Нина Воронель - Моя карта мира

Я пропустила момент, когда начала выстраиваться очередь за луковым пирогом – на площади вдруг грянула музыка, я обернулась и увидела длинную вереницу нарядных пар, хвост которой терялся где-то в темноте дальних улиц.

Мы ловко пристроились к началу очереди – как раз во время, чтобы увидеть, как вокруг печи началась большая кутерьма. Смотритель местного бассейна умело разжег на колосниках веселый огонь, в который два молодых парня в высоких сапогах со стальными гвоздиками стали подкладывать мелко наколотые сухие полешки, заранее заготовленные в поленницах под школьным забором.

     Как только в печи заплясало пламя, на ветвях кленов в школьном дворе вспыхнули десятки разноцветных лампочек и осветили притаившиеся под церковной стеной длинные столы, на которых стояли дубовые бочонки, наполненные золотистыми шарами теста. Возле столов уже выстраивались ряды нарядных матрон в белых кружевных фартуках и в белых крахмальных чепчиках. Завершив построение, они разом, как по команде, высыпали на каждый стол горки муки из холщовых мешков и стали проворно раскатывать тесто на небольшие лепешки размером с дессертную тарелку.

Это выглядело, как настоящий театр. Недоставало только, чтобы слаженный хор веселых дровосеков в высоких сапогах со стальными гвоздиками и пышных матрон в белых крахмальных чепчиках грянул что-нибудь возвышенное, вроде: «Сатана там правит бал, там правит бал!».

Вместо хора у печи появились новые матроны с кастрюлями и, споро растусовавшись по столам, начали круглыми черпаками выкладывать горки начинки на разделанные круги теста. В начинке был не только лук, но и мелко наструганные ломтики ветчины, густо посыпанные приправами. Каждая горка тут же равномерно разминалась специальной плоской ложкой по всему кругу лепешки.

К тому времени, как полсотни лепешек были готовы, высокое яркое пламя в печи сменилось ровным алым мерцанием раскаленных древесных углей, затянутых поверху тонкой черной патиной угольной пыли. К печи подкатили длинный, крытый жестью стол, и еще две матроны в белых чепцах вступили в освещенный круг. Каждая взяла в руки небольшую металлическую лопатку, - вернее, плоский противень, насаженный на длинную ручку. На каждом противне была распластана лепешка с начинкой и отправлена в печь на раскаленные угли.

Из печи потянуло вкусным запахом печеного теста и жареного лука, очередь на миг взволнованно загудела и затаила дыхание. Три минуты проползли в благоговейной тишине. Затем обе печные матроны одновременно слаженно наклонились, вынули из печи лопатки с первыми испеченными пирогами, и единым умелым движением смахнули их на заготовленные заранее белые картонные тарелки.

Мы не успели попасть в число первых счастливцев, надкусивших знаменитый пирог. Но работа у печи шла так слаженно, что через какие-нибудь пятнадцать минут мы уже держали в руках по картонной тарелке с дымящимися лепешками. Вкус у них был божественный – может, в недрах этой невзрачной древней печи хранится какая-то тайна?

«Конечно, хранится, - объявила наша квартирная хозяйка фрау Лило, - ведь недаром местные ребята каждый год накануне праздника пирога с пением носят по улицам огромное чучело дракона!». Чучело это,  около двенадцати метров длиной, десятки – а может, и сотни лет, никто не знает точно, - целый год висит в большом мешке в специальной комнате при церкви, ожидая своего часа.

     Я не поленилась пойти посмотреть, как этого монстра вытаскивают наружу после зимней спячки. Он провисел целый год в темной комнате, сложенный  гармошкой в огромном мешке, и потому выглядел печальным и помятым. Несколько местных дам из Женского Ферайна пришли помогать ребятам приводить дракона в порядок. Его сшили очень давно из цветных лоскутков, изображающих чешую, и натянули на проволочный каркас, и потому каждый год его приходится чуть-чуть подновлять - подшивать порванные лоскутки, распрямлять помятый каркас, чистить пасть и подкрашивать красной краской пятна крови на шее и на хвосте

     По мнению фрау Лило эти пятна крови и составляют главную часть сюжета. Очень давно, когда камни вокруг нашей деревни были серые, молодой дракон забрел в эти места и влюбился в прекрасную девушку. Он похитил ее и запер в замке Вилленштейн, развалины которого красной глыбой и сейчас топорщатся на холме – только в те дни замок тоже был серый. Дракон приходил к девушке каждый день и смотрел на нее влюбленными глазами. И случилось чудо: девушка полюбила дракона, она поцеловала его, и он превратился в прекрасного принца. Они поженились и стали счастливо жить в замке. Чтобы порадовать народ, они построили эту печь, и каждый год пекли в ней луковый пирог для всей деревни, и выставляли к пирогу двадцать бочек местного вина «Шой-Ребе», которое считается лучшим в мире. Говорят, что вкус у того пирога был божественный, но только принцессе был известен его рецепт.

