Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6539 ( № 3-4 2016)

– О, встань, Иоанн, и не бойся открыть глаза, ибо сон разума рождает чудовищ.

– Т-т-ы к-к-то? И п-по-чему... – не попадая зубом на зуб, ещё только собирался спросить полковник Чугунов, но сразу услышал ответ:

– Я есть Ты, а Ты есть Я... Какие будут ещё вопросы? – голосом бывшего секретаря парткома Карданова спросило Лицо, и на Иоанна Петровича дохнуло таким холодом, что мелко затряслись поджилки.

– Ты-ты-ты... Бог? – только и сумел выговорить, до хруста в костях вытягиваясь по стойке смирно и зачем-то собираясь отдавать честь. И сам же себе и отвечал с запоздалой ясностью, словно вынося кому-то ещё в прошлой жизни так и не осуществлённый приговор:

– Значит, все-таки Бог есть?

– Есть!.. Есть!.. Есть!.. – со всех сторон с ликующей готовностью подтвердило эхо.

– А как же... а как... – ещё вяло трепыхнулась какая-то не до конца осознанная мысль, мыслишка, до которой ему, Иоанну, здесь, на земле, уже, казалось, и не было никакого дела. А ещё он подумал, кому, в случае, конечно, чего, достанется его однокомнатная «инвалидка», и даже попытался представить этого счастливчика. Но кроме хитро подмигивающей рожи лифтёра Мокшина, никто другой и на ум не приходил. И тогда он, Иоанн, набравшись духу, всё-таки решил задать свой последний, но давно мучивший его вопрос: так есть на самом деле жизнь на Марсе или...

Ему показалось, лицо в телевизоре задрожало от беззвучного смеха:

– Вы, люди, всегда умели придумывать слова, в которых не больше смысла, чем в шелесте листвы. Придумали слово «жизнь», а потом мучительно гадаете, что с ней делать дальше. Вы придумали слово «смерть», которой на самом деле тоже нет...

– А что же тогда, Господи, есть?

– А есть... просто работа над ошибками.

– Но если, получается, смерти нет и жизни нет... то что же тогда у меня было? Семьдесят лет горбатился, существовал... Между прочим, всю войну прошёл, восемнадцать самолётов сбил... Столько раз этой самой смерти, которой нет, в её бесстыжие глаза смотрел.

– Это и была твоя работа над ошибками.

Экран вспыхнул последним светом и погас. Комната погрузилась в темноту. Какое-то время Иоанн Петрович пребывал в оцепенении, постепенно приходя в себя. Наконец смог сделать несколько шагов к окну.

Он увидел красные огни Останкинской телебашни, которые, как всегда, мигали невпопад, словно переговаривались на непонятном ему, Иоанну, языке.

На какой-то миг даже показалось, что это не огни, а божественная лестница, которая берет начало прямо от его окна и уходит к звёздам, увлекая за собой в манящую неизвестность ночи. Оставалось только открыть окно и сделать первый шаг... Но там, наверху, видимо, не учли, что у него протез, который ещё неизвестно, как себя в космосе поведёт...

И уже стоя в распахнутом окне и покачиваясь от холодного ветра вечности, он с каким-то даже усталым облегчением выбрал Землю.

Непорочность чарующей сини...Выпуск 5

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Поэзия

Теги: современная поэзия

Сергей САВИНОВ,

Симферополь, Республика Крым

В гармонии

Цикадный стрёкот. Колыханье

прибрежных сумерек. Замес

прибоя пенного. Плесканье

наяды (к звёздам интерес).

Здесь Орионовы насечки

проглядывают сквозь хвою…

Есть Вечность. Я на миг замечен.

Есть Имя мне, когда люблю.

Сползающий дом в Алупке (сентябрь 2013 г.)

В ту пору в Алупке

мы жили в домишке,

точнее, в бараке,

у многоэтажки

бетонной, над склоном,

построенной с риском,

у края сырого

старинного сада.

«Алупка

сползает!» –

сказал местный житель.

– Какой архитектор

затеял такую-

-едрит-авантюру!..

Узорные листья

инжира – в нашлёпках

сырой штукатурки…

Здесь жил добрый Шура,

его так все звали.

(Похож на Марчелло,

а всё ж Вишнёвым был.

Конечно, гордился

брахманством, пиитством.)

