Литературная Газета - Литературная Газета 6581 ( № 51-52 2016)

Нет больше «ея»

Под лозунгом «упрощения» были стёрты склонения некоторых местоимений. Если до реформы местоимение «она» в винительном падеже писалось как «её», а в родительном падеж писалось как «ея», то после реформы – только как «её» в обоих падежах. Таким же образом полностью исчезло местоимение «oнѣ», были перемешаны прилагательные мужского и среднего рода: исчезло в родительном падеже написание «краснаго», «бѣлаго» и пр. (мужск. род)... После этого навсегда канул в Лету «Толковый Словарь Живаго Великорускаго Языка» Владимира Даля...

Третьим звеном реформы по внедрению кривописания стала насильственная фонетизация. По принципу «как слышим, так и пишем». Насильственная фонетизация заменила «разсказъ» на «рассказ», «разсыпаться» на «рассыпаться», «безсмертіе» на «бессмертие», «безслѣдно» на «бесследно», «возжи» на «вожжи», и многие другие слова. И стоит только порадоваться, что не заменили «когда» на «кагда» или «чего» на «чево».

Кому же было необходимо подобное «упрощение», облегчающее написание, но затемняющее понимание слов? Для людей, как правило, не имеющих высшего, а зачастую – даже и среднего образования.

Не могли смириться с новою орфографией философы Струве и Ильин, писатели Пастернак, Куприн и Шмелёв, художники Репин и Коровин, лауреат Нобелевской премии по литературе Бунин клеймил реформу как «безумную и беспощадную». А вот в её защиту сказано не было и вовсе. Если, конечно, не принимать во внимание радостные рапорты типографского профсоюза, подсчитавшего, на сколько страниц стали меньше издания классиков, насколько меньше стало уходить бумаги…

Из-за нового кривописания мы оказались преемственно отрезанными от всей русской литературы, предшествующей семнадцатому году. Более того, уже стали постепенно облегчать букву «ё», то и дело экономя на её полном написании. Многие ли сегодня точно знают, как правильно произнести и написать: «афёра» или «афера», «манёвры» или «маневры» и другие схожести? Игнорирование буквы «ё» приведёт к несуразицам, когда станут путать при быстром чтении: «осел» (присел) и «осёл» (животное), «мел» (вещество) и «мёл» (подметал), «слез» (спустился) и «слёз» (от плача) и в других случаях.

Возможно ли восстановить правописание русское – дореволюционное? Вряд ли. Скорее всего, утрата невосполнима. Реальною и осуществимою можно признать другую задачу – восстановление прежней орфографии в русской классической литературе. Жест подобный был бы оправданным и справедливым, так как, по сути дела, восстановил бы авторские права великих мастеров русской словесности на собственные их произведения. И снялась бы с нас вина невежества, непочтения заслуг великих людей. Если бы только было принято решение ещё с раннего возраста, ещё со школы давать читать юным гражданам России русских классиков только в оригинале, этого было бы достаточно, чтобы вернуть нам ценности прекрасной русской национальной орфографии, выражающей всю красоту, выразительность и бесценность русского языка.

P.S. Это последняя статья Александрова-Деркаченко, присланная в редакцию. Увы, опубликованной он её уже не увидит – в конце ноября Пётр Петрович ушёл из жизни.

„Первый наш историк и последний летописец“Выпуск 4 (23)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Связующая нить

Фото: Василий Тропинин, 1818 год

Теги: Карамзин , история , государство

Так охарактеризовал Александр Пушкин великого русского историка, писателя и поэта

Друг царей, но верноподданный России!

Личность Николая Михайловича Карамзина (1.XII.1766–22.V.1826) – великого русского историка и писателя, неотделима от его исторического труда. Мощное индивидуальное творческое начало, можно даже сказать, своеобразная риторико-декламационная поза автора (столь естественная для Карамзина-человека в жизни) пронизывает всю его «Историю…».

«Жить, – писал он А.И. Тургеневу, – есть не писать историю, не писать трагедию или комедию, а как можно лучше мыслить, чувствовать и действовать, любить добро, взвышаться душой к его источнику: всё другое, любезный мой приятель, есть шелуха, не исключая и моих восьми или девяти томов».

