Журнал Русская жизнь - Будущее (август 2007)

Одновременно допускаются все разновидности облегченных браков - гостевой, пробный, сезонный, стокгольмский (называемый в России гражданским), экстерриториальный, договорный, серийный и проч. О господи! Проч., проч. отсюда, тут хоронят наше теплое, нежное двузарплатное домохозяйство.

Главная идея американских социологов в том, что уходящая в небытие индустриальная семья, или семья «второй волны» (он, она, дети; коттедж, газонокосилка; «не шумите, папа устал на работе»; «не кричи на меня, животное, я не виновата, что ради семьи пожертвовала карьерой») в качестве цементирующего материала использовала монополию на законный секс, а теперь этот цемент раскрошился. Не держит. Итак, фундамент - законный секс; а завитушка - любовь. Отсюда следующая модель краха: «Ты меня больше не хочешь; тянуть постылое сожительство ради детей не имеет смысла, дети нас поймут, когда вырастут».

А новая семья, говорят футурологи, напротив, будет сочетать сексуальную свободу с тщательнейшей заботой о детях. Собственно, семьи и будут создаваться только ради совместного воспитания детей.

А в самом сердце России на красном многотоннике «вольво» ездят по великим дорогам русского товара Славик и Наташа, легенда страны дальнобойщиков. Подбирают с обочин проституток, учат их жизни. Холодно, страшно стоять на обочине глухой еловой трассы. И однажды случится чудо: грозно и дивно загорятся далекие фары, откуда ни возьмись явится красная фура. Остановится, и желтым комнатным светом затеплится кабина, а в ней обнаружатся улыбающиеся добрые люди - он и она, чехлы в цветочек, кофе в термосе, душ за стеной.

И скажут ласковые люди замерзшей девице:

- Ты нас не бойся, мы семья будущего!

Вот тут она, наверное, и испугается до смерти.

Славик Меньшиков и Наташа Нескородева действительно продали две квартиры (подмосковную и тверскую) и купили на двоих свою красную фуру. Люди они диковинные - любят свой живописный труд. Редко когда ночуют две ночи в одном и том же месте, подряжаются возить грузы и за Урал, и в Сибирь, и в Германию, и в Эстонию. Грузы выбирают с романтической прихотливостью капитана Грея из «Алых парусов»: тот охотно возил фрукты и сандаловое дерево, они охотно возят вещи для домашнего обихода - ковры, посуду, мебель, шубы, елочные украшения, петарды, электрические чайники.

Любят ли их на трассе? И любят, и судят, и обсуждают. Считают ли странной семьей? Все поголовно так и считают.

Оба они активисты движения чайлд-фри, оба сделали операцию по стерилизации. Наташе 38 лет, Славику - 43.

- Свой долг перед государством мы выполнили, - говорит Наташа,- у нас на двоих трое детей. У меня двадцатилетняя дочь, уже замужем, и у Славика два взрослых ребенка. А больше детей мы ни за что не хотим.

- Почему, Наташа? - спрашиваю я.

- Потому что нынешние семьи - это пристанище неудачников. Друг за друга держатся, за детей держатся, врут друг другу, что ради семьи живут. И детей своих учат «быть как все».

- Но вы-то научили бы по-другому?

- Нет, - вздыхает Наташа, - у нас воспитывать не очень-то получается. Для этого ведь талант нужен. Вот если бы были в деревнях и поселках настоящие Учителя, с большой буквы.

- А почему вы семья будущего?

- Мы свободные. Мы отдали все долги и никому ничего не должны. Мы живем без росписи, а так хорошо, так легко живем! Вот Славик венчался по просьбе бывшей жены, и что это им прибавило? Когда он сказал, что уходит, жена вынесла их венчальную икону и ударила его иконой по голове… Потом - у нас вторая жизнь. Одну прожили - не вышло, мы по-другому решили попробовать. Вот этому мы девочек на дорогах учим - не сдаваться. Не чувствовать себя неудачницами.

Вспомнила тут я цитату к месту - из утопии Чаянова.

«Прошлые эпохи не знали научно человеческой жизни… не знали болезней в биографиях людей, не имели понятия о диагнозе и терапии неудавшихся жизней. Теперь мы знаем морфологию и динамику человеческой жизни, знаем, как можем развить из человека все заложенные в него силы».

Так что все сходится: действительно, Славик и Наташа - самодеятельная семья будущего. Изобрели себя сами.

А Наташа цитатой не заинтересовалась, все подбирала доказательную базу поэффектнее. Думала, думала и наконец сказала:

- Темно, мы едем, и сердце замирает от счастья.