Мы были преддверьем

вселения (прежде буриль-

щиков в помощь

скользящему дому).

А рядом – бригада

лихих штукатуров, –

бухали с подкуром,

всю ночь гомонили…

…………………………..

На Южнобережье –

насквозь увяданье…

Рунических птиц отле-

тающих плачи…

Зачем

мне всё это?!

Тогда сочинял я

какой-то рассказ, или даже

новеллу (не клятый, не мя-

тый, но чуть грустноватый).

……………………………….

Рассказ не окончен.

Объект заморожен,

и даже бригада

лихих штукатуров

в предзимье распалась…

Осталось, как в титрах:

полуночный ливень

и листья инжира,

и – блин! – кайфожоры!..

Зачем

мне

всё это?!

Но Полночь – есть ПОЛНОЩЬ

МОЕЙ БРЕННОЙ ЖИЗНИ…

Спасибо за Осень!

За зелень узорную

в пятнах раствора,

олифы, извёстки…

Спасибо

за

сирость

души моей поздно воспря-

нувшей, сытость отринувшей…

И за

пронзительный возглас

рунических птиц,

обретенье СЫНОВСТВА

в бараке, в провинции

Родины, Ро-

дины южнобережной.

Русалка

1.

По эту сторону воды –

осенний холст, утиный плеск...

По эту стороны беды –

прозренья покаянный срез...

По эту сторону... Ладонь –

в ладонь... Огнистая игра!..

Есть даже под водой огонь

окаменелого костра.

Сквозь жесть берёзы – бирюза...

И в сумраке минувших лет –

как две звезды – твои глаза,

в которых тишина и свет.

2.

Похищен холст. В тугой рулон

закручен. В тубе унесён...

На лунных снов аукцион

поступит лотом странный сон.

И дьяволу не увязать

торгов назойливый крикет

с холстом, где влага и глаза,

в которых тишина и свет.

Избушка в глуши

Тевтон, гноящийся в безумье!..

Твой гнев – не руны, головни…

Пробитой каской в полнолунье

тоски болотной зачерпни.

Рассыпан в пыль

фундамент рейха…

И офицерский сапожок –

в избе крестьянской, где прорехи,

для самовара дуй, дружок.

Крылья и когти

В Средней Азии погонщик 

поднимает с коленей верблюда 

командой «хык-чок!»

Эти птицы из «Ютуба»!..

Ах, мой бес, не прекословь!

Куры мне склевали губы,

голуби разбили бровь.

Воробей – не слово, мельче.

Вылетит – и что ж, чужой…

Ангел в небе красным мечен,

меч занёс над головой.

Слово, слово, что ж так скоро

распростилось с нами ты!..

Слово – Бог, и вновь с укором

взоры нищих и святых.

Эй, кривляки, ваше время!

(У других – гортань суха.)

В вас чрезмерность.

Это – стремя.

Средостение греха.

Там: «Хык-чок!» – велят верблюду.

Вы ж поправите: «Хичкок».

Потому, что весь из блуда

мишуровый мозг-сверчок.

Торганите жестом, звуком,

кораблём со стапелей,

тем, что называют «фуком» –

нищей Родиной моей.

Ваша правда – сферы лунной…

Гамаюн, раскрой уста,

Истину пропой – и шумной

кривдой взвоет ПУСТОТА.

Любовь ВАСИЛЕНКО,

Керчь

Истоки

Что-то в горле першит.

Ностальгии дремучий репей

занозил моё сердце, с тех пор

всё саднит временами.

Пригвождённая тысячью шил

суховея степей

к неприметной земле ниже гор,

обделённой морями,

я глотаю жар крыльев

знойной бабочки южных ветров

и простых васильков

непорочность чарующей сини.

От пропитанных пылью

иль пыльцой

трещин солончаков

на шершавых губах –

мудрый привкус

горючей полыни…

Как слезинки,

росу

с поредевших ресниц ковыли

сиротливо смахнут,

до седин опалённые волей.

Спелой тяжестью рук

золотых

колосится вдали,

ощетинясь незло,

шлёт привет луноликое поле…

Мне б по-женски всплакнуть

на его необъятной груди,

чуть понежиться в ритмах

умиротворённой печали;

и по-детски поверить,

что счастье ещё впереди

и что лучшие годы мои

ещё в самом начале!

Осенняя ночь

Незваный гость –

луны калёный гвоздь –