Джоан Дежан - Как Париж стал Парижем. История создания самого притягательного города в мире

И Людовик XIV вникал во все свои проекты вплоть до малейших деталей. В мае 1672 года в письме к королю Кольбер интересуется, не утомляет ли он монарха многочисленными подробностями. Ответ Людовика был категоричным: «Я желаю знать все обо всем».

В Лондоне, после Великого пожара 1666 года, тоже создавались планы по глобальной реконструкции города; один из них был предложен Кристофером Реном. Все они были представлены на рассмотрение Карлу II. Однако домовладельцы, обеспокоенные возможным повышением налогов и нарушением своих прав, стали спешно восстанавливать свою сгоревшую собственность, и все мысли о большой перестройке пришлось оставить. В Париже объединенные усилия решительного и целеустремленного монарха и не менее целеустремленных городских властей привели к тому, что столица Франции стала первым городом в современной истории, который не вырос стихийно из деревни, а был возведен по законам логики. В новом Париже царствовали прямые линии и правильные углы. Он послужил образцом для многих будущих городов – сначала в Европе, а затем по всему миру. В 1698 году гость из Англии заметил: «Улицы [Парижа] настолько чистые, ровные и в одном стиле, что можно вообразить себя скорее в какой-нибудь итальянской опере… чем в настоящем городе».

Из всех общественных проектов того времени один послужил олицетворением настоящей перемены в сознании общества. Приведем слова Николя Деламара, 1705 год: «До сих пор каждый правитель, имевший власть над Парижем, возводил укрепления для защиты города от нападения». Но благодаря успехам Людовика XIV на поле брани, объясняет Деламар, «столице стало нечего бояться и укрепления были больше не нужны». Людовик XIV снес фортификационные сооружения и устроил вместо них великолепную, обсаженную деревьями аллею для прогулок, опоясывающую город. Так появились первые парижские бульвары.

Таким образом, «король-солнце» стал первым монархом, который отреагировал на новый стиль ведения войны и обороны государства: начиная с XVII века страны Европы начали делать акцент не на защите каждого города в отдельности, но на укреплении границ государства в целом. Людовик XIV заменил архитектуру параноидальных страхов на архитектуру открытости и сделал Париж первым открытым городом в современной ему Европе. Это был ключевой момент в превращении окруженного стеной поселения в современный городской пейзаж.

Кроме того, бульвары можно с полным правом назвать еще и самым масштабным общественным проектом за всю историю Парижа – он был завершен лишь преемником Людовика XIV в 1760-х годах, – а также и самым дорогим. Об этом часто забывают критики Людовика XIV, утверждающие, будто он не жалел денег только на Версаль. Как и многие другие проекты, «бастион», как назвал его сам монарх, финансировался совместно из городской и государственной казны.

Заслуги в преобразовании города принадлежат не только монарху, но и министрам, воплощавшим королевские повеления в жизнь: Максимильену де Бетюну, герцогу Сюлли при Генрихе IV, Арману Жану дю Плесси, кардиналу Ришелье при Людовике XIII и Жану Батисту Кольберу, а позднее Франсуа-Мишелю Летелье, маркизу де Лувуа при Людовике XIV. Однако для того, чтобы идеи стали реальностью, требовалось не только сотрудничество значимых горожан, но и значительные средства из городского бюджета.

Крупные строительные площадки встречались на каждом шагу. На гравюре Себастьена Леклерка показана реконструкция Лувра в 1670-х годах

В те два периода истории Парижа, когда он развивался наиболее активно, Prévôt des marchands, провостом, или главным представителем торговцев Парижа, то есть фактически городским головой, являлись решительные, работоспособные люди: Франсуа Мирон (1604–1609) при Генрихе IV и Клод Ле Пелетье (1668–1676) при Людовике XIV. И тот и другой прекрасно ладили со своим королем. В 1667 году появилось еще одно лицо, сыгравшее важнейшую роль в становлении Парижа, – Николя де Ла Рени, первый глава полиции этого города, в учрежденной Людовиком XIV должности «генерал-лейтенант». У Ла Рени был очень широкий круг обязанностей: в его ведении находилось и уличное освещение, и уборка улиц, и борьба с преступностью, и транспортные проблемы. Фактически он занимался всеми вопросами, которыми занимается в наши дни мэр. Таким образом, быстро развивающийся город получил и более современное управление.

