Константин Ковалев - Кающийся аристократ

Бердяев, выпуская книгу в свет, уже осознавал начало новой эры в истории России н, самое главное, некоторую запоздалость своих оценок. Вот почему он без обиняков так и начинает предисловие к сборнику:

"С горьким чувством перечитывал я страницы сборника статей, написанных за время воины до революции. Великой России уже нет, и нет стоявших перед ней мировых задач... Все переходит в совершенно иное измерение. Те оценки, которые я применял в своих опытах, я считаю внутренне верными, но неприменимыми уже к современным событиям. Все изменилось вокруг в- мире, и нужны уже новые реакции живого духа на все совершающееся".

Эти новые реакции появятся у него в окончательно сформировавшемся виде уже после эмиграции, когда он будет издавать журнал "Путь", руководить издательством "ИМКА-ПРЕСС", выпускать одну за другой свои философско-публицистические статьи и книги.

В том 1918-м он будет активен как никогда. Напишет еще одну книгу "Философия неравенства" (выйдет в 1923 году в Берлине), будет избран вице-президентом Московского союза писателей, вместе с М. А. Осоргиным (а председателем был Б. Зайцев), неожиданно для многих сделает шаг навстречу Русской Православной Церкви, от которой по представлению друзей был далек, а на самом деле, по его же словам, не терял связи никогда. Шаг этот в том году будет иметь скорее политическое, нежели духовно-практическое значение. Он принимает участие в знаменитом крестном ходе, возглавляемом патриархом Тихоном. Наконец, в этом году задумывает и в общем-то открывает свою "Вольфилу" - Вольную Философскую Академию, в которой читает лекции и собирает многочисленную аудиторию.

Так активен он не будет даже позднее. Книг напишет много.

И о судьбе России. Еще далеко будет до последних - "Русской идеи" и "Царство Духа и Царство кесаря". Однако уже после Второй мировой войны, увидев свое отечество со стороны после чудовищных военных потрясений и в разгаре сталинского режима, он нисколько не усомнится в своей прежней идее "Нового Средневековья" - периода в истории человечества, когда духовное начнет преобладать над материальным, когда лучшие достижения цивилизации совпадут с лучшими духовными идеалами. Судьба России для него была в этом смысле если не исключительной, то во многом определяющей.

"Царство Духа и Царство кесаря" - книга, над которой он работал до последней минуты и за рукописью которой он скончался у себя в доме в Кламаре под Парижем. В ней Бердяев пытается словно бы вновь обобщить и пересказать уже сказанное. На первый взгляд насыщенный и даже сложный текст книги, думается, вей-таки не требует дополнительных комментариев, необходимых специальному научному изданию. В данной книге, которая попадет, наконец, в руки нашего читателя, мы сохранили некоторую орфографию и написание слов такими, какими их употреблял сам автор. Ибо особенность языка была свойственна ему не только в "Царстве Духа и Царстве кесаря", но и практически во всех работах. А стилистические неровности есть выражение интонации самого философа, и что как не эта естественная интонация для нас сегодня дороже всего, ведь мы привыкли лишь к "выверенным" и выхолощенным текстам с отработанными формулировками.

В своей последней книге Бердяев размышляет о настоящем и будущем общества, в котором мы живем. Судьба современной России продолжает интересовать его в первую очередьг Многое, очень многое он предопределял и предугадывал. Например, о бюрократии:

"Самой мучительной проблемой в социализме является проблема свободы. Как соединить решение проблемы хлеба для всех людей, от которой зависит сама жизнь людей, со свободой, от которой зависит достоинство людей?.. Не будет греховных форм эксплуатации человека человеком, не будет классов в том смысле, в каком они созданы капиталистическим строем. Но образуется новый, привилегированный правящий слой, новая бюрократия, та, что теперь названа "организаторы"

Или еще - о революции и культуре, о положительных чертах русского человека:

"Революционность определяется радикальным уничтожением прошлого Но это иллюзии революции. Яростное уничтожение прошлого есть как раз прошлое, а не грядущее. Уничтожить можно лишь прогнившее, изолгавшееся и дурное прошлое. Но нельзя уничтожить вечноценного, подлинного в прошлом... Наиболее положительные черты русского человека, обнаружившиеся в революции и войне, необыкновенная жертвенность, выносливость к страданию, дух коммюнотарности, - есть черты христианские, выработанные христианством в русском народе, т. е. прошлым".

