Владимир Губарев - Зарево над Припятью

Дома у ученого очень много фотографий. И не только тех, где он снят вместе с Курчатовым и во время перерывов заседаний Верховного Совета СССР, на всевозможны юбилеях и совещаниях. Есть и пейзажные кадры, на них различные уголки нашей Родины. Автор снимков – Ю. Б. Харитон.

– Это хобби?

– Фотографией увлекаюсь, – подтверждает академик, – правда, в последнее время и на нее не хватает времени.

– У него рабочий день начинается в восемь утра и заканчивается в десять, – присоединяется к разговору дочь ученого Татьяна Юльевна, обеденный перерыв всего полчаса. Даже по субботам и воскресеньям работает, – говорит она с укоризной.

Харитон молчит, видно, привык к таким упрекам.

– У каждого человека есть какие-то увлечения, – продолжает Татьяна Юльевна, – рыбалка, охота, ну и прочее… Это ведь отдых. Ну а отец так пи к чему и не пристрастился…

– Неверно, – не соглашается Юлий Борисович, – а путешествия?

– Это действительно прекрасно! – сразу же загорается дочь. – Мы объездили и Прибалтику, и Среднюю Азию, и Кавказ… А недавно побывали на Дальнем Востоке…

– Великолепные места, – подтверждает Юлий Борисович.

– Отец поистине неукротим, ни минуты покоя во время таких поездок везде старается добывать, все – посмотреть.

– Времени всегда мало, – замечает Юлий Борисович. – Месяц отпуска всего, надо успеть побольше увидеть.

– Впрочем, он и там работает.

– А у нас наука такая, – Юлий Борисович едва заметно улыбается, физика требует размышлений.

– И не оставляет в покое никогда?

– Физика – это жизнь…

– А вам никогда не было страшно? – спросил я. – Признаюсь, мне довелось видеть не в кино, а наяву ядерный взрыв. Поднялась земля, черной стеной разделила надвое небо и твердь, и сквозь эту стену начали прорезаться языки пламени. Это был ад, и было страшно…

Да и американские физики, описывавшие первые испытания ядерного оружия, подчеркивали, что им было очень страшно.

– Мне страшно не было. Много лет я занимался взрывами… И не забывайте, у нас была сверхзадача: в кратчайшие сроки создать оружие, которое смогло бы защитить нашу Родину. Когда удалось решить эту проблему, мы почувствовали облегчение, даже счастье – ведь, овладев таким оружием, наша страна лишала возможности применить его против СССР безнаказанно, а значит, оно служило миру и безопасности. Все, кто принимал участие в "урановом проекте", сознавали это, а потому так и работали, не считаясь ни со временем, ни с трудностями… Ну а ядерный взрыв? У него есть и мирные профессии. Он способен созидать – с его помощью можно делать подземные хранилища, укрощать газовые фонтаны, создавать в пустынях искусственные водоемы и многое другое.

– Пожалуй, вы лучше многих понимаете, сколь велпка опасность ядерной катастрофы…

– И не только ее. О всех видах оружия следует помнить. Ведь сейчас его столько накоплено, что все человечество находится под угрозой – его можно уничтожить. Опасность ядерного оружия наглядно видна – достаточно посмотреть на взрыв и его последствия. Но следует вести борьбу и против иных средств массового уничтожения, в первую очередь против бактериологического и химического оружия. Бинарные снаряды с нервно-паралитическим газом – и разве это не страшно?! Или биологическое оружие?! В общем, необходимо бороться против всех впдов оружия массового уничтожения!

– На встречах со своими избирателями вы об этом говорите?

– Обязательно, – отвечает Юлий Борисович, – депутатские обязанности сложны и разнообразны. Мелочей в них нет. Если человек обращается к тебе, стараешься помочь ему, и когда это удается, радостно. Приходится заниматься и городским хозяйством, и строительством Домов культуры, и многим другим. Ну и, конечно, необходим откровенный разговор о судьбах человечества, о вкладе каждого из нас в дело мира на Земле…

Записка из зала: "Все-таки расскажите о самых ярких впечатлениях при поездках в Чернобыль, что навсегда вам запомнилось?"

Нелегко отвечать на такие вопросы. И все-таки – это встречи с людьми. Чернобыль как бы обнажил характеры, открыл в человеке его сокровенное, настоящее.

Одна из встреч особенно поразила нас, то есть Михаила Одинца, Олега Игнатьева и меня. Это было в сентябре, когда мы встретились с Эриком Николаевичем Поздышевым.

