Томас Джефферсон - Великая Америка. Тайная сила власти

Я понял, что нельзя было терять ни минуты, и на следующее утро, получив сообщение о поездке г-на Адамса, отправился в Гаагу. Я поехал напрямую через Лувр, Санлис, Руа, Понт-Сент-Максанс, Буа-ле-Дюк, Турне, Перон, Камбре, Бушей, Валансьенн, Моне, Брюссель, Малин, Антверпен, Мордик и Роттердам в Гаагу, где я, к счастью, застал г-на Адамса. Он тотчас же согласился со мной, что нужно что-то предпринять и что мы должны рискнуть собой, сделать без инструкций все, что нужно для спасения кредита Соединенных Штатов. Мы предвидели, что пока будет выбрано новое правительство, пока оно соберется и установит свою финансовую систему, пока деньги поступят в казну и будут переведены в Европу, пройдет много времени. Поэтому нам сразу же надо было обеспечить фонды на 1788, 1789 и 1790 гг., с тем чтобы облегчить положение нашего правительства и обезопасить наш кредит в течение этого трудного периода. Поэтому мы поехали через Лейден в Амстердам, куда мы прибыли 10 числа.

Уладив наши финансовые дела, я решил возвращаться, поскольку у меня не было никаких срочных дел, назад вдоль берегов Рейна до Страсбурга и уже оттуда двинуться в Париж. 30 марта я выехал из Амстердама и поехал через Утрехт, Неймеген, Клеве, Дуйсбург, Дюссельдорф, Кельн, Бонн, Кобленц, Нассау, Хоххайм, Франкфурт, совершил экскурсию в Ханау, затем в Майнц, заехал в Рудесхайм и Йохансберг. Далее через Оппенхайм, Вормс и Мангейм, совершив экскурсию по Гейдельбергу, через Шпайер, Карлсруэ, Раштатт и Кель, я 16-го числа прибыл в Страсбург. 18-го числа я возобновил поездку и через Фальсбург, Фенетранж, Дьез, Муайенви, Нанси, Туль, Лини, Бар-ле-Дюк, Сен-Дизье, Витри, Шалон-на-Марне, Эперне, Шато-Тьерри, Мо прибыл 23 апреля в Париж. И я с удовлетворением вспоминаю, что эта поездка обеспечила нам кредиты, сняв заботу с нового правительства на два года вперед и освободила его, так же как и меня, от мук общения с назойливыми кредиторами, чьи справедливые претензии мы сами были не в силах удовлетворить.

В 1784 г. д-р Франклин и французское правительство договорились о заключении консульской конвенции, которая содержала несколько статей, настолько не совместимых с законами отдельных наших штатов и общим настроением наших граждан, что Конгресс отказался ее ратифицировать и возвратил мне ее с указанием исключить эти статьи вообще или изменить их так, чтобы они стали совместимыми с нашими законами. Министр неохотно согласился освободить нас от этих уступок, которые, действительно, разрешали применять меры, весьма оскорбительные для свободного государства. После долгих дискуссий конвенция в значительной степени была пересмотрена и 14 ноября (17) 88 г. граф Монморен и я подписали ее. Правда, не такую, как мне хотелось бы, но такую, какой можно было добиться при взаимном хорошем расположении и дружелюбии.

Когда я вернулся из Голландии, Париж бурлил, как и при моем отъезде. Полагают, что если бы архиепископ сразу после окончания Ассамблеи нотаблей приступил к осуществлению разработанных мер, все они были бы зарегистрированы парламентом. Но он действовал медленно, представлял свои эдикты по одному, через значительные промежутки времени, в результате чего настроение, вызванное Ассамблеей нотаблей, успело остыть, возникли новые претензии, усилились требования принятия постоянной конституции, не подверженной изменениям по воле короля.

Да и стоит ли удивляться усилению этих требований, если принять во внимание чудовищные злоупотребления властью, стиравшие здесь людей в порошок; если вспомнить бремя тех налогов и их несправедливое распределение; гнет десятины, тальи, барщины, налога на соль, бремя откупов и таможенных застав; если вспомнить про сковывание торговли монополиями, а промышленности – гильдиями и корпорациями; про подавление свободы совести, мысли и слова; про подавление свободы печати с помощью цензуры, а свободы личности – с помощью Lettres de Cachet; если вспомнить про жестокость уголовного кодекса в целом, зверские пытки; про продажность судей и их благоволение к богатым; про монополию дворянства на офицерские должности; чудовищные расходы королевы, принцев и двора; про расточительные пенсии; про богатство, роскошь, праздность и аморальность духовенства. Несомненно, что при таком множестве злоупотреблений и притеснений народ мог справедливо требовать коренных реформ, мог сбросить с себя пришпоривающих его наездников, заставить их шагать на своих двоих.

