Николай Плавильщиков - Всемирный следопыт, 1929 № 02

— Послушай! Ведь так нельзя, — пробовала урезонить его жена. — Ведь как-никак ты от них зависишь. Нужно быть повежливее…

— К чорту! Стану я со всякими ослами церемониться! — отвечал Брэм. — Нечего им соваться со своими дурацкими советами. Их дело — давать деньги.

Дальше — больше. Сегодня он обругал одного, завтра — другого, послезавтра — третьего. Он назвал ослом самого бургомистра, а его помощника просто выгнал из своего кабинета. Комитет зоологического общества, который заведывал садом, состоял не столько из зоологов, сколько из богатых купцов и иных именитых и уважаемых граждан. Каждый из них считал своей священной обязанностью давать советы Брэму и каждый получал в ответ «осла». При чем количество полученных «ослов» было прямо пропорционально глупости и богатству советчика.

Наконец Брэм так переругался со всеми своими «наблюдателями и опекунами», что отказался от места и уехал из Гамбурга.

— Видеть я этих рож не могу, — сказал он жене. — Укладывайся. Мы едем.

Вскоре Брэм оказался в Берлине, где акционерное общество поручило ему заняться устройством аквариума.

— Полная самостоятельность! — поставил им условием Брэм. — Хозяином буду я!

— Еще бы, еще бы!.. — рассыпались перед ним акционеры.

— Дайте что-нибудь особенное! — сказал Брэм архитектору Люеру. — Не нужно, что бы это был просто аквариум. Пусть зритель чувствует себя не в зверинце, а в природе.

И архитектор постарался во-всю: гроты и фонтаны, ручьи и ниши, водопады и туфовые скалы загромоздили все помещения. Среди водопадов, туфа, пальм и вьющихся растений мерцали огромные зеркальные стекла, за которыми виднелись всевозможные рыбы. В Берлинском аквариуме нашли себе приют не только черепахи и крокодилы, змеи и ящерицы, — там были и всевозможные мелкие зверьки и множество обезьян.

— Пришлите мне побольше хамелеонов, — заказал Брэм своим африканским приятелям. И через несколько месяцев в Берлин прибыл целый транспорт хамелеонов.

Брэм старательно отапливал помещение хамелеонов, предлагал им живых насекомых, ухаживал за ними всячески, но хамелеоны тускнели и серели, становились все более вялыми.

«Чего им не хватает? — растерянно пожимал плечами Брэм, — Кажется, и тепло, и корм хорош, а они морду воротят».

Он долго думал, перелистывал книги, предлагал хамелеонам то тараканов, то мучных червей, то мух. Он добывал для них бабочек и гусениц, кузнечиков и жирных личинок, перепробовал всевозможных насекомых, однако, хамелеоны не повеселели. Наоборот, они, словно сговорившись, начали умирать один за другим.

«Роса! — схватился за голову Брэм. — Какой я осел! Я забыл про росу».

— Пульверизатор! — крикнул он и тотчас же принялся прыскать из пульверизатора в помещение хамелеонов. Он устроил там не просто росу: казалось, прошел ливень — столько воды напрыскал он хамелеонам. И меланхолики повеселели. Действительно, им не хватало именно росы. Вскоре они позеленели и принялись жадно хватать насекомых, далеко выбрасывая длинный язык.

Уладив дело с хамелеонами, Брэм принялся за морской аквариум. Тут также было немало возни — никак не удавалось приготовить искусственную морскую воду.

— Химики! Да неужели вы не умеете приготовлять морскую воду! — взывал Брэм. — Ребята! Выручайте меня, ведь для вас же стараюсь!

Один из химиков сумел приготовить раствор, который вполне заменял морскую воду. Фамилия этого химика было Гермес; фамилия так подходила к его профессии[1], что, как говорили, он только потому и сделался химиком.

В 1869 году аквариум открылся. Публика повалила в него толпами. Доход был недурен, но акционеры хотели побольше барышей и поменьше расходов. И вот начались неприятности. Брэм не считался с деньгами: он тратил тысячи там, где можно было обойтись сотнями, а то и десятками, но разве он не старался сделать все как можно лучше!

— Он здорово погрел руки на этом дельце! — шептали завистники.

— Ясно! — поддакивали обиженные Брэмом, которым не удалось пристроиться к аквариуму. — Если из тысячи марок останется хотя бы десятка, и то сколько денег можно нагрести!

