Эзра Паунд - Психология и трубадуры

     Мистики вторят друг другу, говоря о связи между интеллектом и душой как связи, сходной  с той,  что соединяет чувства и  разум;  за неким порогом мы достигаем  областей,  где  экстаз  не  смятение или безумие чувств,  но пыл, возгорающийся  в  силу  самой  природы  восприятия.  Подобную  мысль   можно встретить и  у Спинозы, когда он утверждает, что "интеллектуальная  любовь к чему-то  заключается  в  осознании  совершенства  этого" и  прибавляет: "все создания жаждут такой любви".

     Если  в  Провансе были люди, создавшие свой тайный мистический культ, в основе  которого лежал их  личный  опыт,  если служители Любви  так  же, как служители римской церковной иерархии, удостаивались видений, но при  этом их волновала  вовсе не  "темная  ночь души"[10] и прочие ограничения аскетической йоги,  то  это могло быть причиной скандала  и  вызвать ревность  со стороны ортодоксов-церковников.  Если мы увидим, сколь сходно было мышление тех, кто хранил  верность  Даме, и тех, кто хранил верность Богу, то увидим насколько похожи были музыка светская  и церковная. Не на мелодию ли "Аллилуйя" пелись "Альбы"? Многие из трубадуров, - на самом деле, - почти все, кто умел писать и знал ноты, обучились этому в монастырях (Святого Мартина, святого Леонарда и других аббатствах Лиможа).  Вряд ли им были незнакомы видения  и  доктрины ранних   Отцов  Церкви.   Возвышение   культа  Богоматери,   его   языческое происхождение, окутывающие его легенды - все это находит для  себя выражение в   формах,  которые   слишком   легко  смыкаются  с  речами  и  витиеватыми рассуждениями  о   Госпоже  Нашей   Киприде[11],  встречающимися  у   Арнаута, бросающимися  в  глаза в "Una figura della donna  miae" Гвидо. А завершилось все   это   дантовским  прославлением  Беатриче.  Здесь  мы  сталкиваемся  с необъяснимым обращением к даме в мужском роде[12].  У  Гвидо и Данте произошло окончательное превращение Любви в некое новое, языческое божество, одинаково далекое как от античного Эроса, так и от ангела Талмуда.

     Я верю в некие неизменные основы человеческой природы, а значит, верю в возникновение греческого  мифа  из рассказов людей, переживших  очень  яркий психический опыт и  пытающихся передать его другим  так, чтобы оградить себя от гонений.  Говоря в категориях  эстетики, мифы - это истолкование душевных состояний:   вы  можете  остановиться   здесь,   можете  углубиться  дальше. Несомненно, такие мифы постижимы в их обжигающей и сверкающей  сути лишь для тех,  кто  действительно  с ними  соприкоснулся.  Я  имею в виду,  что  знал человека, действительно понявшего Персефону и Деметру,  как  знал и другого, постигшего  историю  Дафны, и  одного,  кто,  сказал  бы  я, повстречался  с Артемидой. Для них они были реальностью.

     Представим, что  наше тело  -  не более чем механизм. Нам  никогда  не отрешиться  от  родства с  "братом ослом"[13];  за ним,  однако,  таится  наше родство со  всей пульсирующей жизнью  вселенной,  с этим вот деревом, с этим живым куском камня,. - оно  не столь явно, хотя, быть может, куда наполненее - и только поэтому мы забываем о нем.

     Вокруг нас мир текучих взаимодействий, а под ногами у нас зарождающийся мир  живого  леса,  живых  камней.  Человек  -  его  чувствующая  физическая составляющая  - это  своего рода механизм, -  представим для удобства что-то вроде  электроприбора с выключателями, проводами  и  прочим. С  точки зрения химии, человек есть ut credo[14] всего лишь несколько ведер воды, удерживаемых вместе некой  сложной  связью,  символической,  как  фиговый  листочек.  Что касается человеческого  сознания,  то сознание  иных, видимо, покоится  или,  вернее,   сцентрировано   в   том,   что    греческие   психологи   называли phantastikon[15]. Мысли  таких людей  обращаются  вокруг них, подобно  мыльным пузырям,  отражающим  различные  фрагменты макрокосма.  Но  есть другие, чье сознание - "зародышевое".  Их  мысли  - внутри  них,  как  мысль  дерева – в семени, или в травинке, или в зерне, или в цветке. Такие умы более поэтичны, они влияют на  разум  вокруг и  преображают его, как  зерно -  землю[16]. Этот последний род разума ближе живому мирозданию; именно здесь берет начало сила греческой  красоты,  ибо  это   всегда   оказывается   истолкованием  живого мироздания, проявляясь в символах богов, божественных спутников[17] и ореад[18].

