Марк Курлански - 1968. Год, который встряхнул мир.

Более такое не повторится. Термин «мировая деревня» был изобретен Маршаллом Маклуаном именно в 60-е годы. Сознание того, что земной шар мал — своего рода усыхание глобуса, — уже не будет столь поразительным. Мы уже не испытаем волнения, увидев первые фотоснимки Луны, услышав первые репортажи из космоса: ведь в нынешнем мире ежедневно возможны новые открытия... Если и появится когда-нибудь поколение, подобное молодежи 1968 года, то все созданные им общественные движения будут иметь веб-сайты, тщательно контролируемые силами правопорядка, в то время как их участники будут переписываться по электронной почте по поводу их модернизации. Несомненно, будут применяться новые технические средства. Но теперь даже сама идея новых изобретений стала банальной.

Я родился в 1948 году и принадлежу к поколению, которое ненавидело войну во Вьетнаме и протестовало против нее. Наше представление о власти сложилось из воспоминаний о слезоточивом газе, имевшем вкус перца, и о тактике полицейских — они медленно окружают, заходя, как бы случайно, с флангов, прежде чем двинуться, выставив приклады вперед, и начать убивать. Я говорю о своих предубеждениях именно сейчас, в начале, потому, что даже теперь, три десятилетия спустя, пытаться объективно оценить события 1968 года было бы нечестно. Читая «Нью-Йорк тайме», «Тайм», «Лайф», «Плейбой», «Монд», «Фигаро», польские ежедневные и еженедельные издания и некоторые мексиканские газеты 1968 года — часть из них претендовала на объективность, часть формулировала свои позиции, — я убедился, что быть честным можно, но подлинно объективным — нет. Американская пресса 1968 года со всей ее объективностью была на самом деле весьма пристрастна, хотя и не отдавала себе в этом отчета.

Работа над этой книгой напомнила мне о том, что тогда люди высказывали свое мнение и не боялись кого-либо задеть этим — и о том, что за время, прошедшее с тех пор, многие истины были прочно забыты.

Глаза сделали свое дело.

На черном освещенном циферблате зеленые цифры новой луны — один, два, три, четыре, пять, шесть!

Я дышу и не могу спать.

Но вот и утро пришло и сказало: «То была ночь*.

1968 год начался как положено — с утра понедельника. То был високосный год. Заголовок первой полосы «Нью-Йорк тайме» гласил: «Мир прощается с кровавым годом; на города падает снег».

Во Вьетнаме начало 1968 года было тихим. Папа Павел IV объявил 1 января Днем мира. При этом он стремился еще на сутки продлить перемирие, объявленное войсками Южного Вьетнама и их союзниками американцами на двадцать четыре часа. Народно-освободительная армия в Южном Вьетнаме — дружественная Северному Вьетнаму сила, которая вела партизанскую войну и была всем известна как Вьетконг, — объявила о прекращении огня в течение семидесяти двух часов. В Сайгоне южновьетнамское правительство заставило владельцев магазинов вывесить плакаты, гласящие, что «1968 год увидит победу сил союзников».

Когда на территории Южного Вьетнама в дельте Меконга пробило полночь, церковные колокола в городе Мито зазвонили в честь Нового года. Через десять минут, когда колокола еще звонили, соединение вьетконговцев появилось на краю рисового поля и застало врасплох южновьетнамский Второй батальон морских пехотинцев, девятнадцать моряков было убито, еще семнадцать — ранено.

В передовице газеты «Нью-Йорк тайме» говорилось, что, хотя возобновление огня расстроило надежды на мир, еще одним шансом осуществить их станет прекращение огня в феврале в связи с Тет — вьетнамским праздником Нового года.

«1968, je la salue avec Бёгёпкё», — произнес в новогодний вечер Шарль де Голль — президент Франции, высокий, царственного вида старец семидесяти восьми лет. («Я со спокойным сердцем ожидаю наступления 1968 года».) В тот момент он находился в своем украшенном дворце, откуда правил страной с 1958 года. Для того, чтобы сделать президента Франции фигурой, облеченной наибольшими полномочиями среди глав всех западных демократий, он переписал конституцию. Прошло три года его второго президентского семилетнего срока, и, озирая политический горизонт, он различал на нем некоторые проблемы. Обращаясь к народу Франции из позолоченной дворцовой комнаты (его речь передавали по двум программам: государство во Франции контролировало только два телеканала), он заявил, что вскоре другие нации обратятся к нему и тогда он установит мир не только во Вьетнаме, но и на Ближнем Востоке. «Следовательно, — говорил де Голль, — все указывает на то, что мы сможем внести наиболее эффективный вклад в решение международных проблем». В последние годы он взял привычку называть себя «мы».

