Ольга Мамонова - Последняя банда: Сталинский МУР против «черных котов» Красной Горки

Расследование было тяжким, длительным процессом. Обвиняемых по очереди вывозили на места преступления. Их показания тщательно протоколировались, каждая страница должна была быть подписана подследственным. Фотограф приобщал к делу снимки, сделанные во время следственных экспериментов.

Следственная бригада вывезла Митина и Лукина на берег реки Сходня, куда, по их собственному признанию, была выброшена сумка после ограбления на платформе «Ленинградская». Два водолаза несколько раз погружались в ледяную воду и, наконец, извлекли небольшой кожаный чемоданчик.

Красногорский завод получил большое потрясение от своих «бывших лучших». Но отрицать их безупречную до сих пор трудовую биографию было бессмысленно. А не отрицать — опасно. Это могло навлечь серьезные неприятности для комитета комсомола и отдела кадров (Григорьев был комсоргом и имел премии от руководства). Под ложечкой сосало у многих (секретное военное производство станет достоянием лагерных разговоров), однако руководство не отклонило просьбы Коровина и Григорьева предоставить в суд их трудовые характеристики. Новый директор Красногорского завода, Егоров, только недавно вступивший в должность, взял на себя ответственность и смело подписался под следующим: «…отличник боевой и политической подготовки… добросовестный и ответственный работник… имеет хорошие перспективы… принимал активное участие в общественной жизни. Делу Ленина — Сталина предан».

У преданной делу Ленина — Сталина банды изъяли 7 стволов — ТТ, два нагана, парабеллум, пистолеты систем Фроммер, ВИС и Вальтер.

Генерал-майор Арапов вспоминает:

— Были очные ставки Болотова и Митина, даже родственников — Болотова и Семихатова, он косой был, и не только на глаз. Как и Болотов, перевирал факты, пытался выкрутиться, отрицал, что знал, зачем брали его оружие. Помню, какая-то очная ставка была 9 мая. В МУРе праздников нет (Девятое мая стало нерабочим днем только на двадцатилетие Победы. — О. М.).

… И снова Бутырская тюрьма, выезды на места преступлений, допросы, допросы… Преступления совершались разным составом, и сыщики кропотливо восстанавливали истину. Мера за меру.

Митин, от интенсивности допросов, стал совершать ошибки в показаниях и подписывать протоколы, не читая. Возник конфликт. Он признался в грабеже денег, запутавшись в датах. Владимир Арапов стал разбираться и заставил его перечитать показания, так как было известно, что нападение было кровавым, но безденежным. Митин подписался под ошибкой: «В ту ночь мы денег не делили. Протокол я подписал механически». Самарину также указали на некоторые несоответствия в показаниях, на что он с легкостью ответил, что, признавая свою вину в главном, оставил детали следователю.

Дотошность и наблюдательность не изменяли сотрудникам МУРа. Поразительное соблюдение закона и порядка расследования! Полное подтверждение слов Жеглова, сказанных им на мраморной лестнице МУРа: «Закон, брат, точность любит! Чуть отступил — чью-то жизнь покалечил». Хотя сами обвиняемые уже и отступили от закона, и покалечили жизнь — и чужую, и свою, — уголовный розыск уважал свою работу.

Вот в МГБ не тратили времени на столь тонкие вопросы. Показания не записывались, а в обобщенном виде представлялись для подписи окровавленному арестанту. Для разнообразия дополняли голословным доносом — и дело о враге народа было готово.

В отличие от другого высокого заключенного Бутырки — павшего министра МГБ Абакумова (с 1953 года Бутырская тюрьма подчинялась МГБ), — ни Митин, ни другие подследственные не подвергались избиениям. Согласно документам, приведенным В. Лебедевым в «Загробном правосудии», Виктор Абакумов и сам признавал разницу в методах работы милиции и МГБ. Он не раз говорил: «Мотай арестованного! Не забывай, что работаешь в ЧК, а не в уголовном розыске!»

Ни Митин, ни Лукин не вызывали ненависти. Арестованные, они не вызывали и страха. Милиционеры с любопытством смотрели на молодых рабочих с оборонного производства, которых так боялись москвичи. Привыкшие к блатному жаргону, блатным выходкам и блатным повадкам арестованных, теперь милиционеры с трудом верили своим глазам. Если бы судьба свела их с подследственными не в комнате для допросов, а на стадионе или в пивной, они смогли бы отлично поладить. Члены банды жили так же, как и они сами, у них было много общего в жизненной истории. Во время допросов с них снимали наручники и давали курить.

