Мария Голованивская - Признание в любви: русская традиция

В продолжение классической, если угодно, бунинской нити:

«Когда она быстро подошла к нам и, приветливо играя агатовыми глазами, свободно и крепко пожала нам руки своей маленькой ручкой в узкой чёрной перчатке, быстро заговорила и засмеялась, раза два мельком, но любопытно взглянув на меня, я впервые в жизни так живо и чувственно ощутил всё то особенное и ужасное, что есть в женских смеющихся губах, в детском звуке женского голоса, в округлости женских плеч, в тонкости женской талии, в том непередаваемом, что есть даже в женской щиколотке, что не мог вымолвить ни слова.

– Образуйте его нам немножко, Надя, – сказал Лопухин, спокойно и развязно кивая на меня и так бесстыдно-многозначительно на что-то намекая, что у меня холодной мелкой дрожью задрожало внутри и чуть не стукнули зубы…». (Бунин «Жизнь Арсеньева»)

«Все, что, глаз на глаз, делал с ней он сам, было полно для него райской прелести и целомудрия. Но как только он представлял себе на своем месте кого-нибудь другого, все мгновенно менялось, – все превращалось в нечто бесстыдное, возбуждающее жажду задушить Катю и, прежде всего, именно ее, а не воображаемого соперника». (Бунин «Митина любовь»)

«В книгах и в жизни все как будто раз и навсегда условились говорить или только о какой-то почти бесплотной любви, или только о том, что называется страстью, чувственностью. Его же любовь была непохожа ни на то, ни на другое. Что испытывал он к ней? То, что называется любовью, или то, что называется страстью? Душа Кати или тело доводило его почти до обморока, до какого-то предсмертного блаженства, когда он расстегивал ее кофточку и целовал ее грудь, райски прелестную и девственную, раскрытую с какой-то душу потрясающей покорностью, бесстыдностью чистейшей невинности?» (Там же).

Интересно, что сегодня, чтобы обозначить «стыдное», мы скорее говорим «стесняться» (а не стыдиться), зарезервировав само понятие стыда за высокими моральным категориями. В этой связи (я говорю об особом понимании вина – стыд), конечно, важно осознать, какую роль в любовном объяснении играет особенное русское понятие «совести». Так, до Толстого слово «совесть» использовалось в любовном объяснении как синоним честности. Например, у Пушкина в «Евгении Онегине»: «Поверьте (совесть в том порукой), Супружество нам будет мукой». Или у Гончарова в «Обломове»: «Словом – совесть не угрызает вас, не шепчет вам, как глубоко оскорбляете вы бедного моего друга… – Какой вздор вы говорите – тошно слушать! – сказала она, вдруг обернувшись к нему и взяв его за руки. – Ну кто его оскорбляет? Что вы мне мораль читаете!»

Начиная с Толстого, нередко раскалывающего человека любовью, муки совести начинают вызываться изменой, обманом в любви, что не изменилось и до наших дней: мы говорим об обмане, измене, корысти в любви, что тот же обман в терминах «мук совести». Вот один из исходных контекстов для такого нашего обычая:

«Он увидел, что вместо того, что он хотел сделать, то есть предостеречь свою жену от ошибки в глазах света, он волновался невольно о том, что касалось ее совести, и боролся с воображаемою им какою-то стеной». (Толстой Анна Каренина)

«Твои чувства – это дело твоей совести; но я обязан пред тобою, пред собой, пред Богом указать тебе твои обязанности». (Там же)

Зачем совесть в любви? Неужели во всей этой ситуации не хватает чести, честности, стыда, приличий?

Теперь уже нет. Слово «совесть» происходит от слова «соведение». Совесть – это то, что знают, разделяют все, и ты – вместе с ними. Это то общее знание, которое объединяет. Если ты часть этого целого, у тебя обязательно есть совесть. Что в этой системе координат значит, что у кого-то нет совести? Это значит, что он живет не по общему закону, преступник, вышел за пределы доброкачественной территории, потенциально изгой.

После того, как окончательно выстраивается вся мировоззренческая концепция русской любви, в нее приходит совесть – разделенное всеми представление, что можно, а чего нельзя.

Формирование системы взглядов завершилось.

И что?

Все завершилось так безрадостно?

Не совсем.

Любовь еще помимо всего – это сказка, это «и жили они долго и счастливо и умерли в один день». Это то, что «преподают» детям в детстве, до того как они идут в школу, и там их учат русскому мировоззрению на примере русской классики.

В этих сказках – главный оптимизм нашей любовной культуры. В сказках, где фигурировали не только старик со старухой, но и принц с принцессой. До сих пор влюбленные девушки и женщины хотят чувствовать себя принцессами и всю жизнь ждут принца на белом коне, разве не так?

Эти представления, живущие в нас – и есть взрослая сказка о любви, та самая, которая всегда кончается хорошо.

