В. Чаплыгин - Всемирный следопыт, 1930 № 06

Все же из осторожности ударники вышли на работу лишь к вечеру. В темноте меньше риска быть обстрелянными, а для работы время суток безразлично: ночью и днем в штольне одинаково приходилось работать с искусственным освещением. Фонарей не хватало. Пришлось довольствоваться обычными стеариновыми свечами.

За обвалом, как и предполагал Милановский, оказалась новая ледяная пробка. Штольня здесь была попросторней, работать было легче, и кирки споро вонзались в пыльный желто-серый лед. Появились признаки близости воды: по штольне бежал бойкий ручеек, часто горняки улавливали где-то в глубине сопки еле слышные вздохи попавшей в плен воды. Да и по тому, как ломался под кирками лед, видно было, что он не толст.

Пока часть рабочих пробивала штольню дальше, другие вытаскивали из выработки полусгнившие бревна и доски старых креплений и в самом опасном месте — у обвала — уже строили новое крепление. Заготовленный материал был сложен в распадке, и рабочим нужно было ходить туда за ним. Эти путешествия в темноте, в постоянном ожидании обстрела были не из легких. Много раз, поднимаясь к штольне с тяжелыми бревнами, рабочие оступались на камнях и катились вниз, ушибаясь и расцарапывая руки. Но бодрость не оставляла их. Энтузиазм Синицына заразил всех. Они знали: чтобы не проиграть соревнование кадаинцам, сегодня же необходимо сбить штольню с первой шахтой. А для этого нужно торопиться. И если бревно на подъеме выскальзывало из рук, то никто в этом не винил ни темноту, ни китайцев. Собственная неловкость была причиной задержки.

Синицын сам работал с киркой вместе с тремя рабочими, среди которых был и Та-Бао. Прораб с тревогой смотрел на быстро отступающий лед.

«Не лучше ли нам будет привязаться? — думал он, — вот хотя бы к этой старой „бабке“. Кажется, она еще достаточно крепка. А то ведь вода может нас смыть, в случае чего».

Но подумав, он отказался от своего намерения. Вода могла пойти полным сечением штольни, и тогда единственное спасение было бы в бегстве. Веревки могли помешать.

Над Синицыным навис пласт льда. Изловчившись, прораб подбил его киркой снизу, и пласт, расколовшись надвое, шлепнулся на пол. Звук его падения, подхваченный эхом, словно выстрел вырвался из штольни. В то же время Синицын почувствовал, что откуда-то сверху потянуло холодным сырым сквозняком. Залежавшийся воздух штольни вздрогнул и, точно подталкиваемый вентилятором, двинулся к выходу. Пламя свечи задрожало и погасло. Рабочие стояли в темноте бок о бок и прислушивались. Казалось, где-то вверху работал большой насос, нагнетая в штольню свежий воздух. С жадностью вдыхая его, люди только теперь почувствовали, как они нуждаются в нем. И первое время они как-то и не пытались объяснить себе появление этого странного сквозняка.

Ток воздуха принес лай собаки. Этот лай встрепенул горняков. Синицын полуотсыревшими спичками с трудом зажег свечу. Пламя осветило мрачную трубу выработки, серые лица рабочих.

— Да ведь над нами шахта! — воскликнул прораб и так неловко толкнул свечу, что та вновь погасла.

И опять послышался явственный, хотя и далекий лай собаки. На него никто не обратил внимания. Появление шахты не было неожиданным, но все же, когда в третий раз была зажжена свеча и все увидели над собой черное отверстие в потолке штольни, рабочие не на шутку обрадовались.

— Ну, теперь кадаинцы больше не будут хвастаться! — говорили они.

На крики прибежали те, кто работал у входа. И все поздравляли друг друга с соединением штольни с первой шахтой.

Впрочем, долго предаваться ликованию было некогда. Больше чем на половину отверстие было еще закрыто льдом. Он топорщился в шахту уродливыми натеками, и на его поверхности лежало несколько больших обвалившихся камней, и остатки осыпавшейся полусгнившей клетки. Воодушевленные успехом, рабочие с удвоенной энергией принялись за борьбу со льдом. Они даже забыли про осторожность и работали, не думая о том, что в каком-нибудь метре от них может быть вода, скопившаяся там под давлением не малого количества атмосфер.

Вряд ли кто-нибудь из рабочих мог связно рассказать, что произошло в следующие минуты. Лед вдруг вздрогнул, как будто кто-то подтолкнул его изнутри.

Что-то ухнуло, где-то затрещало, и мгновенно рассвирепевшим зверем через лед на рабочих хлынула вода.

Синицын хотел закричать, но поток захлеснул его.

