Москва криминальная - Солдатенко Борис

Для варящихся важно, чтобы лох не заметил всего механизма игры. Верхний, видя, что лох без колебаний делает ставки, одна крупнее другой, дает знак. Это может быть фраза: «Что-то воздуха не хватает!» (Сами понимаете, о каком «воздухе» идет речь.) Он может поправить волосы, условно почесать подбородок, нос. Все проделанное означает одно: лох попался денежный и надо готовить впуль…

И тогда мы идем к бандитам. Берем у них воздух. «Крыша» отдавала нам требуемую сумму легко и даже без процентов. Свои люди как-никак… Порой верхним не хватало и этого — свара была очень серьезная, и варящийся постоянно делал знаки. Мы обращались к соседним станкам, которые стояли без дела. Как правило, никто не отказывал и отдавал свой «дом».

Конечно, лохов мы не держали за последних придурков. Они могли начать что-то подозревать. В этом случае в игру тут же вступал другой верхний. Или же первый, который варился, начинал причитать: «Ой, у меня уже нет денег. А можно покрыть ставку золотом?..»

— А то как же, от рыжухи не откажемся! — отвечает держатель банка.

И тогда «страдалец» снимал с пальца обручальное кольцо. Этот ход действовал безотказно: поняв, что победа не за горами, лох начинал давить — класть на банк все больше и больше. Он не смотрел по сторонам. Он был занят только своей скорой «победой». А в это время верхнему со всех сторон впуливали золото. Мужикам впуливали в задний карман брюк, девушкам — в согнутую назад ладонь или в пятку туфли… Действительно, мест много. Вообще-то впуливание — самый распространенный трюк у лохотронщиков.

Бывало, что и в этих случаях деньги заканчивались. Тогда нижний ломал банк и передавал деньги своему игроку, то есть делал выпуль. Таким «волшебным» образом деньги снова были в игре, снова крутились.

Свара могла длиться и целый день. На кону бывало и больше шестидесяти тысяч. Половину мы отдавали «крыше». (Правда, когда я работала возле метро, мы отдавали уже 60 процентов. Эта точка считалась очень престижной). В общем-то «крыша» действительно оберегала нас: предупреждала о рейдах ОМОНа, выкупала из ментовок.

Плановые милицейские проверки на нашем жаргоне назывались «Марина». Представьте себе: идет по привокзальной площади человек, громко зовет: «Марина, где ты? Марина, где ты?» Это значит — идут менты и нужно срочно сворачивать лавочку.

…Через три недели бригадир другого станка пригласил нас к себе. Мы согласились, так как он предложил работать уже за десять процентов. Однако у нас там не заладилось. Бригадир «по совместительству» оказался рецидивистом. Со своей подругой они щипали покупателей на рынке…

И тогда мы с подружкой решили поставить свой станок. Заматерели. Набрали в бригаду еще троих. Это — не проблема. В те годы на вокзалах и рынках крутилось очень много желавших попробовать себя. Но уже по ту сторону стола. Был у нас и учитель школы, был и в пух и прах проигравшийся лох. Короче, собрали всех тех. кому некуда было приткнуться.

Мы сами назначали нижнего. Вообще-то это очень непросто — два часа орать на всю улицу. В нашей бригаде была демократия. Нижним становился тот, кто очень хорошо себя чувствовал, кто испытывал некий эмоциональный подъем в тот день, кто мог вести игру, кому, наконец, везло. Мне, к примеру, везло по вторникам во второй половине дня, моей подруге — по пятницам с утра.

В понедельник мы не работали — день тяжелый. Скажете — мелочь… Ан нет! Недаром на «Динамо» наш станок считался везучим. У нас был самый большой подъем. Нас ставили на самое престижное место: третий стол от входа. Тут учитывалась психология лоха: первые два стола он точно пропустит. А возле третьего остановится. Любопытство-то берет свое…

После месяца работы на станке мы превратились в настоящих профессионалов: легко зазывали людей, легко раскручивали… И так обнаглели от успеха, от шальных денег, от своих побед, что получали уже по полторы доли. У меня даже появились свои «фирменные» приемы. Какие? Не скажу, ни к чему это тиражировать. Стыдно…

Сейчас я заметила: в бригадах работают одни мужики. А зря… Не учитывается психология прохожего. У него возникает больше доверия к женщине. Именно поэтому считается, что без женщин очень трудно что-то поднять. Игроки падки на слабый пол в том смысле, что они уверены: у женщины не бывает больших денег, она в любой момент может сорваться и уйти, оставив весь банк. И заплакать… Да, мы плачем. Но плачем потому, что это тоже входит в концепцию игры.