Эдикты о барщине и свободной торговле хлебом были первыми представлены парламенту и зарегистрированы им. Но эдикты о земельном налоге и гербовом сборе, внесенные некоторое время спустя, парламент регистрировать отказался, а предложил созвать Генеральные штаты, как единственный орган, имеющий право санкционировать их. За этим отказом последовало Bed of justice, и члены парламента были высланы в Труа. Но так как адвокаты отказались следовать за ними, отправление процедуры правосудия было задержано. Члены парламента некоторое время стояли на своем, но в конце концов скука изгнания и пребывание вдали от Парижа стали сказываться и появилась склонность к компромиссу. Поэтому, когда они согласились продлить срок действия некоторых старых налогов, им разрешили вернуться из ссылки.

Король встретился с ними на заседании 19 ноября 1787 г., пообещал созвать Генеральные штаты в 1792 г., и большинство их выразило свое согласие зарегистрировать эдикт о ежегодных займах с 1788 по 1792 г. Но когда герцог Орлеанский заявил протест, тем самым побудив и других отказываться от прежнего мнения, король повелительным тоном приказал зарегистрировать этот эдикт и тут же покинул ассамблею. Члены парламента тотчас выразили протест, заявив, что голосование о регистрации эдикта не имело законного характера и что они не утверждали предложенных займов. Этого оказалось достаточно, чтобы дискредитировать их и отклонить. Вслед за этим был объявлен другой эдикт о созыве Сот р1éniere и приостановке работы всех парламентов королевства. Поскольку, как и ожидалось, это встретило противодействие всех парламентов и провинций, король уступил и эдиктом от 5 июля 1788 г. отказался от созыва Соиг р1éniérе, пообещав созвать Генеральные штаты 1 мая следующего года.

Архиепископ, поняв, что время ему неподвластно, согласился принять обещанную ему шляпу кардинала. В сентябре 1788 г. его убрали из правительства и г-н Неккер был назначен управлять финансами. Невинные проявления радости парижан по поводу этой замены вызвали вмешательство офицера городской гвардии, который, увидев, что его приказу разойтись никто не подчиняется, направил на толпу своих солдат с примкнутыми штыками; два или три человека были убиты и многие ранены. На время народ рассеялся, но на следующий день собрался в огромные толпы. Они сожгли десять или двенадцать караульных помещений, убили двух или трех солдат и сами потеряли еще шесть-восемь человек. Вслед за этим город был объявлен на военном положении и вскоре волнения улеглись.

Смена министров и обещание скорейшего созыва Генеральных штатов успокоили нацию. Но возникли два важных вопроса. 1. Каким должно быть соотношение численности депутатов от третьего сословия с числом депутатов от дворянства и духовенства? 2. Должны ли они заседать в одном и том же или в разных помещениях? Г-н Неккер, желая избежать ответа на эти каверзные вопросы, предложил повторно созвать нотаблей и запросить их мнение по этому вопросу. Они собрались 9 ноября 1788 г. и большинством в пять бюро против одного рекомендовали придерживаться форм, существовавших в Генеральных штатах 1614 г., когда палаты были разделены и голосование производилось посословно, а не индивидуально. Но поскольку вся нация тотчас же высказалась против этого, считая, что число депутатов от третьего сословия должно быть равным числу депутатов от двух других сословий, и парламент проголосовал за такое соотношение, то декларация от 27 декабря 1788 г. постановила, что так тому и быть.

Доклад г-на Неккера королю приблизительно от того же числа также содержал ряд других очень важных уступок. 1. Король не мог ни вводить новые налоги, ни продлевать срок действия старых. 2. Выражалась готовность периодически созывать Генеральные штаты. 3. Выражалась готовность обсудить необходимые ограничения действия Lettres de Cachet и 4. Вопроса о том, насколько можно допустить свободу печати. 5. Признавалось, что государственными средствами распоряжаются Генеральные штаты и что 6. Министры должны нести ответственность за расходование государственных средств.

И король с искренней готовностью пошел на эти уступки. У него самого не было других желаний, кроме как способствовать благосостоянию нации, и ради этого он готов на любые личные жертвы. Но он был слаб духом, робок характером, у него не было способности к собственным суждениям и не хватало твердости даже для того, чтобы сдержать данное им слово. Надменная королева, не терпевшая никаких возражений, имела полную власть над ним, а вокруг нее сплотились брат короля д’Артуа, сам двор, аристократическая часть его министров, в частности Бретейль, Брольи, Вогюйон, Фулон, Люзерн – люди, чьи принципы правления были из эпохи Людовика XIV.