Аркадий Бабченко - Операция «Жизнь» продолжается…

Они также виноваты в этих смертях. Мы пришли забрать свое. Мы будем убивать… Готовьтесь.

Его ненависть угасает так же мгновенно, как появилась. Глаза снова затянуты пленкой безразличия.

— Везде полуправда, полуискренность, полудружба. Я не могу так — «полу». У них здесь, на гражданке, полуправда — это маленькая правда, у нас там, на войне, полуправда — это большая ложь. Столько пацанов погибло, а я выжил. Я все время думаю об этом — для чего? Они были лучше меня, но выжил я. Ведь не просто же так! Может, я выжил только для того, чтобы о нас помнили? Я — напоминание, — он опять зло смеется.

Я встаю. Молча. Оставляю ему курево, спички. Водку. Больше оставить нечего — только не деньги. Молча ухожу. Он даже не смотрит на меня. Я для него — один из «них». А значит, все, что я не скажу — это полуправда.

Говорят, что справедливые войны рождают поэтов, а несправедливые — пациентов психиатрических больниц. Еще говорят, что должно пройти от десяти до двадцати лет, чтобы о войне стали писать стихи. Чечня началась десять лет назад. Афган — двадцать. Временные рамки соблюдены. Психушки уже забиты ветеранами до отказа. Но и поэтов эта война рождала тоже.

Она же их и убивала.

Эти стихи написал Анатолий Ягодин, старший лейтенант внутренних войск. Судьба отмерила ему недолгий писательский век — чуть больше года, со штурма Грозного до весны девяносто шестого. С датой своей смерти Анатолий ошибся всего на две недели. Он погиб не в марте — в середине апреля. Под Ассиновской колонна, на которой ехал Ягодин, попала в засаду. Пуля пробила грудь и вышла из спины. Он жил еще пять минут. Успел сказать всего лишь две фразы: «Где мы? Остановите кровь…»

12 июля 96-го на поле в Моздоке стояла колонна с “гуманитаркой” — бэтэр сопровождения и два “Урала”.

Приказываю совершить марш — Моздок, Малгобек, Карабулак, район боевых действий республики Чечня Ачхой-Мартановский район. Рота связи — со мной, на головную машину, наблюдение по сторонам и назад, — сказал полковник Котеночкин и первым взобрался на бэтэр.

Рота связи — пять забитых донельзя мальчиков с автоматами — полезли за ним. Котеночкин кинул им на броню коробку с гуманитаркой: “Держите, пацаны, это вам предвыборный подарок от Ельцина”. В коробке были конфеты в синих фантиках и лимонад.

Колонна тронулась.

Около КПП стоял солдат-душарик в бронике на голое тело и каске. У него был взгляд затравленной собаки. Старшина кинул ему горсть конфет. Душарик завилял хвостом и вяло улыбнулся.

Колонна вышла на трассу и пошла в сторону Хребта. На головном бэтэре наблюдал направо и назад командир отделения связи младший сержант Бабченко. Ветер вырывал из его рук синие фантики и прилеплял их на решетку идущего следом «Урала». Колонна дошла до поворота на Малгобек и скрылась за зеленкой.

Она больше никогда не вернулась.

У нас не осталось ничего, кроме самих себя. Все, что у нас есть — только наши товарищи, «ибо нет выше той любви, чем положить живот свой за други своя». «Все, что мы знаем о жизни — это смерть». Все, что мы любим — только наше прошлое, призрачный мираж в бушующем мире.

Мы проиграли эту свою войну и сейчас зализываем в лазаретах раны. Но мы остались живы. А это значит, что операция «Жизнь» продолжается. Новая колонна уже ждет у ворот КПП.

Все ли готовы к этому?

Глеб Бобров «Порванные души».