Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #5

Расскажу об одной курьезной истории, услышанной мною от знакомого, заслуженного боевого летчика. Где-то в конце 1944 года с нашего прифронтового аэродрома то и дело стартовали штурмовики Ил-2 с заданием: уничтожить большой железнодорожный мост, от которого зависело выполнение крупной войсковой операции. Задание было столь важным, что за ним следили Генштаб и лично Сталин. Однако немцы создали вокруг моста сильную ПВО, и наши несли немалые потери. Однажды перед очередным вылетом оказалось, что экипаж одного из штурмовиков не в комплекте: не хватало стрелка для хвостовой турели — сзади Ил-2 оказался уязвим, и в новой его модификации предусмотрели такого рода защиту. “Эй, сержант Г.! — крикнул командир проходящему мимо бойцу аэродромного обслуживания. — Давай живо в кабину!” — “Да я… никогда”, — растерялся тот. “Ничего страшного. Сядешь, пристегнешься ремнями; если немецкий самолет появится, нажмешь на гашетку или хотя бы просто поводишь пулеметом из стороны в сторону”. — “Я же…” — “Разговорчики! От винта! По машинам!” И сержант аэродромной команды, ни жив ни мертв, уже в воздухе. И надо ж было случиться такому, что именно этой машине удалось прорваться к мосту и уничтожить его — да еще вместе с движущимся по нему немецким составом!

Обрадованное начальство представило экипаж к наградам: пилота — к ордену Красного Знамени, штурмана — к Красной Звезде, а сержанта Г. — к медали “За отвагу”. Вышло так, что коль операция была под личным контролем Сталина, то и представление попало к нему. Верховный взялся было за перо, но тут остановился на кандидатуре Г., прочитал его имя, отчество, пробежал анкету. И улыбнулся: “Геббельс утверждает, что евреи у нас нэ воюют, а по тылам отсиживаются. А вот мы им и покажем”. И напротив фамилии Г. вычеркнул “За отвагу” и вписал: “Герой Советского Союза”.

Когда документы пришли в полк, там, конечно, все обалдели. Не растерялся лишь сержант Г. Быстро подал рапорт о поступлении в училище. Пока его окончил, и война закончилась. И стал Г. писать книжки о героях. О таких же, как и он сам…

Взгляд на мир из дома на Старой Смоленской дороге трудно представить без хозяйки дома — моей матери Пелагеи Никоновны, простой русской женщины со скромным дореволюционным начальным образованием (она родилась в 1891 году), но очень начитанной.

Наше отношение к матери выражалось в полушутливой формуле: “Мы — Полины дети”.

Мать всегда стремилась обогатить нашу речь. Кое-что из этих богатств она донесла нам из своего детства. “Давно, еще до революции, мы, малюсенькие босоногие девчонки, — рассказывала она, — добудем на всех с полкопейки и важно шествуем в лавку местной торговки, бабки очень неприветливой. Тянем на себя в несколько ручонок дверь, внутри звенит колоколец, и хозяйка выходит “встречать покупателей”. Но, не желая возиться с такой “клиентурой”, пришедшей всего лишь за горсточкой леденцов, рявкнет, бывало, на нас: “Нечего вам тут делать! Идите, идите отсюда, облезлые морды!” Последнего эпитета мы удостаивались, видно, из-за своих облупленных от солнца носов, ну да еще нашего общего несолидного антуража”.

Это выраженьице уже давно в нашем домашнем лексиконе. Если зайдет речь о каких-нибудь несерьезных, не заслуживающих внимания людях, то тут уж без “облезлых морд” не обойдешься.

Утверждают, что у каждого человека бывает в жизни свой “звездный час”, что бывает даже “звездный час человечества”. А мой “звездный” вместился, пожалуй, в одну минуту.

В ночь на 1 сентября 1943 года немцы в деревне Лукьянинки, где мы тогда оказались, как-то странно засуетились, забегали возле машин, а к утру даже развеялся запах их синтетического бензина. Потом вместе с приходом ясного, солнечного дня установилась непривычная тишина.

Я побежал за околицу и через перелесок к возвышенности — чтобы лучше увидеть округу. И тут я увидел их. Двое с автоматами за спиной, не видно — какими… На плечах погоны. Тянут катушки с проводом… Постой, да на них же… гимнастерки, наши, родные, защитные. И не “горгочут”, а говорят по-русски! Боже, да это же на-а-а-ши!!!

Дальше, честное слово, я мало что помню. Лишь ту самую мою “звездную минуту”, когда один из бойцов, слегка курносоватый, с ямочками на щеках, как-то по-особому ясно, светло улыбнулся мне и озорно подмигнул: “Ну что, парень, живой?”

