Итоги Итоги - Итоги № 39 (2013)

— Дело было так. Мы сидели в кабинете у Ельцина со всеми главными соратниками, обстановка тяжелая, неуверенность сковала многих. Говорю: «Борис Николаевич, давайте я сейчас позвоню Лукьянову и назначу ему встречу на завтра!» Нам нужно было выиграть эту ночь, поскольку, по всем данным, именно тогда готовился захват здания Верховного Совета. Мне уже разведка донесла, что Лукьянов не участвует в заговоре, и я предположил следующее: если договорюсь с ним о встрече на следующее утро, то он поймет это как нашу готовность уступить и повлияет на членов ГКЧП, с тем чтобы они отказались от силового установления контроля над Белым домом.

Соратники Ельцина этот план не сразу поняли, как, впрочем, и многое другое. Например, когда я писал обращение к народу, то включил в него требование немедленно восстановить президента Горбачева на своем посту. Бурбулис вскинулся: «Зачем нам нужен этот Горбачев?» Говорю ему: «Дело не в Горбачеве, а в нас, руководителях России: люди правильно поймут нашу позицию, которая независимо от личных отношений Ельцина с Горбачевым требует восстановить законность, вернуть Горбачева в Кремль. Вот в чем суть этого предложения: мы требуем соблюдения закона!» Просто удивительно, насколько близкие люди Ельцина были лишены аналитических способностей!

Так произошло и на этот раз: некоторые были против моего контакта с Лукьяновым. Но Ельцин и Силаев поддержали эту идею.

Когда я позвонил Лукьянову, тот сказал: «Приезжайте, Руслан Имранович, я готов». Я сказал, что хочу приехать еще с Силаевым и Руцким и не сейчас, а завт­ра утром. Он говорит: «Зачем они нужны?» Отвечаю: «В качестве свидетелей». Он: «А, все, согласен». То есть я его успокоил. Наши требования к ГКЧП поручили разработать Силаеву. Он подготовил хорошие, но сдержанные предложения. Я добавил несколько достаточно жестких вещей: роспуск ГКЧП, свободный допуск депутатов на чрезвычайную сессию Верховного Совета 22 августа... Благодаря этой акции ночь прошла относительно спокойно. Думаю, когда мы договорились с Лукьяновым о встрече 21-го утром, он рекомендовал членам ГКЧП ничего не предпринимать ночью против Белого дома — а штурм готовился, и Грачев с Лебедем могли выполнить приказ. Но после моего звонка они решили: утром приедет Хасбулатов и фактически согласится с требованиями ГКЧП. Не хочу преувеличивать, но считаю, что ситуацию тогда спасли я и Анатолий Лукьянов.

— Почему не отстояли Лукьянова?

— Пытался... И Горбачев, и Ельцин его в одинаковой степени ненавидели — они все-таки не были большими политиками, не умели смотреть в завтрашний день. Хотя оба мне сказали: хорошо, мы его не тронем. Но только я ушел от контроля этой ситуации, как оба дали приказ его задержать. Думаю, Ельцин действовал уже по определенному сценарию, а Горбачев — по наитию. Этот арест ускорил распад СССР, и это была величайшая трагедия.

— Как начался разлад с Ельциным?

— Разногласия с Ельциным начались по двум вопросам: это кадровая политика в правительстве и экономическая политика государства в целом. По обоим вопросам принимались, мягко говоря, странные, предельно субъективистские, а попросту говоря — безграмотные, непродуманные решения. Огромное значение имел фактор иностранных консультантов, которые ничего не понимали в нашей российской обстановке, но готовили самые крупные решения. Это и отпуск цен, когда десятки миллионов людей мгновенно лишились своих сбережений. Это и дикая приватизация, которая проводилась с грубым нарушением законов, принятых Верховным Советом и согласованных и подписанных самим Ельциным. Позже эти разногласия сместились в сторону вопроса о том, какой быть Конституции, и к иным проблемам развития страны, в том числе в области федеративных отношений.

Но хотел бы сразу сказать: не я был инициатором эскалации противоречий. Тогда стартовала кампания дикой травли Верховного Совета, к которой подключили заграницу. Помнится, бывший премьер Великобритании Маргарет Тэтчер заявила, что Верховный Совет России — это осколок бывшего СССР, его надо срочно переизбрать, изменить Конституцию, а всю власть вручить Ельцину. Эти провокации и глупости «демократическая» печать тиражировала днем и ночью, восторгаясь мудростью «железной леди». В телебеседе с Олегом Попцовым в ответ на его вопрос о том, как я воспринял это заявление госпожи Тэтчер, я сказал: может быть, у России не самая лучшая Конституция, но лучше иметь такую, чем не иметь ее вообще, как в Англии. По нашей Конституции все депутаты избираются народом, никто не имеет наследственных прав занимать парламентские кресла, как в Англии. Там палата лордов — из Средневековья, а спикер сидит на мешке с овечьей шерстью. Далее, в Англии ведется война против Северной Ирландии. Так что нечего всяким заезжим бабешкам лезь в наши дела, пусть займутся своими — их у них не меньше, чем в России.