После месяцев расследования Митин, почти ровесник Арапова, разговорился «за жизнь». Признался, что весной собирался жениться на своей любимой девушке. В этом лирическом отступлении он не упомянул, что 15 февраля планировал налет на сберкассу рядом со стадионом «Динамо». Милиция, которую, по версии Э. Хруцкого, предупредил информатор Мишин, не стала рисковать сотрудниками и гражданами, чтобы взять налетчиков на месте преступления, и арестовала их за два дня до грабежа. Остановился бы Митин сам, если бы не арест? Или Лукин? Остается гадать. А тогда реальность была одна — наручники.

Владимир Арапов вел охоту на Митина не один год. Он знал его дела. И тем не менее сказал мне без объяснений:

— Необычный был парень. Спокойный. Взгляд пристальный, но дружелюбный. С ним было легко говорить.

Все главные члены банды, не зная того, вели себя по правилам профессиональных преступников — не отпираться от очевидных фактов. Они не заводили торга о своей судьбе. Дмитрий Лихачев так суммировал свои соловецкие наблюдения еще в 1930 году: «Умелого и тонкого воровства недостаточно для того, чтобы стать «духовным» (вором в законе). Неумение рисковать жизнью, так же как и неверность воровской этике, составляет признак дешевого человека». Слово «дешевый» Д. Лихачев, конечно, привел в интерпретации блатных.

Даже в наши дни укоренившиеся принципы поведения воров на руку и следователю, и самому вору. Игорь Мацкевич, известный юрист и автор книг о криминальной России, много лет работал следователем военной прокуратуры. В своей книге «Портреты знаменитых преступников» он пишет: «Иметь дело с преступниками, придерживающимися определенных правил, легче. Если попадается новичок, он отрицает даже очевидные вещи, и с ним намного сложнее. Никогда не знаешь, что он выкинет в следующий момент. Кстати, такие люди больше подпадают под власть адвокатов, а профессиональные преступники знают им цену и не церемонятся с ними».

Николаенко отказался от адвоката. «Митинцы» были далеко не новичками, хотя и попали на Петровку, 38, впервые. Ни следователю, ни адвокату Митин не дал ни одного шанса спасти его жизнь. Даже если бы этот шанс был. Иногда его прямота обескураживала. Арапов, узнав, что после аварии у Митина плохо зажила правая рука, подверг сомнению показания его подельников, что он один повинен в двойном убийстве.

— Вы произвели оба выстрела?

— Да.

— Как вы могли стрелять с такой точностью, если у вас была незажившая рука?

— Я научился стрелять левой.

После шести месяцев следствие подходило к концу. Старший следователь И. Лобанов доставил протоколы допросов начальнику МУРа, подполковнику госбезопасности Ивану Парфентьеву. Совершив в различном сочетании 22 ограбления (и еще шесть преступных действий, включающих вооруженное сопротивление и неудавшиеся «по обстоятельствам, от них не зависящим», попытки ограблений), банда оставила позади восемь убитых, среди которых было три сотрудника правоохранительных органов. Обвинительное заключение привело дело к двум статьям — хищение государственного имущества в особо крупных размерах и террор. Дело было передано в военный трибунал. В сентябре 11 подследственных привезли в здание военного суда Московского военного округа.

В ходе судебного разбирательства Митин, Аверченков, Николаенко и Лукин откололись от остальных. Болотов, Григорьев и Агеев пытались уменьшить свою вину, делая вину остальных еще более тяжкой — ведь главных обвиняемых уже ничто не могло спасти. Болотов постоянно твердил, что Митин силой заставлял его принимать участие в грабежах.

— Болотов всегда участвовал добровольно, — прервал его Николаенко.

— В этом деле без согласия обойтись нельзя, да и опасно, — сказал Митин.

Но Болотов не унимался.

— Митин был главарем, он оставлял себе большую часть денег.

Митин усмехнулся.

— Он представляет дело так, как будто я его директор, а он у меня на сдельной зарплате.

Лукин не выдержал:

— Митин никогда никого не обделял. Ему это просто не свойственно.

Легкость, с которой Митин и грабил, и расставался с деньгами, всегда раздражала прижимистого Болотова. Он не мог забыть, как Аверченков и Митин, не застав его в общежитии, взяли у него из тумбочки деньги на водку. Несмотря на жалкий характер кражи краденого, терявшейся в лавине других обвинений, Болотов мстительно и упрямо возвращался к этой истории на суде. Видимо, он мстил за «свои недограбленные» деньги, так как с появлением Николаенко его перестали брать на дело и утомительные десять месяцев он жил на зарплату передовика производства. И как только он вышел на ограбление магазина на Лиственной, он выстрелил в женщину-кассира. К счастью, она выжила, но Болотову вполне могли «вломить вышак».