Сергей Алексеев - Сорок уроков русского (уроки 1 - 7) Изгой Великий (глава 1)

Если не знать, что они тем самым добывают Время! И заполняют им некие пустые сосуды и бассейны в своих городах, как это делают в засушливых странах во время редких дождей.

Учитель зрелости Бион был близок к разгадке этой тайны. Он всю жизнь подбирался к ней, как охотник к дикой птице, и даже ротонду башни выстроил по образу и подобию города варваров, пытаясь проникнуть в таинство их мировосприятия, понять природу их неистребимой живучести.

В Середине Земли люди взывали к богам, чтоб получить благоволение и добыть хлеб насущный. К примеру, они трудились в поте лица, дабы вырастить виноградную лозу, масличное дерево, ломали твердый камень для строительства прекрасного дворца или копали глубокие норы, извлекая серебро и золото, пускались в опасные путешествия, чтоб продать товар подороже и тем самым приобрести блага земной жизни. А варвары, ведя жизнь скудную, ничем подобным не отягощены, но зато одержимы, когда строят свои, казалось бы, лишенные всякой логики города! Когда возводят высоченные неприступные стены, зная наперед, что никто на них нападать не будет. И живут замкнутые кольцами этих стен, дабы через полвека своими руками сжечь опустевшие сосуды вместе с теремами, литейными печами, скарбом и затем построить новые!

Все эти мысли о варварском мироустройстве Арис оставил в голове, а изложил лишь некие основы жизни диких, неведомых племен и народов, неизвестных даже Геродоту. Он относился к своему труду, как корабел, еще только закладывающий на верфи корабль, однако его нынешний господин Лукреций Ирий, внезапно явившись на остров, прочел сочинение и настолько был восхищен, что и слышать не захотел никаких доводов своего невольника. Олигарху, далекому от истинной философской науки, всякое описанное и неведомое прежде явление казалось гениальным творением, ибо позволяло найти пути в далекие земли и организовать там выгодную торговлю. Поэтому он распорядился немедля сшить листы в книгу, поставил на ней свое имя и в тот час отбыл в Рим.

Недолго посожалев, Арис вдохновился на новый труд, ибо его переполняли мысли, а в распоряжении были щедрые запасы чистого папируса и чернил. Приученный думать на ходу, он прогуливался по острову, совершая своеобразное кругосветное путешествие, сочинял в уме, укладывая каждую мысль в научное ложе, после чего садился за стол и излагал их на папирусе. На сей раз он задумал обхитрить господина и творил сразу два сочинения: одно под его именем, а другое, содержимое втайне даже от прислуги, – под своим. Это было дерзостью и влекло за собой опасность быть уличенным в нарушении договора, но одновременно наполняло сердце философа по-отрочески безудержной радостью творения, ибо он вновь открыто взирал в лицо великого своего учителя – врага - и мысленно побеждал его.

Так миновал год этого двойственного существования, и трактат для господина был завершен, однако тот более не появлялся и не слал своих людей. Арис, радуясь сему обстоятельству, всецело занялся своим тайным трудом, порою ликуя от восхищения. Он вздумал закончить его и, не проставляя своего имени на титуле, послать с рыбаками в Афины учителю своему, Платону. И послал бы, коль к пирсу острова не причалил корабль со сдвоенным крестом на парусе – тайным знаком коллегии эфоров…

ПРИБЫЛОЙ ВОЛК. Часть вторая.

Он просидел у моря под знойным, палящим солнцем до самого вечера, пересыпая память из руки в руку, как горсть раскаленного песка, и издалека взирая, как близорукий Таисий Килиос, окруженный рабами с опахалами, читает его труды. И чем дольше он склонялся над несшитыми еще листами папируса, тем далее отступала смерть. Иные места в трудах эфор прочитывал дважды и затем, откинувшись на спинку кресла, подолгу о чем-то размышлял, и появлялась призрачная вера о пощаде, хотя бы на срок, позволяющий закончить труд. Когда же стемнело, надзиратель приказал установить возле кресла три светоча и продолжал читать уже при неверном, колышущемся свете! И тем самым добавлял уверенности, что жизнь продлится даже более срока, нужного для завершения сочинения! Он должен был, обязан был споткнуться на том, что рукопись обрывается на полуслове, и, уже захваченный, завлеченный историей о варварских святынях, потребует продолжения!