Акционеры слушали, слушали, да и начали придираться к Брэму:

— Этот счет нехорош… На этом счете сбор не оплачен… Здесь фамилия не так написана… А вот этот счет и совсем подозрителен…

— Пропадите вы все пропадом! Я не нравлюсь, ну, и чорт с вами! — накинулся на акционеров Брэм и закатил им такой скандал, что они долго с ужасом его вспоминали. Однако и Брэму не дешево обошелся этот разрыв: он заболел воспалением мозга и едва выжил.

Прожив лето в деревне, Брэм осенью вернулся в Берлин, но больше не стал связываться с различными акционерами и бургомистрами.

— Хватит с меня этой публики! — заявил он жене. — Я буду жить литературным трудом. — И он принялся писать том за томом свою «Жизнь животных», подыскал хороших художников-иллюстраторов и снова разослал во все концы света письма с просьбой о материалах. Между делом он писал и более мелкие книжки, описывая свои путешествия и знакомя публику с жизнью отдельных животных.

— Не согласны ли вы поехать в Сибирь? — обратилось к нему Бременское общество по исследованию северных стран.

— Ну, что ж! Тряхну стариной! — отвечал Брэм и мигом собрался в путь.

Само собой разумеется, он не сразу поехал на север Сибири. Нет, «по дороге» он заехал в северный Туркестан, понаблюдал животных и поохотился на Алтае, заглянул в Китай и только тогда двинулся через западную Сибирь далеко на север. Мухи, комары и прочая надоедливая крылатая тварь не оставляли его в покое. Северные олени, на которых ему пришлось передвигаться, заболевали чумой и мерли десятками. Но это его мало смущало, — он спокойно ехал, забираясь все дальше на север, пока не добрался до самого моря. Правда, Брэм не очень много собрал птичьих шкурок и сделал не слишком много наблюдений над жизнью животных за время этой поездки, но зато он основательно ознакомился с бытом и нравами многих северных народностей. Его встречали хорошо — он умел дружить с туземцами.

На следующий год Брэм поехал вместе с австрийским эрцгерцогом Рудольфом на охоту в Венгрию. Там, на огромных болотах они настреляли столько птиц, что Брэм вспомнил счастливые годы своих африканских охот. Он согласился на предложение эрцгерцога поехать с ним в Испанию, что и было проделано спустя год. Эти два путешествия дали не только богатые коллекции, — «Жизнь животных» обогатилась множеством интереснейших фактов.

Это были последние счастливые годы в жизни Брэма. В 1878 году умерла его жена, оставив его сравнительно молодым вдовцом (ему было 49 лет) с пятью детьми. Желая подработать денег, чтобы обеспечить детей, Брэм подписал контракт с американцами на чтение лекций. И вот за несколько дней до отъезда в Америку все пятеро детей заболели дифтеритом. Ехать, однако, было надо: контракт грозил большой неустойкой.

— Не беспокойтесь. Все обойдется, — успокаивал его врач. Брэм уехал.

В Нью-Йорке, сойдя с парохода, он встретил своего антрепренера.

— Все готово, зал снят, сегодня первая лекция! — весело приветствовал тот приезжего. — Кстати, для вас есть письмо.

«Четверо выздоровели, младший умер,» — вот известие, полученное Брэмом.

Ему очень хотелось запереться в комнате и остаться одному. Но зал был снят, билеты проданы, нужно было читать лекцию. И вместо того, чтобы предаться своему горю, Брэм рассказывал слушателям о зверях и птицах.

Брэм разъезжал по штатам из города в город и читал, читал без конца. Когда окончилась последняя — пятидесятая лекция, он облегченно вздохнул:

— Баста! Можно уезжать.

— Продлим контракт? — предлагал антрепренер. — Еще двадцать лекций?

— Ни одной!

Брэм вернулся в Европу постаревший и больной. Он поселился в Рентендорфе и никуда уже не выезжал оттуда. 11 ноября 1884 года он умер, промучившись несколько лет болезнью почек.

После него остался капитальный труд — «Жизнь животных», который известен всему миру. Многочисленные увесистые томы, на корешке которых стоит: «А. Брэм» — лучший памятник знаменитому натуралисту.

Автором настоящего рассказа, присланного на литконкурс «Всемирного Следопыта» 1928 года под девизом «Кливер-фал», оказался Михаил Васильевич Волков (из Владивостока). Рассказ получил 6-ю премию — 150 руб.