Роман Арбитман - Золушка в отсутствие принца

Печально другое: идеи «Выбраковки» пользуются успехом. Для поколения, не знающего ГУЛАГа, диктата спецслужб и удушающего безгласия, тоталитаризм выглядит «бумажным тигром», абстрактной разновидностью наименьшего зла, нормальной платой за безопасность и полную миску.

В одной компании с Дивовым сегодня оказывается и Вячеслав Рыбаков. Уже несколько лет он расплачивается талантом беллетриста за грядущее право «пасти народы» и прописывать горькие лекарства. В новом романе «На чужом пиру» из четырехсот страниц литературе отдана сотня.

Остальная площадь заполнена публицистикой (иногда разбитой на диалоги), а публицистика в свою очередь — поисками врагов. В финале омерзительный стукач клевещет на обаятельного героя в демпрессе, существующей на деньги ЦРУ, а обаятельный герой разоблачает гнусного предателя, который по указке из Лэнгли старается ослабить коллективный мозг нации. Автор романа «Мы» Евгений Замятин исполняет пожелание Рыбакова и переворачивается в гробу.

Есть соблазн увязать тиражирование обоих романов с нынешним ползучим реабилитансом Лубянки: не исключено, что Рыбаков, Дивов и им подобные лишь слегка забежали вперед. Что ж, литература, служащая силовым структурам, сегодня тоже востребована рынком. Хотя преобладает на прилавках еще не она…

Термин «килобайтная проза» пока недостаточно укоренился в среде нынешних писателей-фантастов, однако это вопрос времени. В условиях, когда типографские машины работают без остановки, выигрывает тот, кто умеет выбивать из Музы по килобайту (1024 печатных знака) в час. «Килобайтников» пестуют «АСТ» и «ЭКСМО». Лидерами по праву считаются Сергей Лукьяненко, Ник Перумов и Василий Головачев.

Из всех минотавров серии «Звездный лабиринт» («АСТ») Лукьяненко — наиболее способный, а две самые популярные его книги напоминают качественный коньяк. Пусть не букетом или ароматом, зато обилием звездочек на обложке — и в названии серии, и в названиях романов («Звезды — холодные игрушки», «Звездная тень»). Первый том дилогии о приключениях астронавта Петра Хрумова, которому приходится спасать Землю от внеземлян, написан лихо. Фантаст ставит изящный эксперимент, вписывая грядущие достижения космонавтики в нашу родную действительность конца 90-х. Впрочем, ко второму тому действие выдыхается (это присуще всем «килобайтникам»), и НФ превращается в остросюжетный боевик, разбавленный выпадами в адрес любимца тинейджеров 60 -70-х Владислава Крапивина.

«Валовый» подход издательств превратил в халтурщиков даже честных ремесленников. Свой недавний роман «Алмазный меч, деревянный меч» Николай Даниилович (Ник) Перумов, известный грамотными сиквелами Толкиена, сляпал на скорую руку — из кельтских мифов, картинок древнеримской истории и истории европейского Средневековья, обломков разнообразных американских книг в жанре fantasy, Томаса Мэлори и «Спартака». Гномы, тролли, орки, колдуны, священники, исповедующие культ Спасителя, римские легионеры, маги, циркачи, император со свитой — и все это обильно полито кетчупом.

Однако главный недостаток книг Перумова — не эклектика. Беда в другом. Fantasy — та же сказка: в финале добро обязано победить зло. У Перумова это невозможно в принципе. Моральный релятивизм автора уничтожил грань между добром и злом. Победы никому желать не хочется.

Подобно Перумову, Василий Головачев нетвердо различает «плохих» и «хороших», поскольку торопится накрошить персонажей побольше.

Недавний его роман «Регулюм» не хуже и не лучше остальных. Есть даже мнение, будто его боевики одинаковы, так как все изготовлены из одних материалов: руководства «Основы рукопашного боя» и книги Д. Андреева «Роза Мира». Однако на самом деле сочинения автора делятся на две категории: а) с краденым сюжетом, б) без сюжета вовсе. В романах категории «б» все непрерывно горит и кружится, герои дерутся ногами, а в паузах ведут разговоры о Мироздании. В романах категории «а» стрельбе и дракам придана толика смысла — благодаря заимствованиям у коллег-фантастов.

«Регулюм» принадлежит к категории «а». Хаос нанизан на сюжет «Конца Вечности» Азимова — с той разницей, что простоту азимовского мироустройства подменяет невнятица. Кроме описаний драк и даниил-андреевщины («Роль стабилизатора Регулюма выполняет общечеловеческий эгрегор как разумная надсистема»), книгу подпитывают отголоски голливудских сюжетов (одна из глав даже названа «Миссия невыполнима»). Герою, пребывающему в состоянии «внутренних разборок с самим собой», приходится еще и упорядочивать Хаос. «Сканируя пространство в поисках злых намерений», в финале герой почти разрушает Вечность и почти воссоединяется с любимой… Или почти воссоединяется с Вечностью и почти доканывает любимую? Финалы у Головачева можно толковать по-разному — на тиражах это не отражается.

Увы, тем редким фантастам, которые стараются увязать сюжетность с художественностью, «килобайтаж» недоступен. Речь идет о Марине и Сергее Дяченко («Пещера», «Армагед-дом»), Михаиле Успенском («Там, где нас нет»), Евгении Лукине («Зона справедливости»), Юлии Латыниной («Инсайдер»), работающих в жанре «фантастического реализма». Жанр этот восходит к классике (повестям Гоголя и раннему Достоевскому), где Невероятное может вторгнуться в реальную жизнь и перевернуть ее вверх дном. Читатель, уставший и от наукообразия НФ, от надоедливой сказочности fantasy, от «килобайтных» боевиков и утопий с привкусом Лубянки, мог бы принять такие правила игры. Но таких читателей, увы, пока немного.

Андрей Тарковский относился к произведениям Аркадия и Бориса Стругацких бережно. В своем фильме «Сталкер» (на фото кадр из фильма) он не пытался, подобно литературным «ремейкерам» мэтров, подправить их сюжеты или превратить положительных героев в отрицательных.

Пока остатки «старой гвардии» (Кир Булычев, Владимир Михайлов, Ольга Ларионова) философствуют и переписывают сами себя, «ученики» осваивают чужие территории, а именно «Миры братьев Стругацких». Книги минотавров из «Звездного лабиринта» напоминают качественный коньяк. Если не букетом или ароматом, то обилием звезд на обложках.

В отличие от «килобайтников» (Ника Перумова, Василия Головачева) фантасты, которые стараются увязать сюжетность с художественностью (Марина и Сергей Дяченко, Юлия Латынина), пишут медленно.