Цецилия Кин - О Викторе Кине (Предисловие)

Теперь в Борисоглебске на доме, где когда-то жил Кин, откуда он уходил на польский фронт, установлена мемориальная доска. Ее открытие приурочили к сорокалетию комсомола, на митинге говорили о Кине-коммунисте и Кине-писателе. Отделить одно от другого невозможно.

Трудно писать обо всем этом. Кин погиб в расцвете сил и дарования, погибли также и его рукописи, архивы и переписка, включая два письма А.М.Горького. Совершенно случайно сохранились фотографии и некоторые разрозненные бумаги. Между тем к 1937 году был близок к завершению роман "Лилль", рукопись которого тоже, к несчастью, погибла при аресте. "Лилль" название небольшой французской крепости на франко-бельгийской границе. Кин долго и углубленно изучал историю войны 1914-1918 годов, собрал интереснейшие материалы: мемуары военных и политических деятелей, газеты и иллюстрированные еженедельники тех лет (на нескольких языках), книги о тайной дипломатии, о разведке и контрразведке различных государств, переписку, всякие архивные данные, дневники людей, руководивших странами Антанты и Тройственного союза. Роман "Лилль" был широким историческим полотном, среди персонажей романа были подлинные лица, исторические фигуры, представители французского, немецкого и русского империализма. Вещь была очень смелой по замыслу: исторический и политический роман, достоверный, насыщенный фактами, чрезвычайно острый. В записных книжках есть интересные записи, относящиеся к "Лиллю". Фрагменты романа, публикуемые сейчас, несколько разрозненных, случайно уцелевших страниц - дадут все же читателю хотя бы приблизительное представление о творческом замысле Кина, в частности о стиле. Работа над романом "Лилль" была связана с напряженными поисками формы. Сложный сюжет, многоплановость, исторический характер произведения, острота его политического звучания требовали какого-то нового качества, диалектического скачка. "Старые поэтические системы пришли в негодность, писал Кин, - спор идет не реализма с романтизмом... Задача упирается в повышение выразительности слов. Это - общее определение задачи. Надо найти новую передачу звука, чувства, краски... Здесь надо идти напролом, отламывать большими кусками".

Параллельно с работой над "Лиллем" Кин писал еще один роман, для которого не было установлено точное название. Это был роман о редакции газеты, о журналистах, о Безайсе и его товарищах. По сравнению с "каторжной работой", которой требовал "Лилль", роман о газетчиках был для Кина удовольствием и отдыхом. Как и "По ту сторону", он автобиографичен.

Виктор Безайс возвращается в Москву после Дальнего Востока и начинает работать в редакции одной крупной газеты. Разумеется, нельзя проводить полной аналогии между Безайсом и самим Кином хотя бы потому, что фактическая канва не всегда и не во всем совпадает. В частности, в романе Безайс проваливается на экзаменах в университет, в то время как Кин окончил ГИЖ и Институт красной профессуры; Безайс приезжает в Москву сразу после советизации Приморья, между тем как Кин после Дальнего Востока работал в Свердловске и вернулся в Москву лишь осенью 1924 года. Однако, несмотря на эти фактические расхождения, в основном история Безайса повторяет судьбу самого Кина и весь облик Безайса, его взгляды, высказывания, язык, характер живо напоминают всем, кто знал Виктора Кина, каким был Кин в жизни и в работе.

Редакция газеты - это редакция "Комсомольской правды", где Кин работал со дня основания газеты весной 1925 года до своего перехода в редакцию "Правды". Роман о журналистах был написан на живом материале, в нем отражался прямой, непосредственный жизненный опыт автора. Виктор Кин гордился тем, что был газетчиком, он любил профессию журналиста и с большим уважением и теплотой писал о людях, делающих газету. В некоторых случаях Кин не успел придумать имена для различных персонажей своего романа, и в нем фигурируют люди, которые в самом деле работали в "Комсомольской правде" в первый период ее существования. Некоторые из них умерли, другие еще живы. В публикуемых отрывках эти товарищи найдут свои имена. Действие романа развертывалось в 1923-1935 годах. Мальчики, которым, как и Кину, было 14-15 лет к моменту Октябрьского переворота, успели принять участие в гражданской войне, в войне с белополяками. Они стали взрослыми, но их глубокая вера в революцию, вне которой они не мыслили свое существование, сохраняла юношески-романтический характер. Они отождествляли себя с Октябрем, в котором была и какая-то капля их личного участия. И все, что они делали потом, вся их работа, даже мирная работа в редакции газеты, воспринималась ими как продолжение героических лет революции и гражданской войны.

