Иоанна Хмелевская - Шутить и говорить я начала одновременно

Мне бы и не пришлось, если бы не один нюанс. Отметки за письменные работы проставлял все тот же ассистент, Зигмусь Конажевский. Все знают, что он был ассистентом у Понижа, так что нечего скрывать его фамилию, тем более что поступки он совершал только благородные. Зигмусь не осмелился поставить самому себе пятерку и поставил пять с минусом.

Счастливая, как жаворонок в небе, помчалась я в соседнюю аудиторию, чтобы отметку завизировал профессор, так полагалось. Увидев меня, он сказал:

– О, это вы! Если бы я знал, что вы, вам бы поставили пятерку, а не пятерку с минусом.

Какая-то присутствующая при этом дубина, желая сделать мне приятное, воскликнула:

– Так в чем же дело? Вот чистый бланк, поставьте ей пятерку.

Профессор Пониж был в прекрасном настроении. Взял чистый бланк и сказал:

– Замечательно! Вот только задам один простенький вопросик. Для проформы.

Я впала в панику. Что делать? Упасть в обморок? Развернуться и обратиться в бегство? Пасть на колени с возгласом: «Пан профессор, хоть тройку с минусом, но без вопросика!»

Я не успела ничего из этого предпринять, как профессор задал свой простенький вопросик:

– У вас, конечно, есть люлька для вашего сынишки?

– Нет, пан профессор, у меня есть коляска.

– Но люльку вы видели?

– Видела.

– Ну так скажите нам, под воздействием какого момента она качается?

Момент меня совершенно оглушил, но, к счастью, профессор задал наводящие вопросы. Теперь-то я знаю, что речь шла о вращающем моменте, но в ту страшную минуту совершенно ничего не соображала. И брякнула бы откровенную глупость, если бы профессор не пояснил, для наглядности покачивая пальнем:

– Как следует качать люльку, чтобы затрачивать на это минимум энергии?

Терять мне было нечего, все равно я ничего не знала, вот и заявила совершенно наглым категорическим тоном:

– Прежде всего, пан профессор, ребенка качать вообще не рекомендуется. Он привыкнет и станет орать день и ночь, требуя, чтобы его качали постоянно. А во-вторых, с ним так устаешь, столько тратишь энергии и сил, что немного меньше, немного больше – какая разница?

Все рассмеялись, профессор заметил: «Ну что ж, пани лучше знать» – и поставил мне пятерку.

Однако проклятый сопромат аукнулся мне еще в самом начале второго курса. Как известно, тогда у всех были общественные нагрузки, вот и ко мне обратились:

– У тебя пятерка по сопромату, позанимайся с одной из групп первого курса.

Мне удалось отговориться, сославшись на маленького ребенка, и первокурсники были избавлены от моей помощи.

Первый курс я закончила успешно и выехала с дитем на природу отдохнуть.

Кстати, после рождения ребенка я поняла, откуда взялись все несообразности моего воспитания в раннем детстве. Кроме моей матери, Тересы и Люцины приезжала еще из Груйца бабушка. Безгранично счастливая оттого, что в семье появился наконец мальчик, она не отрывалась от моего сына. Когда ему было месяца четыре, мы с ним и бабушкой отправились в поликлинику, показаться врачу, и, вернувшись, я твердо заявила, что это – первый и последний раз. Пожалуйста, я могу пойти в поликлинику с ребенком. Могу с бабушкой. Но по отдельности. А вместе с ребенком и бабушкой больше никогда в жизни не пойду! Что бы ни случилось.

То, что бабушка откалывала в поликлинике, превосходит всякое представление, вряд ли мне такое под силу описать. В ожидании приема у врача мы торчали в очереди у кабинета. Нет, словами такое не опишешь, это надо было видеть и слышать, да еще и поверить собственным глазам и ушам. Ребенка положили на столик, то разворачивали пеленки, то опять пеленали, а бабушка, растерзанная, взмокшая и растрепанная, кудахтала и бесновалась над ним.

– Он мерзнет, он мерзнет! Сейчас наденем фуфаечку! Тише, мой хороший, чвир, чвир, чвир, не плачь, золотце, ему жарко, сними с него свитерок, нет, давай опять закутаем, дитя замерзло, фью, фью, фью, успокойся, золотце, он мокрый, подержи ножку, я вытру, ах, пальчики мои сладкие, бедняжка голодный, дай сюда бутылочку, нет, не хочет...

Дите орало не своим голосом, бабушка металась, разбрасывая вокруг себя свои и чужие вещи, другие дети не выдержали и тоже подняли крик, истерия ведь заразна, ор поднялся такой, что из всех кабинетов повыскакивали врачи и сестры. Мамаши не знали, как успокоить своих младенцев, и единственный положительный момент во всем этом, что меня пропустили без очереди, чтобы скорее от нас избавиться. Если такие же штучки бабушка откалывала и со мной, ничего удивительного, что уже при одном виде человека в белом халате я начинала биться в истерическом припадке.

