мы поддерживаем дипломатические отношения, экономические, торговые или культурные связи, имеются такие гостиницы, недорогие и надежные, проверенные опытом не одного десятка дипломатов, торговых работников, журналистов и спортсменов.

Поэтому и не удивляются в таких отелях нашим паспортам портье: привыкли они к советским людям, и эта привычка — гораздо более важная и характерная примета времени, чем восторги и ахи. Впрочем, я это понял гораздо позже, а поначалу был прямо-таки удручен, почувствовав себя в положении капитана Скотта, обнаружившего на Южном полюсе норвежский флаг, оставленный месяц назад Амундсеном.

…Анкеты заполнены. Портье ударяет ладонью по какой-то кнопке на стойке. У лифтов отзывается мелодичный звонок, и через мгновение у стойки появляется коренастая фигура в коричневом сюртуке, обшитом желтыми кантами. Глаза лифтера невозмутимо холодны, и во взгляде не чувствуется ни малейшего подобострастия.

Флавио! Этот сеньор — в двести тринадцатый номер, — говорит дежурный.

Лифтер нагибается, каким-то цирковым трюком берет сразу четыре чемодана и легко доставляет их к грузовому лифту. Администратор жестом приглашает нас проследовать к лифту пассажирскому. Мне не нравится эта ситуация: мы едем в одном лифте, багаж в другом… Пресс-атташе, уловив сомнения, хлопает меня по плечу и подталкивает к пассажирскому лифту. «Все будет оʼкэй!» — говорит его взгляд.

Действительно, все получается «оʼкэй»: мы и чемоданы оказываемся в номере одновременно. Я сую Флавио двухдолларовую бумажку. Не теряя чувства собственного достоинства, он кладет ее в карман и гордо удаляется.

Войдя в номер, мы неуверенно озираемся, подавленные размерами комнаты, обилием мягкой мебели и духотой. Кто-то из сопровождающих нас заботливых соотечественников распахивает окно. Кто-то из не менее заботливых, но более опытных сопровождающих с криком «Напустите комаров!» тут же захлопывает его и включает «эркондишен»: аппарат для охлаждения воздуха.

Еще один сопровождающий спешит в санузел и проверяет там наличие горячей и холодной воды. Мы идем за ним. Все в порядке: вода есть, что, как мы узнаем впоследствии, случается в Рио далеко не всегда.

Мы возвращаемся в комнату, уже изрядно охлажденную кондишеном, рассаживаемся по кроватям, и заботливые старожилы начинают торопливый инструктаж новичков: «Телефон посольства… Телефон пресс-атташе… На всякий случай — телефон „скорой помощи“». «Но если вдруг почувствуете себя плохо, звоните не в „скорую помощь“, а консулу. Вот его номер…»; «Обедать лучше не в ресторане при отеле, а в забегаловке за углом. Тут совсем рядом есть дешевый и чистенький ресторанчик „Эль Сид“»; «На чай официантам давать десять процентов»; «Привезенные из Москвы доллары следует менять на местные крузейро в банке через дорогу»; «Не забывать при этом взять квитанцию, подтверждающую обменный курс, который скачет чуть ли не по три раза на дню»; «С двенадцати до двух в банке перерыв»; «Купаться на пляже осторожно: далеко не заплывать»; «На пляж — он в сотне метров, справа от отеля — можно ходить прямо в купальных костюмах. Возвращаться с пляжа — тоже. Но пользоваться при этом только „элевадор де сервисо“ — „служебным лифтом“»…

Это показалось нам невероятным, но на следующий день мы собственными глазами убедимся в чудесной простоте нравов этого города, позволяющего своим обитателям шествовать по улицам в купальных трусах. Мы убедимся, что даже в автобус можно влезать прямо с пляжа — босому, полуголому, обсыпанному песком! — следует только накинуть на мокрое тело рубашку и не садиться на обитые клеенкой кресла.

Так начинается долгий процесс адаптации, освоения сложных, загадочных, курьезных, непонятных и анекдотических традиций, правил, обычаев и нравов страны, в которой тебе предстоит прожить большой кусок жизни. Страны, которую тебе нужно будет сначала понять, затем — заинтересоваться ею, а потом — полюбить. Потому что без интереса к стране и к людям, которые тебя окружают, ты не сможешь работать по-настоящему. А если не работать по-настоящему, то зачем тогда ехать? Зачем лишать себя и свою семью на эти долгие годы родного дома, друзей и всего того, к чему вы привыкли, что вам нужно, что вы любите?

Утром нам принесли завтрак: кофе с молоком, джем в аккуратных круглых коробочках из фольги. Желтые шарики масла. Сахар. Хрустящие булочки. И большие ломти загадочного плода, напоминающего дыню: зеленая кожура, темно-розовая мякоть и прилипшие к ней круглые черные шарики. Помятуя, что опыт — кратчайший путь познания истины, мы для начала осторожно попробовали на вкус шарики… Показалось явно несъедобно. Созрело мудрое решение кушать мякоть, которая оказалась прохладной и сочной, как у дыни, но почему-то почти не сладкой. Посыпали ее сахаром и возликовали. Наслаждение усиливалось от сознания, что стоимость завтрака входит в плату за номер.