Когда Безайс получает первое редакционное задание и идет брать интервью у приехавшей английской делегации, он считает, что это боевое задание, которое надо выполнить во что бы то ни стало: "Он прошел мимо этих стен, презирая их, шагами завоевателя, идущего за добычей, как шел когда-то брать города. Розовый ковер ложился под ногами проселочной дорогой, отступали стены, и цветы на карнизах вырастали, качались, шумели над головой, как зеленые леса в Царстве Польском. Надо взять беседу с приезжими англичанами; ему, Безайсу, поручено ее достать. Газета нуждается в ней, - слышите, Безайс? Читатели о нетерпением ждут эту беседу, страна, мир, человечество жаждут ее услышать. Мы надеемся на вас, старина, вы не подведете?"

Этот отрывок чрезвычайно характерен для всей творческой манеры Виктора Кина: соединение приподнятого, романтического тона с мягким юмором, лирический подтекст, который чувствуется здесь не менее сильно, чем в "По ту сторону".

Роман о журналистах был очень интересен еще и потому, что остро отражал идейную борьбу коммунистов, верных ленинским принципам, как Безайс и большинство его товарищей - с фракционерами. Безайс и люди его типа отличались исключительной цельностью мировоззрения. Кин - писатель и журналист - никогда и ни к чему не умел относиться "беспартийно". В Риме он мечтал о том, что опять приедет в Италию к тому времени, когда там произойдет революция, чтобы своими глазами увидеть, как будут вешать фашистов. Он не дожил до того дня, когда итальянские партизаны в самом деле повесили Муссолини. Именно эта цельность характера и мировоззрения придавала перу Кина остроту и точность, силу гнева и иронии.

Сохранившиеся "Записные книжки" условно разбиты на несколько разделов. Некоторые записи датированы Кином, но большей частью он не ставил дат. Поэтому при расположении записей приходилось исходить из побочных признаков и лишь приблизительно определять года. Записные книжки писателя всегда интересны и характерны для него: раскрытая дверь в творческую лабораторию, наблюдения, зарисовки, оценки, поиски стиля. В "Записных книжках" Кина есть один "афоризм", не случайный, а очень значительный для него. У Кина был лозунг: "Человек средних способностей может сделать все". Только не надо думать, что это - апология посредственности, отнюдь нет. Это - стиль Виктора Кина, который в самом деле "умел делать все": находить единственно точное слово, метко стрелять, с изумительным, ювелирным мастерством строить модели бригов и каравелл, исполнять на губной гармонике сложные мелодии, находить нужные, остроумные аргументы в любом споре, плавать, рисовать, выполнять слесарные, токарные работы со сноровкой опытного мастера, вести себя уверенно и непринужденно в любом обществе при самых различных обстоятельствах, не теряя хладнокровия и чувства юмора. Когда Кин впервые увидел одно из чудес готического искусства - Миланский собор, он прислал друзьям открытку: "Видел Миланский собор - пожалуй, я не мог бы его сделать". Это означало высшую степень восхищения и восторга. За шутливой формулой "человека средних способностей", по существу, кроется оптимистическая, жизнеутверждающая философия смелого и одаренного человека.

Литературные вкусы Кина отличались большим своеобразием и отчетливостью. К книгам, как и к людям и к событиям, он относился активно: знал, что любит и чего не любит, и отстаивал свои взгляды со свойственным ему полемическим темпераментом. Может быть, самой любимой его книгой был "Тиль Уленшпигель", - и это не случайно. Все было дорого ему в "Тиле" - и романтика, и героика, и сатира, и великолепный прием рефрена, - недаром в "Записных книжках" идея рефрена неоднократно подчеркивается ("А король получает наследство").

Кин не терпел того, что называл "мистифицирующей манерой изложения". В это понятие входило многое: ложная глубокомысленность, психологические дебри, фраза, за которой нет настоящей мысли. Он любил прозрачную, лаконичную, насыщенную прозу Пушкина, Лермонтова, Стендаля, Мериме, любил Бальзака ("Бальзак - вот школа"), Мопассана, Франса. Какой-то другой стороной души он страстно любил "Жиль Блаза", "Гаргантюа", "Дон-Кихота", "Кандида". Здесь перечислено, конечно, далеко не все, лишь какие-то вехи, нельзя забывать о Гоголе, Диккенсе, Щедрине, Гейне. Особое место занимают Киплинг, Марк Твен и О'Генри, а также Эдгар По, Честертон и Вудворт. Романы Вудворта "Вздор" и "Лотерея" принадлежали к числу любимых. Он успел прочесть и оценить "Фиесту" и "Прощай, оружие" Хемингуэя. Когда Кин открывал для себя какого-нибудь нового автора, он увлекался им и заражал своим увлечением близких. Так было, например, с Амброзом Бирсом, с Густавом Мейринком, автором "Голема"...