Он сделал отчаянное усилие, рванулся вперед и, ухватившись за какой-то выступ, втянулся на руках в шахту. Под ним раздался взрыв, точно вылетела пробка из гигантской бутылки. Ломая крепление, увлекая с собой камни во много десятков килограммов весом, вода пошла полным сечением штольни.

Только вулканическое извержение и шторм в океане могут сравниться своими шумами и буйством с победным шествием воды, вырвавшейся из подземного заточения. В штольне стреляли пушки. Там хлопали, вздымаясь пузырем, большие натянутые полотнища. Там ревел и захлебывался в предсмертном крике неведомый громадный зверь, придавленный скалой. Другой зверь плотоядно шипел и выл, раздирая на куски еще живую добычу. Как будто сцепились в недрах сопки, не поделивши подземный мир, исступленные, обезумевшие великаны древних мифов. В шуме воды слышны были удары мечей, треск костей, победные взвывания и проклинающий хрип раненых.

Не умещаясь в штольне, вода кидалась в шахту, цепляясь за ее стены, падала обратно и клокотала разъяренно и оглушительно. Синицын прижимался к мокрым камням, цеплялся за остатки клетей и все ждал, что вот-вот вода смоет его и утащит в штольню. Он не знал, что в полуметре от него еще два человека так же, как и он, жались к камням и думали, что сейчас проглотит их водяное чудовище, решившее, наверное, разнести на части всю сопку. Минуты безразличия сменялись у людей прилавками дикой энергии, бешеного желания жить. Потом приходил ужас, и люди кричали, выкатив глаза:

— А-а-а-а!..

Но они не видели и не слышали друг друга.

Вода смывала целые груды отвалов и мощным сокрушающим потоком неслась под гору, к Аргуни.

Работавшие у входа в штольню успели выбежать и вскарабкаться на сопку, как только услышали первый урожающий шум. И, прислушиваясь с ужасом к буйству воды, они услыхали вдруг крики людей. Крики шли от реки, куда подземная вода несла всю свою неудержимую силу. Кто-то был захвачен потоком, кто-то погибал под катящимися со склона камнями, кто-то пытался спастись, прыгая с берега в Аргунь. Но было слишком темно, и рабочие с сопки напрасно пытались что-нибудь рассмотреть. Спускаться же они не рисковали. К тому же им могло показаться, что эти звуки принадлежат людям: шум низвергающейся воды был так многоголос, что он легко мог обмануть.

Вода шла полным сечением штольни полтора часа. Только на рассвете начала убывать ее сила, и еще через полтора часа можно было войти в штольню, чтобы найти оставшихся там или то, что осталось от них. Вода прочистила штольню, как щеткой-ежиком чистят ламповое стекло. В выработке не осталось ни одного свободного лежащего камня, ни одного бревна из старого крепления.

Синицына и двух рабочих нашли на полу штольни под шахтой. Они были без памяти. Сквозь шахту проникал свет и освещал их бледные страдальческие лица. Изуродованный труп Та-Бао лежал на камнях у самого выхода из штольни Вода вынесла его сюда.

А еще ниже, на берегу реки нашли под сброшенными водой камнями еще двенадцать исковерканных водою и камнями трупов. У многих из них в руках были судорожно зажаты винтовки. Много оружия и ручных гранат валялось среди камней на берегу. Нашли фуражку с кокардой; потом из кармана трупа, у которого голова была раздавлена в кровавую лепешку, вытащили документы на имя штабс-капитана Басова. В кустах нашли еще человека со сломанной ногой. Когда к нему хотели подойти, он выхватил наган, одной пулей ранил красноармейца, а другую пустил себе в висок. При нем оказались документы на имя поручика Глухова и деньги — вчерашний карточный выигрыш.

Через день старуха Матрена из деревни Кайгородова, что пониже Нерчинского завода, придя на Аргунь за водой, выловила из реки большую черную тряпку. Обрадованная добычей, старуха Матрена отправилась с реки прямо в огород, где у нее стояло пугало — крест из палок, обряженный в рубашку и дырявый картуз. Чучело действовало плохо. Стая ворон поднялась с грядок, когда Матрена, подходя, замахала на них:

— Кш! Ироды…

Старуха привязала тряпку к голове пугала. И пугало сразу преобразилось. Оно вдруг задергалось, зашевелилось, замахало. И несомненно оно теперь сделалось очень страшным для ворон. Матрена полюбовалась на свою выдумку, и заковыляла обратно к реке, к забытым ведрам.

На тряпке, привязанной к голове пугала было написано:

«Батальон уничтожения СССР. С нами бог!»

Но старуха Матрена была неграмотна.