Татьяна Царькова - Терпение и верность

Жена Скалдина бросилась в Петроград к старым друзьям. На этот раз выручил Луначарский. Благодаря его личному вмешательству через восемь месяцев Скалдин был тихо освобождён и сразу же вернулся в Петроград.

Подводя итог саратовскому пятилетию в жизни Скалдина, приходится с горечью констатировать: опять в силу сложившихся исторических причин всё, что он делал с полной самоотдачей по культурному, теперь уже советскому, строительству, обернулось против него.

В Саратове Скалдин писал, писал и во время кратких наездов в эти годы в Петроград, живя с братом в маленьком деревянном домике на Плуталовой улице, описанной Зенкевичем в романе "Мужицкий сфинкс". Так, между Петроградом и Саратовом родилась книга новелл "Вечера у Мастера Ха" (другой вариант названия - "Вечера у Мастера Христофора"), объявленная к изданию. Но книга не появилась. Вероятно, её выходу помешал арест. В архиве литературоведа Павла Николаевича Медведева сохранился автограф одной главы - "Рассказ о Господине Просто". Это сложная, экспериментальная проза, напоминающая нам будущие литературные манеры - обэриутскую, мовизм.

Современный исследователь русской литературы, работающий в США, Вадим Крейд отметил "определённое сходство" романа о Никодиме с "Мастером и Маргаритой" Булгакова и предположил знакомство Булгакова с этим произведением. Ещё вероятней знание Булгаковым фрагментов из второй не вышедшей прозаической книги. Ведь в "Рассказе..." Скалдина действуют: нечистая сила - неизвестный Господин, "стукающий каблуком", говорящий кот и Мастер. Булгаков мог слышать "Рассказ..." в авторском чтении. В 20-е начале 30-х годов, когда литература неофициальной направленности уходила в кружковые, устные формы, Скалдин охотно и часто читал свои вещи в московских и ленинградских литературных домах. Об этом упоминают: его жена - Елизавета Константиновна, литераторы Анастасия Чеботаревская, Юрий Верховский, Лев Гумилевский, Михаил Гершензон, художник Остроумова-Лебедова.

Петроград 1923 года встретил Скалдина неприветливо - больше года он не может найти никакой работы. Безысходность вынуждает стать агентом книготорговли. С конца 1924 по 1927 год Скалдин активно работает в этом качестве, имея договоры с сорока издательствами, поставляет книги в Сибирь, на юг, Дальний Восток. Надо полагать, именно в этих дальних поездках была собрана коллекция исторических документов, которая позднее в составе личного фонда Скалдина оказалась в Литературном музее (ныне в РГАЛИ).

Что было написано в эти годы, мы точно не знаем. Сохранились упоминания произведений, читанных в дружеских кружках: романы "Земля Канаана" ("посвящённый изображению возможной революции на острове Ява", опять аналогия с Булгаковым - "Багровый остров"), "Смерть Григория Распутина", "Деревенская жизнь", "Женихи", рассказы - "Рассыпанное ожерелье", "Зоологический лев", стихи. В печати появлялись лишь детские книжки: "Чего было много" (1929), "За рулём" (1930), "Колдун и учёный" (1931) - занимательное, научно-популярное повествование для школьников об изобретении и совершенствовании красок, столь увлекательное, что спокойно выдержит и современное переиздание. Написанные тогда же детские произведения "Музей "Чижа"" и "Нитка, иголка и пуговица" не увидели свет. Работа Скалдина для двухтомного "Путеводителя по Ленинграду" (1933), вышедшего уже после вторичного ареста автора, обозначена в оглавлении инициалами - А. С.

С 1928 года Скалдин с семьей живёт в Детском Селе, работает библиотекарем и редактором в Госиздате ("Лучше в море утопиться, чем в Госиздасе служить" - из его шуточных стихов), посещает литературные собрания в домах поэта Кривича и литературоведа Иванова-Разумника. Собрания эти не носили исключительно литературный характер, там обсуждались и политические темы. Именно поэтому в январе-феврале 1933 года все члены кружка Иванова-Разумника были арестованы. Их обвинили в создании контрреволюционной организации. После трёхмесячного следствия тройка ОГПУ объявила приговор: "За участие в деятельности контрреволюционного центра народнического движения Скалдина А. Д. заключить в концлагерь сроком на 5 лет. Заключение в к/л заменить высылкой в Казахстан на тот же срок".

По делу "идейно-организационного центра народнического движения" проходили сотни людей: искусствоведы, учителя, библиотекари, технические работники, литераторы, среди которых: Иванов-Разумник, Гизетти (уже отбывший в то время срок в Коканде), Евгеньев-Максимов, Бухштаб, Егунов, Чирсков и многие другие. Тринадцатитомное дело народнического центра, хранящееся в архиве Петербургского КГБ, даёт представление о том, что наряду с немногими убеждёнными идейными противниками установившегося строя (отвергавшими насильственные методы борьбы с ним) было привлечено и репрессировано множество, хотя и не сочувствовавших режиму, но далёких от политических акций людей. Одним из таких в 1930-е годы был и Алексей Дмитриевич Скалдин.

