Александр Силаев - Гуманная мизантропия

Веселый бы сайт. Честное слово.

Всегда чувствовал время намного лучше пространства. Удивлял других, что помнил — детально — день, бывший три месяца назад. Помнил хронологию всех более-менее важных событий. Помнил все обстоятельства знакомства с людьми, более-менее значимыми впоследствии. Пунктуален до идиотизма (в целом полезное качество в гипертрофии может мешать — и я стараюсь намеренно опаздывать туда, куда опаздывать принято: дается тяжело).

В пространстве ориентируюсь крайне плохо. Лица запоминаю с пятого раза. Не знаю номера соседних домов.

Мне кажется, что чувствовать так — не частное дело: это тип людей. Это предопределение образа мыслей, образа жизни. Если бы мне предложили «пространственно» ориентированную жизнь вместо «временной» — отказался бы с ужасом…

Выступая на собрании: «Я тут провел семантический анализ послания губернатора…». Понятия не имею, что значит «провести семантический анализ послания губернатора». То есть немного догадываюсь, и только.

Но сказал хорошо. «Как вы хорошо сказали!», — заметили мне два человека. Но это еще далеко не совершенство. Совершенство — речь Василия Ивановича перед красными ткачами (Виктор Пелевин, «Чапаев и Пустота»).

Интересно, а когда Петр Щедровицкий, Ефим Островский, Глеб Павловский начинают «ботать по дискурсу» — какая у них интенция? Чего хотят? Вот не философы, а именно вышеозначенные? Версия о том, что «бабла хотят нарубить» правомерна, но не исчерпывает всей сложности.

Когда-то однокурсник показал мне на девушку: «У меня к ней либидо…». Один мой друг спрашивал о том, куда пойдем и чего возьмем — «какая у нас сегодня методология?». Кто-то любой дискомфорт обзывал: «интенции фрустрации».

А какие слова я чаще всего потребляю всуе? По приколу, или еще почему?

«Дискурс»: говорю там, где можно бы сказать «речь» или «разговор». «О чем вчера бодяжили дискурс?». Но иногда обзываю дискурсом то, что можно — например, означаю контекст и ракурс рассмотрения того или иного предмета, традицию, в которой его возьмут.

«Коннотат»: скажу вместо нормальной «ассоциации». «А чего это у нас по коннотату?» «У меня это коннотирует черт знает с чем…». «Данный текст богат коннотатом».

«Методология»: говорю там, где подразумевается просто «метод». Ну как мой друг с методикой пьянки.

«Контент»: общая зараза подменять им «содержание» или менее звучное, но хотя бы русское «наполнение».

«Маркировать»: можно все, что угодно. Если совсем до смешного, до я сейчас маркирую вниманием вот эту вот мысль.

«Логоцентризм»: для меня это такое хорошее, которое я защищая от всего плохого (от злобного постмодерна, прежде всего). Зачастую — синоним просто логичности и рациональности в их вполне обывательском коннотате.

«Эйдос» — нет чтобы сказать образ, или идеал…

«Эмпирия» — зачастую слово-паразит… Употребляется как «бля», для заполнения пустоты… Какие у нас эмпирические данные?

«Логос» — оно и изначально значит много чего… У меня зачастую — синонимим «логоцентризма». См. логоцентризм.

«Невроз», «психоз» — могу долго объяснять, чем отличается одно от другого, но склонен именовать неврозом всего лишь потерю формы, а психозом — всего лишь невроз (реже наоборот).

«Паранойя», «шизофрения» — склонен полагать их метафорической парой из некогда моей любимой, но абсолютно мной по сей день не понятой книги Ж. Делеза и Ф. Гваттари. А они вообще-то ходят не только в «шизоанализе».

«Отчуждение» — иногда это просто ругательство по поводу любых несвободных порядков.

«Снятие» — иногда: уничтожить, но как-то так… по-хитрому.

«Модерировать» — иногда: когда рулят, но как-то особо сложно, или особо вежливо.

«Интенции» — невпопад играет за целую палитру простых и понятных слов, от «цели» до «пожелания».

«Имманентный» — слово короче, чем «внутренне присущий и потому более-менее понятный», и тем выигрывает.

«Диспозитив» — идеальное слово в качестве моего личного паразита. Про все, чего угодно, могу спросить: и как там диспозитив-то? Медийного рынка? Диспозитив условий конкурса? Диспозитив пьянки?