Впрочем, цитировать можно всю книгу. Но еще лучше - ее прочитать. Терпеливо. Со вниманием.

Олдос Хаксли когда-то взял эпиграфом к своему роману "О дивный новый мир" слова Бердяева, почему-то выпавшие из советских изданий последнего года:

"Утопии, к несчастью, осуществимы. И, может быть, настанет время, когда человечество будет ломать себе голову над тем, как избавиться от утопий".

И в самом деле, если Бердяев сам стремился к Новому Средневековью, в чем-то утопической стране будущего, то во всяком случае, делал это, максимально заостряя внимание на проблемах насущных, повседневных, духовно важных для каждого человека.

Именно потому он всегда выделялся среди своих известных современников-философов "На чисто философских весах некоторые современные русские философы весят больше Бердяева: так Лосский И Франк имеют больше чисто философских заслуг, чем Бердяев, о. Павел Флоренский превосходит его высотой религиозно-философских прозрений, а о. Сергий Булгаков выше его в богословском отношении. Но в Бердяеве есть, по крайней мере, одна черта, которая выделяет его из других: он был философом профетического, пророческого духа, он был в высшей степени чуток к болезням века сего..." [С. А. Левицкий. Очерки по истории русской философской и общественной мысли. Франкфурт-на-Майне, 1981, с. 137.] Сам себя он называл "верующим вольнодумцем". Профессор Дональд Лоури, написавший о нем прекрасную книгу и знавший Бердяева лично, охарактеризовал его как "мятежного пророка".

Еще один профессор - Матвей Спинка, также автор книги о философе называл его "пленником свободы", в отличие от Н. Валлена, озаглавившего свою книгу "Апостол свободы". Еще, когда речь шла о его отношении к свободе и его свободолюбии, его "скрещивали" то "фанатиком", то "рыцарем свободного духа".

Запад долгое время изучал Россию "по Бердяеву". Ибо в чем-то он был "над" многими важнейшими вопросами. Для Советской России он был неприемлем, но и для эмиграции - не свой, особенно в конце жизни. "Он был нетерпим к малейшему проявлению лжи, раболепия или компромисса... Испытав на себе принудительное равенство, введенное в России, он написал блестящее его опровержение, книгу "Философия неравенства". Оказавшись в среде русской эмиграции, Бердяев выступил против огульного осуждения коммунизма и сыскал себе в глазах реакционеров репутацию "красного философа" [Н. Зернов. Русское религиозное возрождение XX века. Париж, 1974, с. 168 - 169.].

А это писал он сам:

"Борьба за свободу, которую я вел всю жизнь, была самым положительным и ценным в моей жизни... Все столкновения с людьми и направлениями происходили у меня из-за свободы".

"Я постоянно слышу, что у меня "мировое имя"... Я очень известен в Европе и Америке, даже в Азии и Австралии, переведен на много языков, обо мне много писали. Есть только одна страна, в которой меня почти не знают, - это моя Родина..."

В самом деле, библиография работ Бердяева постоянно уточняется. Но по данным нового Собрания его сочинений, которое выпускается теперь в Париже, число его статей, публикаций и книг достигает 483 наименований, он переведен на 20 языков мира.

Среди этих книг - "Царство Духа и Царство кесаря" и "Судьба России". Если первая хорошо известна миру в переводах, то вторая не переиздавалась целиком на Западе. Отдельные статьи из нее Бердяев включил в специальный том, названный им "Типы религиозной мысли в России", и даже незадолго до кончины, в 1944 году, написал к нему предисловие. Но книга при его жизни не увидела свет.

Лишь в вышеупомянутом Собрании сочинений 3-й том отдан для подборки, куда вошли только две статьи из "Судьбы России".

Такова судьба его трудов, в настоящий момент, быть может, счастливая...