Из светского человека и писателя он в 40 лет сделался учёным, посвятив исторической науке 22 года своей зрелой жизни. Он не пошёл по вершкам, а зарылся вглубь самых разных источников. Богатство его документальной базы, сильно расширенной по сравнению с предшественниками, – важное достоинство труда Карамзина.

Он рационально сузил тему своего труда – не история России, а лишь история государства Российского. Вся система доказательств им также отнесена в примечания: историография вопроса, ссылки на источники, анализ их достоверности. Он старался смотреть на факты прошлого максимально широко, принимая во внимание всю совокупность свидетельств. Это авторская хрестоматия истории России IX–XVII веков, созданная очень вольно. Строя свою масштабную историческую конструкцию, он заполнял фактами отдельные ячейки, и проблема достоверности источника (главная для его предшественников) для него большого значения не имела.

Тяжеловесный и неуклюжий стиль Щербатова нимало не похож на блестящие, завершённые и чёткие фразы Карамзина. Художественная цель последнего – занимательность изложения – напрочь отсутствовала у его предшественников. Что не важно – то сократить, но характер наших древних героев, любопытные происшествия – описать живо и разительно.

Историзм в его философии вторичен. Счастье, в соответствии с идеями европейской литературы, полагал он, находится в сердце каждого человека, а история помогает найти путь к нему. Поэтому для него важнейшие принципы исторического повествования – апологетичность, морализация прошлого. В прошлом он искал события и лица, имевшие бы сегодня нравоучительное значение. Становясь, таким образом, нравственным судьёй людей прошлого, историк воспитывал своих современников благонравными примерами.

Создание первой оригинальной концепции истории России, обращение к самому широкому кругу источников (не только исторических), написание читабельной (и не только у нас) истории страны – всё это великая заслуга Карамзина. На его книгах выросли два-три поколения русских историков середины XIX века. И отныне все масштабные «Истории России» XIX–ХХ веков – концепционны.

Виктор Бердинских,  доктор исторических наук

Нравственный ориентир

«Расстался я с вами, милые, расстался! Сердце моё привязано к вам всеми нежнейшими чувствами, а я беспрестанно от вас удаляюсь и буду удаляться!» – так начал двести лет назад свои «Письма русского путешественника» Николай Михайлович Карамзин, сделав первые шаги к вечной славе.

Родившись в Симбирской провинции в 1766 году (ныне Ульяновская область), в семье отставного капитана, Николай, как сын дворянина, сначала учился дома, потом в Московском пансионе, а уже в 15 лет был определён в Преображенский полк, откуда через два года вышел в отставку поручиком. Начал сотрудничать в московском журнале «Детское чтение», а потом и редактировать его. Ещё нет и двадцати от роду, а он уже – литератор, переводчик.

Природный ум, внешняя красота и внутренняя культура помогали быстро знакомиться с людьми разного положения и профессий, а деловая пытливость – сопоставлять факты, делать обобщения. Живое, гибкое слово, естественная эмоциональность повествования «Писем…», – всё это удивляло, подкупало, завораживало. Читатель увидел, что и книги можно писать языком понятным, близким и задушевным. Огромной популярностью пользовалась и повесть «Бедная Лиза». История несчастной любви простой крестьянки к светскому молодому человеку хоть и не отличалась новизной сюжета, но была исполнена с таким мастерством, что до сих пор трогает душу читателя.

К молодому Карамзину приходит истинная слава. А с ней и её оборотная сторона. Не всем по вкусу своеобразие прозы, новизна языка писателя. Одни не понимают новаторской смелости художника слова, другие завидуют его неожиданной и громкой славе. «Дерзновенный дурак... Одержим горячкою...» Вот только одна из многих «оценок» в тогдашней прессе, которые, конечно, портили настроение, но не могли уже заставить свернуть писателя с выбранной им дороги.

Осенью 1803 года Александр I издаёт указ о назначении Карамзина на должность историографа с хорошим жалованьем – 2 тысячи рублей в год. Примериваясь к новой задаче, он пишет исторические повести «Марфа-посадница» (борьба новгородцев за независимость) и «Наталья, боярская дочь» (о драматической любви двух молодых людей эпохи царя Алексея Михайловича) . Но душа созревшего таланта жаждет крупных характеров, героических событий. Уже в следующем году готов первый из двенадцати томов «Истории государства Российского», посвящённый древнейшей жизни славян. Нужен был талант Карамзина, его слава и влияние на умы, чтобы «Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества…». (Пушкин.)