С. Платонов - ПОСЛЕ КОММУНИЗМА. Книга, не предназначенная для печати

Сущность переходного периода от эпохи частной собственности к эпохе коммунизма состоит в том, что пролетариат под руководством коммунистической партии после победы социалистической революции осуществляет развитие производительных сил, унаследованных от капитала, до такого уровня, при котором становится возможным первый из коммунистических способов производства, превращающий развитый "общественный капитал" в общественную производительную силу. Переход к коммунистической эпохе – это просто переход от присвоения и развития производительных сил к присвоению и развитию производственных отношений, состоящий в изменении предмета деятельности и в создании соответствующих ему качественно новых средств труда.

Таким образом, подлинная, и притом – главная наша проблема состоит в том, что мы по-настоящему не осознаем, кто мы такие и где находимся, что должны делать, в чем состоит строительство коммунизма. Мы обязаны осознать, наконец, свое право коммунистического первородства и вступить в него. Мы все еще барахтаемся в пеленках, но давно уже можем и должны встать в полный рост и разогнать наглеющих крыс старого мира.

Понять Маркса. Это стратегическая, безотлагательная проблема партии и социалистического государства. Это прежде всего – задача руководителей, которые не должны ни на день отодвигать ее под давлением всевластных "текущих дел" или перепоручать своим научным консультантам и просвещеннейшим представителям наших славных "общественных наук".

В этих кратких заметках мы вместе попытаемся понять лишь несколько ранних работ Маркса – "Экономическо-философские рукописи 1844 г.", написанные совместно с Энгельсом "Святое семейство" (1844 г.) и "Немецкую идеологию" (1845-46 гг.). Но чтение не обещает быть легким делом.

"Здесь я могу помочь только одним: с самого же начала указать на это затруднение читателю, жаждущему истины, и предостеречь его. В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам" (К.Маркс).

"Ты должен быть готов познакомиться с величайшим, быть может единственным из ныне живущих подлинным философом... Как по своей устремленности, так и по своему философскому духовному развитию он превосходит не только Штрауса, но и Фейербаха, а последнее очень много значит! Я желал бы постоянно иметь такого человека в качестве учителя философии. Только теперь я чувствую, какой я дилетант в собственно философии".

Это нечаянное признание вырвалось у молодого честолюбивого философа Гесса в начале сентября 1841 года, когда он, весь еще во власти пережитого потрясения, принялся за письмо своему другу Ауэрбаху.

"Доктор Маркс – так зовут моего кумира – еще совсем молодой человек (ему едва ли больше 24 лет), который нанесет последний удар средневековой религии и политике; глубочайшая философская серьезность сочетается в нем с тончайшим остроумием; вообрази себе Руссо, Вольтера, Гольбаха, Лессинга, Гейне и Гегеля соединенными в одном лице, – я говорю соединенными, а не смешанными, и это будет доктор Маркс".

Гесс не ошибся – доктору Марксу едва исполнилось 23 года, и ему только предстояло стать величайшим мыслителем и первым в истории коммунистом Карлом Марксом. Но когда именно это произошло, и в чем состоит та граница, перейти которую оказалось под силу только Марксу, и по ту сторону которой остался не только автор письма, но и Руссо, и Фейербах, и даже Гегель?...

Что же объединяет знаменитого Гегеля и основательно забытого у нас Гольбаха, даже ставит на одну доску в их отношении к Марксу? Свершенное ими, различаясь масштабом, является свершением внутри философии. Благодаря Марксу философия впервые осознала, что для решения внутренних коллизий она должна выйти за собственные границы в материальный мир, стать революционной теорией. "Философы лишь различным образом объяснили мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его"[2] Благодаря Марксу революционная практика впервые увидела в теории могучее средство преобразования мира. "Подобно тому, как философия находит в пролетариате свое материальное оружие, так и пролетариат находит в философии свое духовное оружие"[3] Революционную суть этой философии Маркс и Энгельс сформулировали в Манифесте: "...Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности"[4].

Но именно с этого пункта, который венчает здесь последовательность усыпляюще-хрестоматийных цитат, уже отсюда, а не в каких-либо "экзотических", ставших жертвой философской моды рукописях 1844 или 1857 гг., берет начало глубокое, принципиальное непонимание самой сути марксизма. Это непонимание наши классовые противники целиком разделяют с теми, кто называет себя марксистами и, подразумевая которых, сам Маркс говорил: "Я знаю только одно, что я не марксист"[5], а Ленин писал: "...Никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века спустя!!"[6].

Историческая миссия марксизма состоит в том, что он ставит и решает – не только теоретически, но и революционно-практически – три принципиальных вопроса.

1. Что такое частная собственность?

2. Почему она должна быть уничтожена?

3. В чем состоит уничтожение частной собственности?

На уровне здравого смысла существуют известные ответы на эти вопросы, состоящие, грубо говоря, в том, что собственность – это "кража", экспроприация, а ее уничтожение состоит в "экспроприации экспроприаторов".

Несомненно, это верно. Но если этим все и ограничивается – тогда история представляет собой Шервудский лес, а марксизм целиком воплощается в теоретической и практической деятельности Робин Гуда.

В отличие от многих марксистов у доблестного атамана разбойников были уважительные причины, по которым он так и не осилил "Немецкую идеологию", где сказано: "Присвоение всей совокупности производительных сил объединившимися индивидами уничтожает частную собственность"[7] Это уничтожение должно быть именно присвоением, поскольку "...производительные силы выступают как нечто совершенно независимое и оторванное от индивидов, как особый мир наряду с индивидами; причиной этому – то, что индивиды, силами которых они являются, раздроблены и противостоят друг другу, между тем, как эти силы, со своей стороны, становятся действительными силами лишь в общении и во взаимной связи этих индивидов. Таким образом, на одной стороне – совокупность производительных сил, которые приняли как бы вещную форму и являются для самих индивидов уже не силами индивидов, а силами частной собственности... На другой стороне находится противостоящее этим производительным силам большинство индивидов, от которых оторваны эти силы..."[8]

То, что производительные силы "приняли как бы вещную форму" означает, что они противостоят индивидам в качестве господствующих над ними производственных отношений: "...Вещное отношение зависимости – это не что иное, как общественные отношения, самостоятельно противостоящие по видимости независимым индивидам, т.е. их производственные отношения друг с другом, ставшие самостоятельными по отношению к ним самим..."[9]

Таким образом, уничтожение частной собственности состоит в овладении всей совокупностью господствующих над индивидами производственных отношений, а тем самым – в присвоении отчужденных в этой вещной форме общественных производительных сил объединившимися индивидами.

"Это закрепление социальной деятельности, это консолидирование нашего собственного продукта в какую-то вещную силу, господствующую над нами, вышедшую из-под нашего контроля, ...является одним из главных моментов во всем предшествующем историческом развитии. Социальная сила, возникающая благодаря обусловленной разделением труда совместной деятельности различных индивидов, – эта социальная сила вследствие того, что сама совместная деятельность возникает не добровольно, а стихийно, представляется данным индивидам не как их собственная объединенная сила, а как некая чуждая, вне их стоящая власть, о происхождении и тенденциях развития которой они ничего не знают; они, следовательно, уже не могут господствовать над этой силой, – напротив, последняя проходит теперь ряд собственных фаз и ступеней развития, не только не зависящих от воли и поведения людей, а, наоборот, направляющих эту волю и это поведение"[10].