На следующий день мы уже были в нашем доме на Старой Смоленской дороге. И сразу же услышали: “мяу!” Нас ждала наша любимая отважная Катя. Тоже живая.

Значит, будем жить…

Мозаика войны

Взятие Парижа явилось апогеем русской славы… Донские маштачки пили воду Сены, а праправнуки нарвских беглецов и полтавских победителей, сыновья рымникских чудо-богатырей, разгромив Европу, стали биваком на Елисейских полях!..

А. А. Керсновский.

“История русской армии” в 4-х томах.

Москва, “Голос”, 1992, т. 1, с. 293.

По берлинской мостовой

Кони шли на водопой.

Шли, потряхивая гривой,

Кони-дончаки.

Распевает верховой:

“Эх, ребята, не впервой

Нам поить коней казацких

Из чужой реки…”

Казаки, казаки.

Едут, едут по Берлину

Наши казаки.

Из популярной советской песни

На одной из дорог, ведущих к Берлину, обратил я внимание на экипировку проходившей мимо нас кавалерийской бригады: впереди генерал в черной бурке на плечах, кони в эскадронах подобраны по масти, кавалеристы в казачьей форме с клинками и автоматами — все в новеньком. Подумалось: красиво идут, только чересчур чистенькие, не воевать приготовились, а гарцевать по улицам Берлина…

Поколесив в пригородах, выехали на автостраду Берлин — Фюрстенвальде, идущую от фашистской столицы в юго-восточном направлении. Нас удивило, что “студебекеры” повернули не к Берлину, а в сторону Фюрстенвальде. В окрестностях этого местечка войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов была окружена армия численностью порядка ста тысяч человек. Предпринимаемые немцами попытки вырваться из “котла” и прийти на помощь обороняющим Берлин не увенчались успехом.

Войска, блокировавшие окруженную группировку противника, согласно показаниям пленных, со дня на день ожидали массового прорыва кольца окружения. Советское командование стягивало к Фюрстенвальде большие силы, создавало мощный артиллерийский заслон. И вот в последних числах апреля, в полночь, десятки тысяч немецких солдат и офицеров вслед за танками устремились по направлению к автостраде, ведущей в Берлин. Наша артиллерия, “катюши” били беспрерывно до утра. Мы, связисты, оказались в роли пехотинцев: вели огонь из стрелкового оружия по бегущим фашистам. С рассветом канонада стихла: из леса на опушку стали выходить группами и в одиночку солдаты и офицеры с поднятыми руками. Только на нашем участке оказались плененными свыше пятнадцати тысяч человек. Окруженная группировка немцев юго-восточнее Берлина была полностью ликвидирована. Мне, человеку, повидавшему многое на дорогах войны, подобного побоища наблюдать не приходилось: лес был буквально иссечен снарядами, искореженная военная техника, перевернутые мотоциклы и убитые в два, а в некоторых местах в три ряда — люди шли волна за волной, по трупам павших…

По завершении ликвидации группировки войска, по замыслу командования, должны были передислоцироваться на северную окраину Берлина. В этот район заранее было решено перебросить на “студебекере” связистов нашего взвода. Обгоняя многочисленные скопища гитлеровцев, мы мчались по автостраде в сторону столицы рейха. Каждую колонну пленных сопровождали три всадника-офицера: ведущий, замыкающий и курсирующий вдоль колонны туда и обратно. Шли пленные, понурив головы, и лишь некоторые из них, не снимая наград, маршировали с гордо поднятыми головами…

Остановились в поселке, представляющем одну большой протяженности улицу, с поворотом посередине. Поселок отстоял от окраины Берлина на один-два километра. Взвод расположился в одном из домов на повороте улицы. Здесь предполагалось разместить в последующем командный пункт. По нашим прикидкам, дивизии пешим ходом должны добраться сюда не ранее чем через два дня. Так что можно было отдохнуть, расслабиться. Решили приступить к работе на следующий день с рассветом. Тем более что в этот день Родина праздновала международный день трудящихся 1 Мая. Солдаты раздобыли коньячок, немного выпили, поужинали и легли спать. Оставшееся спиртное командир взвода разлил по фляжкам командиров отделений, сказав при этом: “Выпьем после выполнения задания”…

Ночью, заметив на окраине Берлина немецких солдат, часовой поднял по тревоге спящий взвод. Светало. Цепи немцев, выходящих из Берлина, хорошо просматривались невооруженным глазом. Видны были, по мере приближения к поселку, и автоматы в их руках. Мы оказались в затруднительном положении, так как не знали численности вырвавшихся из центра Берлина войск. Не были известны и намерения противника. Поэтому комвзвода с принятием окончательного решения не торопился, а пока выставил дозорных в разных точках поселка.