Что тут началось! Все СМИ ополчились против моего термина «заезжая бабешка». Но, судя по письмам в Верховный Совет, абсолютное большинство населения было в восторге от того, что в стране нашелся лидер, который поставил на место «железную леди». Кстати, раньше я с ней встречался и имел продолжительную беседу в посольстве Великобритании. Никаких «гениальностей», о которых взахлеб говорили многие в связи с ее недавней кончиной, я в ней не обнаружил. Заметил некоторую старческую суетливость, она все пыталась подружить меня с Гайдаром...

Так вот, на наши нараставшие непримиримые противоречия с Ельциным по проведению экономической реформы накладывались его постоянные попытки выйти за пределы своих полномочий, стремление превратить Верховный Совет в безвластную структуру. Примечательно, что в бытность председателем Верховного Совета Ельцин всячески приветствовал укрепление парламентаризма, тогда как в роли президента ратовал за сокращение роли представительных органов власти.

Скажем, был конец октября 1991 года. Правительства СССР нет, парламента СССР нет, правительства России нет — Ельцин разогнал правительство Силаева де-факто еще в августе. Явочным порядком я превратил президиум Верховного Совета в правительство, и мы решали все текущие вопросы огромной страны. Авторитет у меня был тогда значительный, и я принимал распоряжения, постановления — вынужденно, по необходимости. Ельцину все время говорил: «Борис Николаевич, когда будет правительство? Где ваш премьер? Почти три месяца ни СССР, ни Россией не управляет единый орган. Мы, представители парламента, выполняем несвойственные нам задачи, это ненормально!» Он отвечал: «Да-да, понимаю. На днях все решим». Как-то он спрашивает: «А кого вы хотите в качестве премьера?» Отвечаю: «При чем тут я? Вы президент, лишь вы имеете право называть главу правительства. Назовите фамилии кандидатов на этот пост, я созову Верховный Совет, и мы его утвердим». Он называет с десяток людей, один умнее другого: Юрия Рыжова, Юрия Скокова, Святослава Федорова... Я ему: «Борис Николаевич, нет вопросов. Любая из этих кандидатур на Верховном Совете будет утверждена, решайте».

И вот вместе с Ельциным накануне открытия съезда, вечером, мы обсуждаем эти кандидатуры, он говорит: «Я предложу Скокова». Я соглашаюсь. Часов в 12 ночи звонит: «Завтра называю Святосла­ва Федорова». В час ночи мне звонит Федоров, а я его давно и хорошо знал, говорит: «Руслан, я так рад, что буду с тобой работать. Мне только что позвонил Ельцин, уговорил. Надеюсь, парламент меня примет». Отвечаю: «Я рад за вас и за страну. Мы вас утвердим». На следующий день в 10 часов утра в Кремле я открываю Съезд народных депутатов. Предоставляю слово президенту Ельцину. После своего доклада он сообщает: «Я сам буду премьером, а моими заместителями — Бурбулис и Гайдар». Как вам такой сюжет?

— Он как-то объяснил свое решение?

— Да никак не объяснил, он вообще не любил ничего объяснять. Ухмыльнулся и все. Мол, я так решил.

Я, конечно, был страшно огорчен, но тогда, чтобы его не унизить, мне пришлось уговаривать депутатов согласиться с этими кандидатурами. А они этого категорически не желали — все надеялись на то, что главой правительства будет известный, достойный профессионал, пользующийся признанием в обществе. А тут Ельцин называет каких-то «тузиков», которые должны обеспечить проведение грандиозных перемен в огромной стране. Это был верх цинизма, результат глупейшей самонадеянности. Представляете, с каким чувством я убеждал парламентариев утвердить это нелепое правительство?

— Вы догадывались, что в ближнем круге Бориса Николаевича планировали распустить Верховный Совет в 1993 году? Знали, например, о соответствующих встречах в Ново-Огареве и Завидове?

— Я знал абсолютно все, что происходило повсюду — в Кремле, правительстве, других структурах. Меня многие уверяли, что Ельцин предпримет такого рода меры, но я все отвергал, не допускал мысли, что он так подло меня предаст, я так много раз его спасал! У нас ведь были очень хорошие личные отношения, а все разногласия мы устраняли при личных беседах. Думал, что в критическом случае он пойдет на разговор. В конце концов, если бы он пригласил меня и сказал: мол, Руслан Имранович, я намерен предпринять такие и такие шаги, я бы тут же подал в отставку. Сказал бы: если речь идет обо мне, то вот вам мое заявление об отставке — распоряжайтесь без меня. Даже когда этот указ был принят, я не допускал мысли о каких-то силовых мерах. В мировой истории такого не было! Был уверен, что мы вдвоем найдем выход. Знал, что указ им подписан под влиянием целого лобби будущих олигархов, мечтающих присвоить национальные богатства страны.