Наверняка есть люди, которым Эрик Николаевич не нравится. Мол, жестковат, требователен, пунктуален, не любит тех, кто не умеет быстро и точно выполнять распоряжения. Поздышев никогда не отводит глаз, смотрит прямо, вопрошдюще, а потому кажется, будто видит тебя насквозь. И от этого становится чуть не по себе… Все это так. Но признаюсь сразу: Эрик Николаевич мне нравится. В апреле, еще будучи директором Смоленской АЭС, он, пожалуй, один из немногих принимал четкие и ясные решения. Именно так должен был поступать подлинный директор станции, хозяин, который в атомной энергетике разбирается детальнее, чем его многочисленные начальники, которым по должности положено подчиняться руководителю любого предприятия… В общем, Эрик Николаевич Поздышев нравится мне. С ним можно спорить, не соглашаться о некоторыми его решениями, но он умеет брать ответственность на себя – а в нашей жизни, к сожалению, таких руководителей все еще маловато.

И еще одно качество характера, которое не может не импонировать, откровенность. Таков и был наш разговор с Поздышевым в его кабинете на Чернобыльской АЭС.

– Вы новый директор станции, которая пережила трагедию. Какие ее уроки надо в первую очередь извлечь?

– Думаю, они повсюду одинаковы. Прежде всего – дисциплина, ее укрепление на всех уровнях, на это нужно сделать главный упор, а остальное приложится. Повторяю, основа успехов – дисциплина. Везде и во всем, в этом мелочей не бывает. Иначе не успеешь оглянуться, и тут же появляются большие потери. Некоторые из них приводят к трагедиям. Это беда не только коллектива Чернобыльской АЭС…

Какие наши обязанности – мы знаем, но прав, к сожалению, у руководителей предприятий маловато.

К примеру, уволили мы со станции ряд работников – они потеряли наше доверие, потеряли право работать на АЭС. Не буду скрывать, уволили с некоторыми нарушениями, в частности, не согласовали с профсоюзом. Так вот теперь эти люди восстанавливаются, чаще всего по суду. Но такие работники не нужны на станции – во время аварии они доказали свою беспомощность. Тех, кто бежал со станции в самые трудные дни, как их можно принимать обратно? Такие люди должны проходить через собрания коллектива, а рабочие спрашивают прямо и строго: "Почему сбежал?" Да, многим предлагали эвакуацию, ряд работников тут же воспользовались этим, но ведь большинство остались, отказались эвакуироваться, не ушли из коллектива, работали здесь…

Хочу отметить, что со станции не ушли те люди, от которых зависела се судьба. Как правило – они остались. Причем даже в тех случаях, когда в ком-то необходимости не было, он находил себе работу. Шофер – его машины нет, – садился на экскаватор. Или был электриком, заданий ему не было шел в санпропускник. Людям было чрезвычайно тяжело, но они трудились, что называется, "не жалея живота своего". Партия и правительство поставили перед коллективом станции трудную задачу – в октябре пустить первый энергоблок. И мы ее выполнили.

Для нас пуск первого блока – это своего рода психологический рубеж. Станция возрождается, как феникс из пепла… Оборудование должно быть на высочайшем уровне. В общем, как и положено на атомной электростанции – все должно идеально работать. Чисто, аккуратно. Тогда и трудиться-то интересно. Это как на автомашине – если она грязная, то и ездить на ней неприятно и служит она меньше.

Мы постарались сделать так, чтобы сотрудники станции – наши рабочие, инженеры, ученые, которые работали до аварии, пришли сегодня сюда и сразу почувствовали бы себя в привычной обстановке. Практически закончены работы по дезактивации территории, на станции все чисто. Пуск первого блока – это праздник для персонала. И тут не может быть мелочей. Если пропуска, то те, что раньше. Общественные организации – не где-то вне территории станции, а на своих обычных, привычных местах. В общем, должна быть деловая обстановка, полный порядок везде.

Говорят, что я придираюсь, мол, зачем Поздышеву ремонтировать мраморную лестницу в вестибюле? А я считаю так: в нашем деле мелочей нет. Ступеньки лестницы были поколоты, значит, надо их заменить. Простите, и туалеты должны быть в порядке и чистые. Чтобы ни в одном кабинете не осталось ни. малейшего следа от бегства – порядок полный! Шторы – белые, нейлоновые. Человек идет на работу, у него настроение должно быть приподнятое, а ведь как часто мелочи влияют на нас…

– Мы писали о том, что первый и второй блоки переведены в "режим ожидания". Создалось впечатление, что достаточно отдать распоряжение, включить системы – и энергия пошла… Каковы были трудности при подготовке к пуску первого энергоблока?