Мария Галина - Фантастика глазами биолога

Что мы и наблюдаем в нашей реальности, где из всего разнообразия гоминидов остались только мы.

Кирилл Еськов — известный ученый, палеонтолог, автор «Истории Земли и жизни на ней», поэтому и он, и трезвый (в хорошем смысле слова) специалист-международник пан Анджей в этом смысле гораздо ближе к реальности, чем восторженные почитатели «высших эльфов».

«Научные» фантасты в этом смысле более скептичны, чем авторы фэнтези; при моделировании существования бок о бок двух разумных видов ситуация заканчивается практическим истреблением одного из них. У Гарри Гаррисона в «Западе Эдема» так погибает биотехнологическая цивилизация динозавров (причем от рук людей, находящихся на уровне первобытнообщинного строя). У Чапека, повторюсь, дело идет к полному истреблению людей, от которого спасает только случайность, вернее, бог из машины. У Уильяма Голдинга в «Наследниках» моделируется ситуация реальная: последние неандертальцы (или австралопитеки) погибают от рук продвинутых кроманьонцев. В, прошу прощения, моей повести «Прощай мой ангел» сосуществование двух разумных видов в альтернативной земной реальности тоже заканчивается гибелью, причем гибелью доминирующей, более продвинутой и более древней расы. Обычно в условиях такой модели побеждает не самая продвинутая раса, а самая пассионарная, часто — получившая технологии и дополнительные возможности позже, чем конкуренты. У Еськова такой пассионарной расой недвусмысленно являются люди, что интересно, сразу за истреблением конкурентов следует мощный технологический рывок. Конкуренты отступают в мифологическое прошлое, а оставшаяся раса идет себе дальше, вздыхая о золотом веке.

Давайте предположим, что два-три разумных вида все же уживутся на одном пространстве — будут ли они взаимно стимулировать развитие друг друга или же взаимно ограничивать его? Скорее всего, будет происходить вот что: при столкновении разумных видов, прежде разделенных географически (как у Гаррисона или Чапека) сначала произойдет бурная стимуляция, рост численности наиболее отсталого, но и наиболее пассионарного вида, и, как результат — гибель вида продвинутого. Нечто в этом роде случилось с людьми и эльфами в «Последнем кольценосце» Кирилла Еськова. Если же между разумными видами складывается некий паритет, хрупкое равновесие, мир застывает в стагнации на уровне в лучшем случае просвещенного феодализма или косной тирании. Новые технологии, возникающие в такой ситуации, приводят к глобальным катастрофам — к гибели Нуменора, омрачению Валинора, разгрому Мордора и проч.

Интересно, что в социумах, где внедрение новых технологий ограничено законодательно или вовсе запрещено (например, в изящном романе Брайана Олдисса «Маласийский Гобелен»), мультирасовость вполне вероятна и не встречает ни отпора, ни удивления. И наоборот, сосуществование двух разумных видов ведет к ограничению технологического развития. В «Последнем кольценосце» Кирилла Еськова эльфы беспощадно раздавили Мордор на пороге промышленной революции. В моей повести «Прощай, мой ангел» существование людей на альтернативной Земле беспощадно регламентируется древним доминирующим видом.

Но даже такую малоприятную ситуацию следует считать просто этапом, предваряющим битву на истребление; рано или поздно что-то все равно будет изобретено, и начнется всеобщее мочилово. Предотвратить это мочилово можно только противопоставив технологию магии и загнав ситуацию в мифологическое время, где нет развития (именно это собирались сделать эльфы с людьми в «Последнем Кольценосце» Еськова).

Исключение здесь пожалуй, только Пратчетт с его гномами. Но гномы в его мире начинают жить по законам людей (вспомним историю с каменной лепешкой, отлитой на заводе резиновых изделий Сонки) — и отказываются от своих собственных. И хотя с нашей точки зрения это всячески приветствуется и выглядит очень продвинуто и благородно (торжество феминизма, здравого смысла и прогресса), старейшины гномов недаром плачут по утраченному наследию отцов. Скорее всего, в мире Анк-Морпорка со временем создастся ситуация, когда гномы будут «совсем как люди», но чуточку хуже. Тем самым будет осуществлен еще один способ решения мультивидового вопроса — полное культурное (если не биологическое) слияние, мимикрия под господствующий вид. Возможно, что-то подобное произошло в действительности; существует теория, что неандерцальцы не были истреблены или съедены (во всяком случае, не все и не везде), а просто растворены в популяции кроманьонцев.

Поскольку эта статья была поначалу докладом, на прениях кто-то спросил: а как же вампиры? Древняя бессмертная раса, издревле сосуществующая с людьми.