Однако далеко не все парижские стройки финансировались из казны. Финансовая система, которая досталась Генриху IV, была примерно в том же плачевном состоянии, что и его столица. Монарх не сумел бы достичь столь впечатляющих результатов за такой короткий срок, не обратись он к помощи частных инвесторов; и двое его последователей поступили точно так же. Многие из достопримечательностей Парижа – например, площадь Вогезов, остров Сен-Луи или Вандомская площадь – были задуманы тем или иным из королей и получили его благословение, но стали реальностью благодаря финансистам и застройщикам, которые вложили в эти проекты свои средства с целью получить прибыль.

Спекуляции с парижской землей в XVII веке являлись одновременно и причиной, и признаком его невероятно быстрого роста. Дельцы скупали пустыри, добавляли некоторую инфраструктуру и, в сотрудничестве с архитекторами, которые и сами были дельцами не хуже, застраивали участки, в надежде выгодно их перепродать. Некоторым действительно удалось нажить себе на этом состояние, в то время как другие потеряли все, что имели. На удивление многие из тех, кто сумел разбогатеть, были весьма скромного происхождения – например, начинали в качестве продавца в магазине. Свое новообретенное богатство эти люди использовали для того, чтобы завладеть наконец всеми атрибутами красивой жизни, которые раньше были доступны только знати: роскошными каретами, великолепными особняками – порой лучшими, чем у самых высокородных аристократов, и т. д.

Их истории очень показательны, поскольку выявляют еще одну символическую черту нового Парижа – выставленное напоказ богатство крупного финансового центра. Глядя на них, парижане постепенно начинали понимать, что вековой общественный уклад вполне можно изменить – с помощью денег. Низкорожденные магнаты и хозяева вселенной, селившиеся в лучших особняках на площади Вогезов, острове Сен-Луи и Вандомской площади, служили наглядным примером: в городе, где подул ветер перемен, человек больше не был прикован к собственному прошлому. Все можно начать сначала, создать себя заново. В этом современном городе можно притвориться кем или чем угодно – были бы только средства.

Внешний облик города изменился и в социальном смысле. В 1600 году в Париже было не много мест, где могли бы столкнуться люди из разных слоев общества. Но в ходе XVII века горожанам стало куда пойти и на что посмотреть. Новые достопримечательности заставили парижан выйти из своих домов, покинуть свои районы и воочию убедиться в том, как вырос и изменился город. В пестрой толпе они мог ли оказаться плечом к плечу с теми, с кем жизнь никак не могла свести их раньше.

Те, кто описывал Париж в XVII веке, непременно подчеркивали его оживленные улицы – улицы «города, полного людей». Первая перепись населения датируется концом XVIII века; до этого делались только приблизительные попытки оценить число его жителей. Так, согласно итогам переписи, в 1600 году в городе проживало около двухсот двадцати тысяч человек, а в 1650-м приблизительно 450 000. Большинство ученых полагает, что в 1700 году в Париже насчитывалось около пятисот пятидесяти тысяч жителей – чуть больше, чем в его единственном европейском сопернике Лондоне, но меньше, чем в самых густонаселенных городах мира: Константинополе, Эдо (Токио) и Пекине.

Однако источники того времени, а именно работы самого уважаемого парижского картографа Пьера Булле, статистические материалы одного из первых гениальных ученых в этой области Себастьена Ле Претр де Вобана и сведения, собранные первым «мэром» Парижа Ла Рени, предлагают нам совсем другие цифры. Согласно Ла Рени, в Париже проживало 710 тысяч человек, Вобану – 720 000, а городские историки, основываясь на данных Булле, утверждают, что число горожан колебалось между 800 и 900 тысячами.

Интересно, что Париж, таким образом, казался современникам более многолюдным, чем был на самом деле. Вероятно, эта иллюзия возникла благодаря появлению в городе многоэтажных зданий. Дома такого рода стали обычными для Парижа, но, как говорит Брис, «очень редко встречались в других городах, где каждый человек желал иметь свой собственный дом». Начиная с 1650 года архитекторы, инженеры и историки отмечают, как много зданий в четыре, пять, шесть или даже семь этажей было построено в столице. И так же, как и Брис, все они подчеркивают, что «даже самые крошечные уголки в этих семиэтажных домах имеют обитателей; квартиры пользуются таким спросом, что рента заоблачно высока. Все, кто занимался этим вопросом, согласны в одном: несмотря на то что Лондон обладал большей территорией, Париж был гораздо более густонаселен», – заключает Брис.