     Так бы и жили они припеваючи, если бы не одна беда -  вместо детей у принцессы рождались только маленькие дракончики. Она так стыдилась этого, что каждый раз, как у нее рождался новый дракончик, она тайком от всех,  даже от мужа, ночью прокрадывалась на самый верх башни и бросала своего младенца вниз, чтобы он разбился насмерть на скалах. И вот однажды ночью принц проснулся и заметил, как его жена крадется в башню с корзинкой в руке. Он потихоньку пошел за ней следом, потому что был очень ревнивый и думал, что у нее свидание с кем-то, кто с самого начала был рожден человеком. Он спрятался за дверью и увидел, как она вынула из корзинки маленького дракончика, поцеловала его и бросила вниз в пропасть. Тогда принц страшно закричал от боли и превратился обратно в дракона. Увидев это, принцесса зарыдала и сама бросилась вниз. Кровь ее разбрызгалась по всей окрестности, и с тех пор скалы здесь стали такие красные. И стены замка тоже.

     А несчастный дракон совсем потерял голову и пополз в деревню: он так долго был человеком, что разучился ходить по-драконьему. Пока он полз, его чешуя цеплялась за камни и кусты, и кровь брызгала во все стороны, так что вся земля здесь тоже стала красная. В конце концов, он приполз на центральную площадь и умер.

     Жители деревни очень огорчились, они любили принца, хотя и знали о его темном прошлом - ведь когда-то он был драконом. И они решили сохранить память о нем – они выписали с востока мастеров, которые почистили его шкуру и сделали из нее чучело. И с тех пор каждый год юноши нашей деревни носят это чучело по улицам в память о той ужасной трагедии. А женщины пекут луковый пирог, хотя и не совсем тот, а похуже, потому что секрет рецепта волшебного пирога погиб вместе с принцессой.

     Но какой-то рецепт все же сохранился – и поэтому наша фрау Лило раньше целую неделю перед праздником сидела на кухне и, плача, чистила и резала сотни луковиц для начинки. Это была ее доля в праздничном мероприятии – приготовить 200 кг. мелко нарезанного лука. Другие женщины изготовляли тесто и смешивали лук с ветчиной, а мужчины заготавливали дрова и пригоняли грузовики с вином и пивом. Потому что в груди у каждого из них «была арфа, была арфа, была арфа».

     Но иногда эта арфа звучит слишком громко, и тогда вспыхивают  горячие ссоры – это происходит от того, что какая-нибудь группа женщин начинает настаивать, будто обнаружила подлинный рецепт пирога принцессы. Размах этих ссор трудно понять постороннему наблюдателю, но сомневаться в их градусе не приходится. Так, несколько лет назад мою фрау Лило лишили права плакать при очистке 200-т килограммов лука, и отдали это право двум молодым дамам из профессорского поселка, выросшего недавно на одной из окраин нашей деревни. Молодые профессорши беспардонно объявили, что их пирог будет ближе к источнику, потому что им удалось расшифровать и научно обосновать его рецепт, найденный ими в какой-то старинной книге. Так что теперь арфа переселилась, может быть, к ним и их мужьям, которые теперь заготавливают дрова и пригоняют на праздник грузовики с вином и пивом.

     Мне пока не удалось выяснить, какое отношение к истории с драконом имеет долина Карлсталь, глубокой зловещей трещиной рассекающая наш кроткий лес на две неравные части. Она открывается глазу внезапно и неожиданно – она начинается с того, что не подозревающий подвоха путник безмятежно спускается по извилистой каменной лестнице в глубь земли, и застывает, не веря своим глазам. Сразу за поворотом из-под нависшей над бездной каменной глыбы вдруг вырывается бурный поток, который устремляется  вниз, в ущелье, весь в бело-пенных барашках вихрей.

Промчавшись парой сотен метров, поток слегка утихает и начинает более размеренно струиться по глубокой синусоиде, стиснутой с двух сторон останками разразившейся здесь когда-то геологической катастрофы. Над клубящейся в узком русле водой то справа, то слева нависают огромные валуны, громоздящиеся друг на друге, как застывшие в эротическом порыве мамонты. Если бы можно было вскарабкаться по этим валунам несколько десятков метров вверх, невозможно было бы поверить в реальность постоянно разыгрываемой внизу неуместной шутки природы  - скрывая в тени ветвей глубокую расщелину Карлсталя, над обрывом на много километров простирается безмятежный лесной массив.