Но вампиры, торжественно пугающие нас во множестве романов фэнтези, мудрые и бессмертные, этот ужас, парящий на крыльях ночи, на самом деле, хоть им кол на голове теши, всего-навсего паразиты-кровососы, спутники человечества, от человечества зависящие; то есть не самостоятельный разумный вид, а вид паразитирующий, дополняющий. Исчезнет человечество, исчезнут и вампиры. А это уже совсем другие отношения.

Кстати, на том же «Портальском» семинаре Кирилл Еськов справедливо заметил: прежде чем говорить о фантастических моделях мультивидового разумного сообщества, нужно обратиться к реальности. Доказано, что высшие обезьяны (шимпанзе и гориллы) могут обучаться языку жестов, передавать сложные мысли, лгать, давать прозвища, передавать навыки нового общения соплеменникам. Мало того, владение речью стимулирует их умственную деятельность, усложняет ее. Не существует ли бок о бок с нами на планете еще один разум? Или даже несколько (собачники убеждены в разумности собак, и совершенно справедливо). А уж о врановых и говорить нечего.

Критерии разумности — дело сложное и тонкое. Но если признать, что с нами на планете бок о бок живут разумные, они относятся скорее к первому и второму из перечисленных типов. Сложная цивилизация муравьев с фермами, теплицами, стадами тлей, и прочими замечательными достижениями непостижима нами в силу значительной разницы в масштабах, а следовательно — в способах коммуникации. Врановые и крысы, эти умнейшие спутники человека, воспринимают людей скорее как некую природную формирующую среду и вступают с ним в контакт в единичных случаях. Собаки — разум зависимый, сопутствующий человеку и человеком же сформированный, «заточенный под себя», а вот их дикие предки волки уже воспринимаются человеком как опасные конкуренты и беспощадно истребляются.

Самая печальная история вышла с высшими обезьянами — теми, кто ближе всего к человеку. Помните, — чем больше сходство между конкурирующими формами, тем острее конкуренция? Читатели журнала «Реальность Фантастики» наверняка помнят рассказ Карен Джой Фаулер «То, чего я не видела», ключевая сцена которого — бессмысленное истребление сотен кротких горных горилл. Несмотря на то, что рассказ проходит по ведомству фантастики, сцена эта не вымышленная, напротив, она просто одна из многих. В настоящее время наши в полном смысле слова братья по разуму принадлежат к охраняемым видам, но продолжают беспощадно истребляться — сначала белыми охотниками, потом — коренными племенами, чьи деревни, в результате этнических конфликтов, буквально нашпигованы огнестрельным оружием. Печальный и ироничный итог — попытки спасти уцелевших предпринимаются со стороны наиболее чуждой приматом цивилизации, — европейской, технологической, урбанистической и рациональной. Пример шведского антрополога Йонаса Эрикссона, изучающего самых миролюбивых и самых близких к человеку обезьян: карликовых шимпанзе-бонобо и вынужденного вместо научных изысканий заниматься организацией вооруженной защиты своих подопечных — самых миролюбивых из высших обезьян — от массового браконьерства, возможно даст какие-то новые идеи и писателям-фантастам.

Цитата: «Не успели антропологи приступить к наблюдениям в парке Салонга, как грянула новая напасть. Гражданская война кончилась, но у населения осталось огромное количество огнестрельного оружия, из которого надо же в кого-то стрелять. Поднялась небывалая волна браконьерства, вошла в моду торговля мясом диких животных, в том числе обезьян. Браконьеры не ограничились отстрелом животных в парке Салонга: они стали грабить и уничтожать имущество национального парка и вынудили многих сотрудников и охранников спасаться бегством.

Эрикссон в это время занимался в Лейпциге анализом ДНК из фекалий бонобо. Вернувшись в Конго, антрополог счел невозможным в создавшейся обстановке продолжать научные изыскания. Все свои силы он бросил на организацию вооруженного отпора бандитам. Снова ему помогло знание местного языка и психологии — по его словам, в глазах местных жителей европеец, говорящий на их языке и глубоко понимающий их проблемы, обладает большим авторитетом. Ему удалось поднять оставшихся в парке егерей и часть сельских жителей на борьбу с браконьерами. В настоящее время шведский антрополог Йонас Эрикссон лично патрулирует экваториальные леса Республики Конго с автоматом Калашникова в руках, пытаясь спасти один вид высших приматов, самый миролюбивый, от другого, самого агрессивного» (Nature. 2007. V. 447. P. 635–636, пер. А. Маркова).