Воспользовавшись первым удобным случаем, мой муж устроил бабушке страшный скандал, хотя до этого с моими родными жил в мире и согласии. Он придерживался рациональных методов в воспитании детей, я целиком и полностью их разделяла, хотя, признаюсь, последние десять минут перед кормлением сына выдержать было трудно. И если бы мы с мужем категорически не запретили бабушке нарушать наши принципы, она кормила бы младенца каждые полчаса, а прожорливое дитя охотно пошло бы ей навстречу. Ничего хорошего из этого бы не получилось. Хотя... Хотя последующие годы убедили меня, что сыну вряд ли что в этом отношении могло повредить, а его младшему брату – тем более. После нагоняя на почве кормления бабушка зауважала своего зятя-внука и подкармливать правнука стала украдкой, когда никто из нас не видел.

Так вот, на студенческих каникулах я отправилась с малолетним сыном в Груец. Разумеется, там ближе было к природе, чем в Варшаве, но бросить удобную городскую квартиру со всеми достижениями цивилизации в виде газа и горячей воды, не говоря уже о теплой уборной, променять это на печку, колодец и сортир во дворе... До сих пор не понимаю, чем думала, отказавшись от городских удобств. А кроме того, приходилось тратить много сил, оберегая ребенка от чрезмерной бабушкиной заботы. Я просто не успевала сдирать с сына теплую одежду. Не так уж много лет прошло со времени моего детства, и я слишком хорошо помнила его кошмары, вот и прилагала все усилия, чтобы предостеречь от них собственного ребенка.

В провинциальном Груйце жизнь замирала с заходом солнца, и появляться на улицах по вечерам было опасно. В субботу муж должен был приехать из Варшавы последним автобусом, Груйца он не знал, и я вышла встречать его к автобусной остановке, что находилась рядом с аптекой.

Недалеко от аптеки размещалась местная забегаловка. Ожидая автобус, я прохаживалась по тротуару между аптекой и забегаловкой, от одного фонаря до другого На улице не было ни души. Испортилась погода, поднялся ветер, и время от времени припускал дождь, а автобус запаздывал. Из забегаловки вышел местный хулиган. Самый настоящий, громадный подвыпивший детина. Разглядел в темноте под фонарем расфранченную девицу и, пошатываясь, направился ко мне. На полпути между фонарями остановился и явно ждал, когда я сама к нему приближусь. Хулиганов я никогда особенно не боялась, а уж если довести меня до белого каления, скорее им следует меня остерегаться, но тут мне не хотелось понапрасну расходовать душевные и физические силы. Я решила взять быка за рога.

Подошла к хулигану и вежливо поинтересовалась:

– Проше пана, не скажете ли. последний автобус из Варшавы уже прибыл или еще нет?

Хулиган, по всей вероятности, ожидал чего угодно, только не такого вопроса, и оторопел. Подождав немного и не дождавшись ответа, я повторила вопрос.

– Не знаю я, – наконец произнес он. – А что, пани ожидает кого-то? Может, жениха?

– Да, жениха, – подтвердила я. – Жаль, что не знаете.

И, отвернувшись, продолжала свое выжидающее хождение. Хулиган остался стоять, явно не зная, на что решиться. Немного походив, я опять подошла к нему.

– Знаете что, – задушевным тоном произнесла я. – Глядите, какая ужасная погода. Ну я должна ждать, вот и мокну здесь, под дождем. А вам-то зачем мокнуть? К тому же холодно, еще простудитесь. Шли бы себе лучше домой.

– Да? – неуверенно протянул хулиган. – Может, и правда, лучше...

И, постояв еще немного, он все так же нерешительно повернулся и не торопясь побрел в темноту, возможно, и в самом деле домой.

Автобус подошел, из него вышел муж, и я смогла беспрепятственно его встретить.

Я не совсем уверена, но, кажется, в эти мои первые студенческие каникулы мы проходили строительную практику на МДМ, [26] так что, по всей видимости, в Груйце мне пришлось пожить недолго. Там, на МДМ, я собственноручно училась класть кирпич, меня обучал превосходный специалист, еще довоенный варшавский каменщик, и стена у меня получалась неплохо, но только если она была не выше метра А потом не хватало сил, руки немели. И я переключилась на своды и перекрытия. В те годы везде ставили у нас перекрытия Аккермана, и я так хорошо их освоила, что могла бы и сама соорудить, разумеется, с помощью рабочих. Странно, что сердце не кольнуло предчувствие, как пригодятся они мне впоследствии. Что же касается кирпичных работ на МДМ, поскольку я лично принимала в них участие, могу с полной ответственностью утверждать, что весь этот варшавский район действительно построен из кирпича.