Газета Завтра Газета - Газета Завтра 301 (36 1999)

Встречались в течение года. Моя мать была категорически против, считая, что она для меня молодая и ей нужен не я, а наша двухкомнатная квартира, находившаяся в центре города.

Так как у меня был надзор и после восьми вечера я должен быть или дома или в больнице, когда там лежал, то мы с Ириной в течении целого года урывками и только днем. Иногда встречались у кого-либо из знакомых, но чаще всего на квартире у ее матери, где она в то время проживала.

Когда с меня был снят надзор, моя мать осталась непреклонной и не захотела видеть Ирину в нашем доме. Она пообещала мне купить подержанную машину, если я от нее откажусь. В то время для меня это было пределом мечтаний, но я сказал матери: " Не надо мне машины, я признателен тебе за все, что ты для меня сделала, благодаря тебе и твоей помощи я до сих пор жив и нахожусь на свободе, но в этом вопросе позволь мне разобраться самому". Мать спорить не стала, сказала: "Иди, время покажет, если что-то у тебя не получится, знай, что дом твой здесь".

В конце августа 1987 года, через две-три недели после окончания надзора сыграли свадьбу. Первое время жили у матери Иры. Потом переехали в малосемейное общежитие, в котором ей дали маленькую комнатку от завода железобетонных изделий, где она работала до своего отъезда в Одессу и куда вновь пошла работать после возвращения в Хабаровск ради комнаты, которую ей там пообещали.

Работала Ира оператором в растворном узле. Дышать без респиратора там было невозможно из-за сплошной стоящей в воздухе цементной пыли. Я был категорически против того, чтобы она там работала, но держала комната в общежитии, где мы в то время жили вместе с маленьким ребенком.

Летом 88-го года мне все же удалось уговорить Иру бросить эту тяжелую и пыльную работу в связи с ухудшением ее здоровья. После чего мы переехали на квартиру к моей матери. Пожив чуть более двух месяцев вместе, я понял, что надо разъезжаться. Близости, на которую я рассчитывал, между моей матерью и Ириной не получилось.

Мы сняли комнату у знакомой женщины, которая жила одна в двухкомнатной квартире. Все были довольны. Недовольны были только сотрудники краевого отдела по борьбе с организованной преступностью (или как их впоследствии стали называть — 6-го отдела).

Они были очень на меня обижены за то, что я организовал на свободе общак. На хозяйку квартиры стали давить, чтобы она выгнала нас на улицу, несмотря на то, что на руках у нас был маленький ребенок. Та долго сопротивлялась, условия ее устраивали, да и скучно было жить одной. Но в конце концов ее додавили, и она сказала нам, чтобы мы себе искали другое жилье, так как не хочет иметь неприятности со стороны официальных властей и, в первую очередь, милиции.

Положение было критическим. В те времена квартиры сдавались очень редко. Но нам все же повезло. Один мой знакомый уезжал на все лето в тайгу. У него была в центре города однокомнатная квартира, которую он согласился сдать нам на время своего отсутствия.

На какое-то время сотрудники 6-го отдела нас потеряли из виду, но недели через две снова вычислили. Однажды, придя домой после обеда, я не обнаружил дома ни жены, ни ребенка. На столе лежала записка, в которой Ира написала, что ее забрали сотрудники 6-го отдела и будут держать в краевом УВД пока не приду туда я. В записке был указан телефон, куда мне следовало позвонить.

Когда я позвонил, мне сказали, что жена и ребенок у них и, как только я появлюсь, их сразу же отпустят. В краевой милиции меня стали заставлять, чтобы написал объяснение по поводу того, на каком основании я оказался вместе с женой и ребенком в чужой квартире. Заявив при этом, что привлекут к ответственности за нарушение паспортного режима исходя из того, что мы живем не по месту прописки.

В своей объяснительной я пояснил, что живу у своей матери по месту прописки, а жена моя у — своей и что на этой квартире мы встречаемся с ней, потому что отношения с родителями не позволяют нам этого сделать ни у ее матери, ни у моей. А также и то, что мой знакомый попросил меня присмотреть за его квартирой на время его отсутствия. И мы не живем в этой квартире, а присматриваем за ней и поливаем цветы, чтобы они не засохли. Ирина в своей объяснительной написала то же самое.