Произнося традиционное новогоднее приветствие, этот человек (французы называли его просто «генерал» или «Великий Шарль») казался «необычно мягким, почти добродушным». Он избегал жестких эпитетов даже в адрес Соединенных Штатов — ранее он называл это государство «одиозным», и это было еще самое мягкое выражение. Тон его был иным, нежели год назад, когда он говорил о «ненавистной, несправедливой войне» во Вьетнаме, в ходе которой «большая нация» уничтожает малую. Французское правительство все более осуждало тот факт, что союзники Франции участвуют в этой войне.

В тот момент Франция наслаждалась покоем и процветала. После Второй мировой войны республика вела свою собственную войну во Вьетнаме — казалось, де Голль позабыл об этом. Хо Ши Мин, враг Америки, родился в период французского колониального правления (они с генералом были одного возраста) и большую часть своей жизни посвятил борьбе с Францией. Одно время он жил в Париже под именем Нгуен О Пхеп, означавшем «Нгуен, ненавидящий французов». Во время Второй мировой войны Франклин Рузвельт предупредил де Голля: по окончании войны Франция должна будет дать Индокитаю независимость, — но де Голль сообщил Хо о своем намерении восстановить французский колониальный режим — и это несмотря на проведенный им набор военнослужащих для участия в боевых действиях против Японии... Рузвельт возразил: «Жители Индокитая имеют право на кое-что получше». Де Голль дал понять, что его войска «Свободной Франции» будут участвовать в боевых действиях в Индокитае. При этом он заметил: «Французская кровь, увлажнившая землю Индокитая, — весомая причина для территориальных претензий».

После Второй мировой войны французы воевали с Хо против Вьетнама и потерпели сокрушительное поражение. Затем они вели войну в Алжире и тоже проиграли ее. Но с 1962 года Франция жила в мире. Благосостояние росло, несмотря на печально известное отсутствие интереса уде Голля к ключевым проблемам экономики. В период между окончанием войны в Алжире и 1967 годом рост заработной платы во Франции ежегодно составлял 3,6%. Быстро увеличивалось потребление промышленных товаров, особенно телевизоров и автомобилей, и постоянно возрастало число молодых людей, поступавших в университеты, что привело впоследствии к драматическим событиям.

Первый министр в правительстве де Голля, Жорж Помпи-ду, не предвидел в наступающем году больших проблем. Он предсказывал, что левые будут объединяться, но это мало поможет им в борьбе за власть. «Оппозиция будет выступать против правительства, — заявил премьер-министр, — однако вызвать кризис ей не удастся».

Популярный еженедельник «Пари-матч» упомянул Пом-пиду среди немногих политиков, которые в наступающем 1968 году попытаются сместить генерала с поста президента. Однако газетчики предсказывали, что за рубежом произойдут более интересные события, нежели во Франции. «Избирательная кампания в Соединенных Штатах будет исключительно жестокой», — заявили они. Кроме вьетнамской войны среди проблем наступающего года упоминались борьба между золотом и долларом, рост свободолюбивых настроений в странах — сателлитах Советского Союза, а также ввод в действие советской системы противоракетной обороны.

«Невозможно представить себе, чтобы сегодняшняя Франция могла быть парализована кризисом, как случалось прежде», — сказал де Голль в своем новогоднем приветствии.

Париж выглядел, как никогда, великолепно благодаря министру культуры Андре Мальро, организовавшему мытье стен зданий. Мадлен, Триумфальная арка, Пантеон и другие важнейшие памятники архитектуры перестали быть серыми, покрытыми угольной пылью: они приобрели бежевый и желтоватый цвет. В тот месяц планировалось под струями холодной воды смыть семивековую грязь с собора Парижской Богоматери. Это был один из наиболее животрепещущих вопросов, обсуждавшихся во французской столице. Не повредят ли струи воды здание? Не будет ли оно выглядеть пестрым, напоминая странное лоскутное одеяло, если обнаружится, что не все камни изначально совпадали по цвету?