Помню один случай: подошла к нам лохушка. На первый взгляд — вообще без денег. Варила с ней я. Нижний подал сигнал: давай ее раскручивай! Он увидел, что дама вся в золоте… Говорю ей: «У меня тоже нет денег. Может быть, поставим на кон по золотому кольцу. Парень сразу испугается, не перекроет ставку, и мы сорвем весь банк». Сказано — сделано. Однако нижний поставил массивную печатку, которая перекрыла наши кольца. Лохушка вошла в азарт, глаза горят. «А у меня, — говорит, — еще сережка есть. Давай-ка, девушка (это мне), снимай тоже цацку. Вместе играем как-никак!» Потом пошли в дело цепочки, кулоны… Лохушка оказалась настолько бестолковой, что так и не поняла, как проиграла все свое золото. Правда, серьги потом пришлось отдать. Лохушка договорилась с нашими бандитами, и мы вернули раритетные украшения.

Скажу откровенно, тогда — шесть лет назад — мне было очень интересно работать на станке. Меня окружали хорошие люди, с которыми даже просто поговорить не о делах было крайне любопытно. Я каждое утро просыпалась с той мыслью, что сегодня у меня появится много денег, что сегодня будет хороший подъем. И я опять увижу своих друзей. Мы жили одной большой семьей — и это отнюдь не пустые слова. Сейчас же лохотронщики — одни алкоголики и наркоманы. У них и подъема практически не бывает, они и лохов подло обманывают. Мы же были честны, в чем-то даже порядочны. Выигрывали в честном, если можно так сказать, поединке. Проигравшимся в пух порой давали денег на дорогу, приезжим — на обратный билет… В своей бригаде я была инициатором подобных акций. Мне всегда было жалко лохов. Я всегда ставила себя на их место. И очень переживала, порой даже слезы наворачивались на глаза.

Однако не хочу себя идеализировать. Ушла я из этого дела вовсе не из-за сострадания к обманутым. Все проще: на всех станках случился расход. Пришла зима, большого подъема не стало. Моя бригада развалилась: кто-то нашел себе другую, более спокойную работу, кто-то просто решил отдохнуть… Я, например, собралась замуж. Мне было бы очень не по себе: замужняя, степенная женщина — и вдруг варит. Хотя уйти было очень сложно: я теряла не только большие деньги, но и частичку своей души. Не знаю, как вам, а для меня дружный коллектив на работе (пусть даже и такой своеобразной) значит очень многое.

За полгода работы на станке я одела всю семью, обставила квартиру: купила дорогие пуховики, подарки, дорогие духи (за доллары), ковры, музыкальный центр, кухонный комбайн, видак, телевизор… Я могла бы купить себе машину, квартиру. Побоялась — а вдруг кто-то наведет гопников на семью.

Прошли годы. Все выигранные кольца (больше десятка!) я потеряла. Какие-то украли друзья, какие-то просто «испарились»… Замуж я выходила с лоховским обручальным кольцом. А через два года развелась. Счастья оно мне не принесло…

А тут недавно встретила свою бывшую подругу. Разговорились. «Почему такая грустная?» — спрашиваю. «Да вот, подъема нет»… Тогда я вновь вспомнила, что такое подъем. Скажу откровенно, сейчас это мне ни к чему. Единственное, что дало мое бригадирское прошлое, — я научилась безошибочно распознавать людей. Пусть каждый из нас — потенциальный лох. Однако моих знакомых развести очень сложно.

…Кстати, Юля договорилась с лохотронщиками. Нам возвратили потерянную в игре сотню. Пожалели. А может, просто решили послушаться хозяйку лоходрома. Она же жизнь знает.

Вас никогда не обворовывали в метро или в автобусе? Удивительно. Еще более удивительно, если вы сумеете пройти по торговым рядам Лужников с кошельком в заднем кармане брюк. Хотя кто-то может вам эту шалость и простить. У лохов не принято вытаскивать последнее, ибо здесь, на самом большом и самом престижном рынке, работают вовсе не дилетанты, а профессионалы.