Не сумев нас зацепить за нарушение паспортного режима, сотрудники 6-го отдела натравили на меня и мою семью бабушек из ближайших подъездов, воспитанных с раннего детства в духе строителей коммунизма, Павлика Морозова и других ему подобных. Бабушкам сказали, что я — бандит, жена бандитка и все, кто к нам приходит, — тоже бандиты. Бабульки быстро сообразили, что от них требуется и стали строчить на нас доносы: якобы в этой квартире притон, пьянки, гулянки и дебоши.

Ко мне действительно приходило много людей со своими всевозможными проблемами, но пьянок не было, потому что я в то время не употреблял алкоголя вообще, а исходя из этого, не употребляла его и Ирина. И тем более не могло быть никаких дебошей, так как все, кто ко мне приходил, прекрасно знали, с кем они имеют дело.

Через некоторое время сотрудникам 6-го отдела удалось вычислить хозяина этой квартиры и надавить на него, в результате чего мы вновь оказались на улице. После этого я делал еще несколько попыток снять подходящую квартиру, но повторялось то же самое.

Только в начале 89-го года мне удалось найти однокомнатную квартиру, хозяин которой не побоялся милиции, да и время уже было не то. В этой однокомнатной квартире я, жена, ребенок, а несколько позднее щенок королевского пуделя, два попугая и кот Васька прожили до конца 1990 года.

Людей со своими проблемами и вопросами приходило ко мне и на эту квартиру немало. В то время у меня еще не было своего офиса, и все, кому я был нужен, обычно находили меня дома. А бабушки и на новом месте, как всегда, были на своем боевом посту: все видели, слышали, записывали и докладывали. Благодаря их бдительности и ярко выраженному патриотизму сотрудники 6-го отдела нам не давали никакого житья. Обыски, провокации, проверки документов у моих гостей были в то время не исключением, а скорее правилом.

На пятом году своей жизни на свободе, когда кооперативное движение уже было в полном разгаре, мне удалось собрать немного денег и купить в конце 1990 года двухкомнатную кооперативную квартиру. Квартира была в плохом состоянии, но мы были и этому рады. Впервые за все время у нас появилась своя собственная крыша над головой.

Сделав капитальный ремонт, отметили новоселье одновременно с наступившим 1991 годом. Радости нашей не было границ, но продолжалась она недолго.

В начале февраля через месяц с небольшим после новоселья, когда я в связи с эпидемией гриппа лежал пластом дома с очень большей температурой, к нам нагрянули с обыском сотрудники 6-го отдела и нашли в ванной комнате на трубе под умывальником одиннадцать мелкокалиберных патронов, завернутых в тряпочку, которых до их прихода там не было. После чего я, несмотря на болезнь и повышенную температуру, оказался в КПЗ и против меня было заведено уголовное дело.

Но Бог и на этот раз не оставил меня без своей помощи, и через трое суток я оказался вновь на свободе. Вышеупомянутая акция была проделана настолько грубо, что почти всем, кто был хоть немного в курсе этих событий, стало очевидно, что патроны эти мог подложить только тот, кто их нашел. Прокол получился из-за неудачно подобранного для этой цели места.

Во-первых, в квартире постоянно находился пятилетний ребенок, от которого шкафы приходилось закрывать на ключ в силу того, что в этом возрасте дети очень любознательны. И лежащие в открытую патроны никак в эту схему не вписывались.

Во-вторых, повторюсь, у нас был щенок, который, как мы его ни учили, все равно оправлялся там, где ему хотелось, а тряпка, которой Ира убирала после него по несколько раз на день, постоянно висела как раз на той самой трубе, где буквально в нескольких сантиметрах от нее и были найдены лежащие прямо на поверхности патроны.

В-третьих, кусок марли, в который были завернуты патроны, был предусмотрительно кем-то пропитан ржавчиной для видимости, что их не только что подложили, а они лежали под умывальником давно. Но на беду тех, кто планировал эту акцию, все трубы в ванной комнате, да и вообще во всей квартире, оказались свежеокрашенными, и вышеупомянутая покрытая ржавчиной тряпочка не вписалась ни в одну из выдвинутых против меня версий.

Если бы патроны прятал я, то нашел бы для этого место более потаенное. Тем более, что почти всем, кто меня знал, и в первую очередь сотрудникам 6-го отдела ,было известно, что я никогда не держу у себя дома ничего запрещенного, зная о том, что ко мне могут прийти с обыском в любой момент.