     В  эпоху Треченто тосканские  поэты  сконцентрированы  на phantastikon. Если  мы обратимся к  Провансу, то обнаружим,  что  он  был подготовительной ступенькой к Тоскане,  то есть  -  в  провансальской  поэзии  мы найдем лишь тусклые  реликвии иного сознания; пусть кто-то и оплакивал утрату  пантеона, но... Строчка за строчкой Арнаут будет повторять стихи Сапфо -  однако целое странным образом покажется выхолощенным, если читать переложение сразу после греческого оригинала.

     На смену Треченто приходит Гуманизм[19],  и с его  продвижением  на Север нам являются Чосер и Шекспир, (Jacques-pere). Человек  занят человеком, и за этим забывает  целое и вечно изменчивое. И вот сперва нас  ждет век драмы, а потом век прозы. Во  всяком случае,  когда  мы действительно  погружаемся  в созерцание  текучего,   мы   сталкиваемся   с   полом,   или   чем-то,   ему соответствующим,  "позитивным  и  негативным", "Севером  и Югом",  солнцем и луной -  все  зависит от  того, какие  термины,  из каких  религий  или наук призовете вы на замену.

     Я   хотел   бы  указать  на   одну   параллель,  которую  легче   всего проиллюстрировать   примером    из    физики:    во-первых,    это   обычная электростатическая  машина  со  стеклянным  диском  и  вращающимися щетками, во-вторых  -   приемник  беспроволочного  телеграфа.  В   первом  случае  мы генерируем  ток, или,  если желаете,  разводим  статичные детали  и  создаем напряжение между  ними. Оно  сосредоточено  на  двух  латунных  шишечках или "полюсах".  Сначала они в контакте,  но,  сгенерировав напряжение,  мы можем немного  их  развести, и  тогда  между ними  проскочит искра,  сила  которой пропорциональна расстоянию; если у  вас  лабораторное  оборудование  обычных размеров, искра  "пробьет"  или преодолеет  сравнительно серьезную преграду, скажем, толстую книгу в тяжелом переплете. В  случае с телеграфом у нас есть еще  и  заряженная  поверхность  -  она  создана таким  же  точно  образом - регистрирующая движения в невидимом эфире.

     А теперь достаточно просто  подставить  в  эту  формулу  более  сложный механизм и более тонкую форму энергии. Я вовсе не  хочу возводить мой пример в догму, просто предлагаемые образы могут служить опорой для мысли.

     Существует древняя гипотеза, что микрокосм "соответствует"  макрокосму, что внутри  человека  заключены "луна"  и "солнце". Из этого, на мой взгляд, следует,  что существует по меньше мере два пути - я вовсе  не хочу сказать, что они ведут к одному и тому же: один путь - путь аскезы, другой  - назовем его,  за неимением лучшего определения,  - рыцарским. Идущий первым путем  - монах это  или  кто  другой,  с бесконечным напряжением и затратами  создает внутри  себя  второй   полюс,   вызывая   к  жизни  заряженную  поверхность, регистрирующую   красоту,  небесную   или   какую   иную,  средство  тут   - "созерцание".  Во  втором случае, который,  должен признаться, как-то больше соответствует формуле "mens sana in corpore  sano"[20], заряженная поверхность

возникает  между  двумя  полюсами,  созданными  самой  природой, разделившей человеческие механизмы на два типа.

     Отметим,  что   полу   присуща   двойная  функция,  предназначение  его двойственно: он ответственен за  размножение и  обучение[21]; точно так  же  в царстве текучих  сил мы сталкиваемся с тем, что колебания одного вида в силу различной  интенсивности  производит  свет  или  тепло.  Какой  ученый будет настолько глуп, чтобы  утверждать, будто свет происходит от жара, - но разве менее ошибочен рационализм тех  писак, что обнаруживают источник вдохновения или религиозного опыта единственно в инстинкте размножения?

     Проблема,  в той мере,  в какой она связана  с  Провансом,  сводится  к следующему:  Не  приобретает  ли эта  "рыцарская  любовь", весьма странная и экзотичная,  некие   переходные   качества?   Она  питаема   оттенками   или интенсивностью   переживаний  -  не   принимают  ли  эти   "оттенки"   формы истолкования  божественного  порядка?  Не  ведет  ли  это  к  "овеществлению чувствительности" и истолкованию космоса как чувственного?

     В  самой нашей природе заложено - это бесспорно  и  относится к фактам, поверяемым  наукой,  -  что при  "нормальном ходе  вещей"  в иные времена, в некоторые определенные мгновения больше, чем в другие, человеку дано ощутить свое бессмертие. Прежде, чем судить, насколько сильно влияние этого феномена в  Провансе,  мы должны обратить пристальное внимание на  историю  различных оргаистических  и  экстатических  культов  и  религий,   -  от  относительно примитивной  Вакханалии  до куда более  сложных ритуалов Изиды и  Диониса  - внезапно возникающих  и  столь  же  внезапно приходящих в  упадок. Возможно, разложение  жрецов  этих  культов   было  следствием  допуска  к   таинствам одного-единственного неофита, который был недостаточно "sacerdos".