Опыт сетевой потребительской революции

Прошлым летом мы затеяли небольшой ремонт, у которого есть все шансы превратиться в вечную реконструкцию. Мучительные раздумья о сущности прекрасного и, в частности, поиски такой мебели, какая хотя бы не раздражала, привели меня в легендарную Икею. Там я еще раз убедился в реальности перманентной революции, о которой говорил товарищ Троцкий. Там же, а не в штольнях Кузбасса, отыскал и класс - носитель революционного сознания.

Поиски дались мне нелегко. Посещение гипермаркетов я воспринимаю как тяжкое испытание. В этом виноваты бодрийяры-жижеки, убедившие меня, наивного читателя, в том, что посткапиталистический гиперконсьюмеризм - штука глубоко репрессивная. И, оказываясь перед необходимостью купить табуретку, я всякий раз чувствую себя буридановым ослом. Подступает к горлу тошнота, хочется бежать куда глаза глядят: к колосящимся нивам и первозданным дубравам.

Мои мучения в потребительских капищах усугубляются тем, что во времена дворников и сторожей я рассчитывал на престижную карьеру столяра-краснодеревщика. Особых высот в этом деле, к счастью или к несчастью, не достиг, но с тех пор люблю возиться с деревяшками. И к предметам мебели предъявляю строгие требования, сводящиеся к максималистскому девизу «Разве „Нимфа“ кисть дает?».

Словом, неудивительно, что в результате блужданий по мебельным магазинам, этим адским местам бесконечного уюта и чистого наслаждения, среди меня возникла революционная ситуация. Вид предметов, выполненных в псевдоисторическом стиле, причиняет мне морально-эстетические страдания. Стремясь их преодолеть, я и направился в Икею. Хотя в великосветских кругах, где я вращаюсь, при упоминании сего торгового заведения принято морщить носик: это-де все для быдла.

Однако ж у меня нет оснований как-то отмежевываться от этого самого быдла. И транснациональный капитал, и национально ориентированные олигархи, коим мое перо служит верой и правдой, делают слишком мало для того, чтобы я мог удовлетворять бытовые нужды в заведениях для благопристойной публики. Подтверждение этого тезиса я получил, пообщавшись с соседями по лестничной клетке, которые делали ремонт незадолго до нас. В ответ на упоминание об Икее эти добрые люди заявили, что там все «какое-то молодежное», и посему закупили обстановку на ближайшем строительном рынке. Там им предложили тяжеловесный товар, соответствующий их предпочтениям. Эта достойнейшая пара, отставной полковник и его супруга, некогда принадлежали к правящему классу, а эстетический вкус советского офицерства был реализован еще во времена дислокации оккупационных войск в Германии. Как водится, побежденные победили победителей, наладив промышленное производство сувенирного китча в духе бидермайера. К коврикам с оленями и сервизам с мадоннами имперцы добавили резные гарнитуры и обширные супружеские ложа, выделанные хитроумными арабскими союзниками. Так был сформирован канон безупречного вкуса, который теперь без особых модификаций воспринят новым правящим классом.

Между тем «молодежность» икейного стиля весьма относительна. Очень похожий стиль пропагандировал в 60-е журнал «Декоративное искусство», входивший в список обязательного чтения прогрессивного человека эпохи физлириков. Хрупкие трехногие столики и кресла-раковины давным-давно развалились, лирики спились, физики закисли в своих ящиках. Модернизация была задушена. Сошлюсь на классический труд Владимира Паперного «Культура-2», где ясно показано, в каких социально-политических ситуациях возникают стульчики на тонких ножках, а когда, напротив, побеждают массивные комоды, намертво прикрепленные к планетарной оси.

Итак, к началу 2000-х имперский китч победил, мебельно-оформительский проект восторжествовал. Стало понятно, что безобразиев впредь не будет, а наступят благолепие и чистейшая красота. Как в Большом Кремлевском дворце, обустройством которого занимался человек честнейший и наделенный удивительно тонким вкусом. И тут откуда ни возьмись явилась Икея с ее глубоко чуждым нашему национальному духу протестантским дизайном: веселенькие цвета, легкие конструкции, все какое-то невесомое и временное.

Обратите внимание на следующий парадокс. С одной стороны, капитализм у нас вроде бы победил окончательно и бесповоротно. Но с другой, проходя мимо безлюдных магазинов, предлагающих такие предметы первой необходимости, как джакузи, камины или бильярдные столы, начинаешь подозревать неладное. Очевидно, что для этих торговых точек кто-то писал бизнес-планы. В наших пампасах бизнес-план - документ, прямо наследующий постановлениям партии и правительства по интенсификации яйценоскости, и в каждом таком документе сказано, что проект ориентирован на состоятельных, богатых и очень богатых людей. Связываться с клиентами, у которых нет денег даже на «бентли», не комильфо. Вопрос «Откуда набрать столько богатых?» даже не ставится. Торговцы интересуются исключительно символическими капиталами, а не низменной наживой.