Евгений Шварц, прекрасный русский сказочник для взрослых, процитировал в своих произведениях все важные составляющие детского мифа о любви и дополнил его вполне «взрослым содержанием». Что именно мы находим в его пьесах?

Мы вполне осознано и мотивировано можем представлять любовь как чудо. Современная наука пока не может при всем обилии теорий объяснить механизма возникновения влюбленности, а раз так – она вполне себе имеет право на статус чуда. «Работает» по этим вопросам волшебник (если обратиться к размещенным в газетах и интернете объявлениям, то не остается сомнений в востребованности любовного приворота), любовь сильнее колдовства (ведь, как мы видели, она и сама колдовство), любовь сильнее времени, и те, кто на самом деле являются половинками одного целого, никогда не соединятся с другими половинками (Эмиль и Эмилия из «Обыкновенного чуда»). Любовь подвергается испытаниям, и в этом суть проверки ее на подлинность (нередко испытание представляется в форме фальшивого, но на первый взгляд достойного претендента, и можно только сердцем почувствовать неладное). Это и многое другое мы взяли как опыт из сказок, причем европейских, и нередко ощущаем все это в себе как некий подлинный опыт чувствования. Переведя все эти смыслы в русскоязычные сказки (в них не всегда отражена русская реальность), Шварц суммировал перечисленные ключевые смыслы, дав им «русскую прописку». Его пьесы и поставленные по ним фильмы оттого так любимы нами, что мы видим в них то, что явно недодали нам сказки русские – красивые истории красивой любви.

Вот одно из известнейших объяснений в любви из «Обыкновенного чуда»:

Медведь. Да. Здравствуйте! Почему вы плачете?

Принцесса. От радости. Друзья мои… Где же они все?

Медведь. Едва я вошел, как они вышли на цыпочках.

Принцесса. Ну вот и хорошо. У меня теперь есть тайна, которую я не могла бы поведать даже самым близким людям. Только вам. Вот она: я люблю вас. Да, да! Правда, правда! Так люблю, что все прощу вам. Вам все можно. Вы хотите превратиться в медведя – хорошо. Пусть. Только не уходите. Я не могу больше пропадать тут одна. Почему вы так давно не приходили? Нет, нет, не отвечайте мне, не надо, я не спрашиваю. Если вы не приходили, значит, не могли. Я не упрекаю вас – видите, какая я стала смирная. Только не оставляйте меня.

Медведь . Нет, нет.

Принцесса . За мною смерть приходила сегодня.

Медведь . Нет!

Принцесса . Правда, правда. Но я ее не боюсь. Я просто рассказываю вам новости. Каждый раз, как только случалось что-нибудь печальное или просто примечательное, я думала: он придет – и я расскажу ему. Почему вы не шли так долго!

Медведь . Нет, нет, я шел. Все время шел. Я думал только об одном: как приду к вам и скажу: «Не сердитесь. Вот я. Я не мог иначе! Я пришел».

(обнимает принцессу)

Не сердитесь! Я пришел!

Принцесса . Ну вот и хорошо. Я так счастлива, что не верю ни в смерть, ни в горе. Особенно сейчас, когда ты подошел так близко ко мне. Никто никогда не подходил ко мне так близко. И не обнимал меня. Ты обнимаешь меня так, как будто имеешь на это право. Мне это нравится, очень нравится. Вот сейчас и я тебя обниму. И никто не посмеет тронуть тебя. Пойдем, пойдем, я покажу тебе мою комнату, где я столько плакала, балкон, с которого я смотрела, не идешь ли ты, сто книг о медведях. Пойдем, пойдем.

А что сегодня?

Мои попытки вспомнить сегодняшние фильмы о любви, настоящие, с интригой и всеми необходимыми элементами, поставили меня в тупик: таких фильмов я вспомнить не могла. Я обратилась к своему знакомому Сергею Томашу – известному московскому кинообожателю, с вопросом: не подскажешь ли ты мне фильмы о любви, настоящие, как «Мужчина и женщина», снятые за последние десять лет? Этот человек, всегда выпаливающий в ответ на любой вопрос названия 10–20 фильмов, ответить не смог. «Не вспомнил», – сказал он, решив списать проблему на память, а не на реальность.

Но Томаш не смирился и решил провести опрос в Фейсбуке. Он кликнул клич, чтобы его друзья подсказали ему такие фильмы. Полученные результаты укрепили ощущение, что за последние десять лет не было снято великого фильма о любви. Какой список дали откликнувшиеся на его вопрос? Вот он: «Близко», «Отпуск по обмену», «Миллионер из трущоб», «Вики, Кристина, Барселона», «Мистер и Миссис Смит», «Аватар», «Стиляги», «Париж, я люблю тебя», «Мех», «Ванильное небо», «Спеши любить». Кто-то в комментариях добавил: «Сказки про «Красотку» уже не снимают», а также: «То, что делает Кар Вай, в сцеонике назвали бы «Достоевский полюбил Драйзера».