Уже в апреле 1933 года Скалдин в Алма-Ате. Живёт в одной комнате с таким же ссыльным библиографом Публичной библиотеки Яковом Петровичем Гребенщиковым, работает в Горжилсоюзе и в письмах к семье, понятно, очень сдержан. Жена, Елизавета Константиновна (прообраз героини романа прекрасной, загадочной, демонически-влекущей), через несколько месяцев после его ареста, не выдержав ещё одного насильственного разлучения, умирает в Детском Селе. Психически заболевает, впадает в глубокую депрессию от сознания страданий, причинённых своей семье, и Гребенщиков. Он был досрочно освобождён по болезни в конце 1934 года, а в 1935-м умер. Скалдин остаётся один, он замыкается, но держится. Может быть, потому, что несмотря ни на что: на то, что нет необходимых книг, общения с семьёй и друзьями, вообще общения и естественно-привычной среды - он всё-таки работает. Работает в условиях невыносимых, в обстановке непонимания, а потому отторжения, ненависти: "...надоедает и раздражает подлая тупость моих квартирных соседей, которым я не по нраву, а так как они свой нрав очень ценят, то мне даже и домой ходить неприятно. Это осложняется целым рядом мелочей. Сижу, например, из-за сложности ситуации в отношениях без электричества, при свече. А электричество нужно не только для работы, но и для лечения".

В ссылке было написано восемь романов. Вот как аннотирует некоторые из них автор в письме к литературоведу Иванову-Разумнику:

"Роман о Распутине, построенный на рассказах людей, много о нём знавших

Колдуны - роман о деревне, о её истории, начиная с 1840-х годов до нашего времени включительно

Повесть каждого дня - лирический роман о любви человека, которому любовь "никак не удаётся"

Чудеса старого мира - роман о взаимоотношениях русского человека с зарубежным миром

Третья встреча - роман о будущем как бы, но в формах совершенно настоящего".

В другом письме названы повести: "Авва Макарий", "Неизвестный перед святыми отцами", "Сказка о дровосеке с длинным носом". Всего было написано более четырёх тысяч страниц, что должно было составить 170-180 печатных листов.

Наконец, ссылка отбыта. И сразу - в гущу жизни. Даже там, в Алма-Ате, Скалдин выступает с лекциями о тех, кого знал и любил и чьи имена не под запретом: о Блоке, о Репине. Спорит о современном искусстве на диспуте изокритиков. Об этом сообщали алма-атинские газеты.

Он приезжает в Москву, Ленинград, целыми днями читает своё старым друзьям: Иванову-Разумнику, Верховскому, дочери Марине. Последнее, известное нам письмо, датированное 17 июня 1941 года, о том, что сборы к окончательному отъезду из Алма-Аты продолжаются. "Нужно думать, что скоро поеду". Выехать не удалось - через четыре дня началась война. Что было потом - неизвестно. Даже дочь не получала больше писем. Дата смерти, обозначенная в Краткой литературной энциклопедии - 1943 - не имеет пока документального подтверждения. С большой долей вероятности приходится предположить, что творческий архив Скалдина погиб.

Сам Скалдин сумел сохранить и поместить в Литературный музей то, что считал ценным: письма Блока, Вячеслава Иванова, Георгия Иванова, Мандельштама, Северянина, Мейерхольда и многих других, литературные материалы по журналам "Пламя" и "Горнило", рукопись книги Вячеслава Иванова "Нежная тайна", коллекцию исторических документов.

Из его же собственного творческого наследия уцелело совсем немного: черновики опубликованного (РГАЛИ), стихотворные и прозаические фрагменты (Пушкинский Дом), один из которых мы представляем читателям.

Краткий очерк о трагической судьбе сильного и мужественного человека, выходца из низов, пробившегося самоучки, хотелось бы завершить свойственной Скалдину уверенностью. Система трижды швыряла его на дно жизни, замалчивала и крушила созданное, развеяла и сожгла творения его ума и таланта. Она физически уничтожила человека, едва переступившего порог своего пятидесятилетия, полного сил и творческих возможностей. И что же? Спустя полвека переиздаётся сначала в США, затем на родине его единственный сохранившийся роман, сейчас он переведён в Швеции. Находятся, и - мы не сомневаемся - ещё отыщутся хранившиеся у друзей рукописи. Терпение к жизненным невзгодам и верность призванию оказались сильней жестокого вектора времени. Они влияют и на наше время, одухотворяют его убеждённостью и непреклонностью художника.