Всеволод Ревич - Мир, которого не может быть

У подлинных мастеров вроде Саймака дело обстоит по-иному. Вот, например, один из главных героев романа - неандерталец Алле-Оп, которого ученые перевезли в свой век, выхватив из рук невежественных соплеменников, совсем уж было собравшихся им пообедать. Побывав в такой передряге, Оп тем не менее не превратился в человеконенавистника, напротив, он стремится доказать на личном примере, что неандертальцы, если и отстали немного по части культуры, это не их вина. Так в роман ненавязчиво вплелась антирасистская нотка. Способный неандерталец прекрасно усвоил интеллектуальный багаж современной цивиливации и даже малость перестарался (я имею в виду овладение техникой самогоноварения).

Нет, ни гномы, ни саблезубый тигр, ни даже дух Шекспира не противоречат атмосфере той научной сказки, которую рассказывает нам Саймак.

Все же это "мир, которого не может быть" - и не только оттого, что в нем есть феи, гномы и саблезубые тигры. О будущем здесь, в сущности, говорится мало. Саймак умышленно не углубляется в характеристику грядущей эпохи, и лишь в общих чертах мы можем представить себе социальный порядок, который, по мнению автора, будет царить на Земле. Но и общая картина достаточно выразительна. Это мир радостный и вдохновляющий. Вдумайтесь только: "Земля уже давно стала гигантским галактическим учебным центром, куда десятками тысяч прибывали внеземные существа, чтобы учиться и преподавать в его бесчисленных университетах и институтах". Видимо, за Землей были признаны кое-какие заслуги, раз ей выпала такая честь.

Итак, Земля включена в галактическую семью, а следовательно, человеческая мораль, человеческий образ жизни не могут не проходить строгую проверку перед лицом мыслящих существ всей Вселенной. И что же: перед ними и перед нами - не столько общество будущего, сколько сегодняшний образ жизни и мыслей, типичный для Соединенных Штатов Америки. Прошли века, но, как это могло бы быть и в наши дни, университетом руководит администратор-чинуша, окруживший себя такими же, как и он, бюрократами; Питер Максвелл, у которого есть к ректору чело, может быть самое важное за всю историю человечества, не в состоянии даже попасть к нему на прием. Не хватает средств для научных исследований, сотрудники Института времени вынуждены заниматься сомнительными коммерческими операциями, распродавая ценные экспонаты из своего музея. Продолжают существовать нелепые кроючкотворческие законы, из-за которых живой человек может остаться без квартиры и работы. Светская львица Нэнси, как в старину, демонстрирует приезжих знаменитостей на своих раутах. Хищные репортеры по-прежнему подстерегают жертв, чтобы выдать свеженькую сенсацию на первые полосы газет. А научная интеллигенция проводит досуг по преимуществу в ночных барах, нещадно потягивая виски...

Феи, танцующие на лесных лужайках, - должно быть, это очень красиво, и, если бы такой обычай и вправду существовал, его бы стоило сохранить навсегда. Но вряд ли человечеству есть смысл и в будущем так уж упорно держаться за иные порождения цивилизации, вроде денег, желтой прессы и т. д. Как только дело доходит до социальных институтов, богатейшее воображение Саймака начинает бастовать. Поразительно, и все же в его романе человечество за много веков ни на шаг не продвинулось в общественном устройстве. Но в это невозможно поверить. Вот уж поистине "мир, которого не может быть". Впрочем, такой же мир мы встретим не только у Саймака, но и у многих других западных авторов. Причем мы вовсе не имеем дела с апологетами существующего капиталистического строя. Наоборот, перед нами очень злые его критики. И, хотя по своей остроте Саймак уступает, скажем, Бредбери или Шекли, все же неприязнь к обществу дельцов сквозит в большинстве его произведений, порой достигая высокого накала, как, например, в рассказе "Денежное дерево", где к позорному столбу пригвожден банкир, который воспользовался простодушием очередных посетителей из космоса, обманул их, заявив, что на Земле всего хватает, кроме денег, и заставил выращивать денежные деревья.

Ненавидит Саймак и милитаристскую братию, которая чуть что хватается за атомную бомбу, дабы немедленно испепелить все непонятное, недоступное для ограниченных пентагоновских вояк. А если при этом доведется уничтожить и собственный городишко, в котором живут тысячи ни в чем не повинных американцев, - то это такие мелочи, что и говорить о них не стоит. Борный себе Саймак всегда приводит в действие могущественные добрые силы, и пока еще ни одна бомба в его романах не взорвалась, хотя их бросали или собирались бросить неоднократно. В "Заповеднике гоблинов" разоблачение идет по другой линии, но и здесь наставлено немало острых колючек.

Все это так, но получается, что автор как будто не замечает смешного несоответствия между галактическим содружеством и манхэттенской забегаловкой.

Но будем благодарны Саймаку и его коллегам и за то, что они сделали. Одной критической направленности их произведений достаточно для того, чтобы заслужить уважение советских читателей. А литературный талант Саймака прибавляет к этому уважению еще и любовь, и популярность. Любят его и читатели на родине. Вот что пишет про "Заповедник гоблинов" известный американский фантаст Фредерик Пол: хотя роман этот "в определенном смысле старомоден, читателей это, однако, ничуть не смущает. Опрос подписчиков журнала "Галакси", где роман печатался с продолжением до выхода отдельной книгой, показал, что он получил значительно больше голосов, чем все его соперники (включая полдюжины самых лучших книг "новой волны"), и поэтому был удостоен ежегодной премии журнала..." Под "повой волной" в фантастике Ф. Пол подразумевает леденящие сцены насилий, сексуальные вариации, мрачные пророчества. Свидетельство Ф. Пола показывает, какого рода литературу предпочитает американский читатель, а уж в США-то "новые волны" захлестывают его со всех сторон. Но если так, то и сегодня звучит вовсе не старомодно, а вполне современно доброе и занимательное слово, окрашенное теплым юмором и грустной усмешкой.

В. Ревич