«Трансцендентный» — про все сверхъестественное… Иногда — с симпатией — про хреноту нечеловеческой силы. Иногда — с раздражением — про непонятное, ибо чуждое, которое и понимать не фиг.

«Амплификация» — вместо «индукции», «интегрирования» и даже, грех сказать, простого «сложения».

«На порядок» — когда мы говорим «на порядок» больше, то забываем, что это значит «в десять раз». И «два порядка» — это в «сто раз», а не в пять.

И много чего еще говорю.

Некогда меня заразили словами «изюм» и «пым». Изюм — значит хорошо. Пым — просто слово-паразит, обычно маркирует собой окончание, такое слово-точка. Можно сказать «вуаля», можно «пым». В свою очередь, заразил ими человек десять. Разносчик заразы — дополнитель великого и могучего.

И это изюм.

Пым.

В двадцать лет я написал роман «Недомут».

Когда мне было двадцать один, мне показали экземпляр (принтерные бумажки), который якобы съездил во Владивосток и вернулся обратно в рюкзаке какого-то хиппи. Может, и правда съездил.

Я тут же решил, что я великий писатель.

А чего еще было решать?

Хотел ли я «раскулачить Дерипаску»? Каюсь: иногда бывал един с народом и хотел. Поэтому я начал подавать нищим. Чтоб все было логично. Если я оформляю требование «взять и поделить» — начни и подели. Что ближе. Хотя бы символически.

И вот я символически подаю нищим (интересно, можно ли назвать такое поведение показухой? если его никто не видит? а перед Богом не хиляет? а рассказ о нем — показуха? а с учетом этого предложения? и не по хрену ли?).

Значит, подаю. Обычно одну монету, первой найденную в кармане, а монеты у нас от 1 копейки до 10 рублей. Чаще всего это рубль, два или 50 копеек.

На самих нищих мне, по большому счету, плевать. И по малому плевать. Тем более я знаю, что большая часть из них зарабатывает больше среднего гражданина, если не уползает с места, как только набирается на пузырь. Но куда желательно засунуть такое знание — было, кажется, у Мераба Мамардашвили…

И вот морозным днем кидаю монетку какой-то бабе в пустую кружку. Замечаю, что лицо бабы покрыто красными пятнами. Далее замечаю, что баба вышвыривает монетку на лед. Оказалось мало — 10 копеек. Говорю «ни хуя себе!», потому что с детства был ботаник и трус, и не привык хамить людям (на самом деле я, конечно, подумал «ну и сука ты!», что куда точнее отражает момент).

Решил — объявляю социальную акцию. Мораторий. Месяц не буду подавать. Три месяца. Из-за этой суки.

Потом подумал, что я, типа, не фашист. А такое решение — строго говоря, фашизм. То есть я распространяю признаки единичного экземпляра на вид, и сужу по ним нового экземпляра. Чурка побил друга в Питере, сейчас пойдем врежем чурке в Большой Мурте: чурка в этом мире всего один. Э-эх, думаю… И продолжил мудацкую филантропию…

Полагаю, что моя модель не проста не христианская, а какая-то даже антихристова. Сам образ мыслей. Если считать христианином князя Мышкина.

Всегда с нелюбовью встречал натуралистические объяснения. «Еще скажите, что дурные мысли вырабатываются в печени…». Не любил географический детерминизм: «эти люди такие, потому что у них есть море». Социально-психическое различие полов, выводимое из физиологии — бесило до сомнения в адекватности собеседника. «У мужчин мозг устроен немного иначе». Хрен-та! И даже если докажут, что гомосексуализм обусловлен физиологией — буду считать его культурным феноменом. Буду говорить: «тип сексуальности инсталлируется дискурсивными и внедискурсивными практиками социума», и плевать на все. Ибо кредо.

Так что сейчас — свидетельствую против себя. По приколу.

Есть хороший человек, с которым мне хорошо — чай пить. Трепаться. Дурью маяться. Пару раз пробовали работать вместе — полный абзац. До взаимной истерики. Он, как существо радикально нерефлексивное, зовет меня сволочью, я такого счастья позволить себе не могу — просто хочется придушить хорошего человека. Почему? Радикально отличная «оргкультура».

А чего она отличная? И вот здесь — поле для разгула вульгарного материализма… У нас — разные болячки: это многое объясняет. Оба чуть-чуть инвалиды.