А его, это продолжение, можно писать бесконечно, пересыпая мысли из кулака на ладонь и потом обратно…

Уже дважды он был приговорен и избегал смерти. Этот вердикт был третьим и последним, если исходить из варварского представления о триединстве мира.

И если это случится, то можно обрести вечность…

Песок под Арисом медленно остыл, затем стал холоден, студил до озноба, и лишь с восходом солнца, когда он начал теплеть, светочи потушили, эфор оторвался от рукописей и подозвал приговоренного. От первых слов Таисия Килиоса стало понятно, что философ напрасно обольщался, ибо не представлял, испытывая жажду жизни, что этот надзиратель за сохранением тайн Эллады сыщет в трудах мотивы, усугубляющие его вину.

– Считаю оба труда завершенными, – заключил он, словно меч воздел над согнутой шеей.

продолжается сбор средств на издание книги "Сорок Уроков Русского"

Арис ощутил, как все его существо собралось в горячий ком и сжалось в солнечном сплетении, словно он вновь наблюдал, как неумолимые варвары свергают учеников философской школы с седьмого яруса башни.

– Ты знаешь, Эллада стоит на пороге своей гибели, – заключил Таисий Килиос. – Все мои устремления вразумить ее посредством варварской Македонии и ее царя Филиппа успехом не увенчались… Никогда еще греки не знали подобного унижения и обиды! Даже от персов!

– Это мне известно, и я, страдая и печалясь о том, писал свои сочинения…

Эфор потряс рукописью и презрительно швырнул ее на песок.

– Ты пытался поведать потомкам о святынях варварского мира, – продолжил он после паузы. – Вселить в них еще большую гордыню и навсегда развести благородные народы с иными странами света. Посеять вечное противоборство, бросить семена бесконечных войн, ужасающих набегов и гибели просвещенной Середины Земли. Безусловно, ты достоин смерти, впрочем, как и труды твои. Не могу дать тебе и минуты, чтобы завершить сочинения.

– Я не хотел этого, надзиратель, – обреченно произнес философ. – Напротив, мыслил примирить стороны света…

– Каким же образом?

– Отыскать святыни варваров, изучить их, с помощью аналитики сопоставить мировоззрения ума просвещенного и варварского. И сблизить их, если окажется между ними пропасть. Или хотя бы выстроить мост…

Таисий Килиос надменно усмехнулся:

– Ты рассуждаешь, как понтифик!

– Я вижу в этом смысл философии, – гордо ответил Арис. – Выстраивать мосты, примирять непримиримое.

Надзиратель был непреклонен.

– Странствуя между дикими народами, ты стал таким же простодушным, как они… Учитель твой Платон одобрил бы твои устремления?

– Нет, – признался невольник. – И я бы не хотел походить в трудах на своего учителя.

– Ты еще очень молод и мыслишь, как юноша, пытаясь бросить вызов. Мне жаль тебя… Столько потрачено сил, времени. И все напрасно…

– Неужели, надзиратель, ты не нашел ничего нового и полезного в моих трудах?

– Ничего…

– Как же варварские святыни?.. О них не знает никто из ныне живущих философов! Впрочем, из ветхих тоже. Есть только слухи…

– Философы не знают, верно… И не должны узнать. Это я тебе говорю, эфор, надзирающий за тайнами Эллады.

– Но знаешь ли ты? Изведал ли ты суть варварских святынь?

Таисий Килиос застыл, взирая на восход, и багровый свет обратил его в изваяние.

– Иначе бы коллегия не уполномочила меня надзирать за тайнами…

– Ты прикасался к священным книгам варваров?!.

– Я погубил зрение, сидя при жировом светильнике, в мрачной пещере. Поэтому плохо вижу даже встающее солнце…

Аристотель вдруг испытал страх, глядя на бронзового эфора. Но он, этот страх, перевоплотился в некое уважение.

– Готов преклонить колено, надзиратель, – проронил он. – Я лишь мечтал об этом…

Таисий Килиос, ко всему прочему, был еще скромен и пристрастен к поиску истины.

– К сожалению, не удалось позреть на первозданные святыни. Мне в руки попадали только списки со священных книг, исполненные доксографами, по памяти тех, кто к ним когда-либо прикасался. Ты, философ, понимаешь, это не одно и то же… Как бы я хотел взглянуть на истинные святыни варваров. Написанные золотыми чернилами!