Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #7

Отзывчивый и добросовестный майор-отставник Никифоров не раз заходил в ресторан, где произошло ЧП, разговаривал с администраторами, бывал и в отделении милиции, где в камере предварительного заключения содержался Шукшин. Из доверительных бесед с Никифоровым и товарищами Шукшина мне стало ясно, что скандал в ресторане был спровоцирован. Рассказывали, что на банкете Василий сидел в углу стола, в перекрестье проходов. Подраздобрев от яств, он расслабился, вытянул ноги. О них споткнулся проходивший мимо или официант, или администратор. Непрезентабельный вид Шукшина дал основание споткнувшемуся служителю ресторана обрушить в его адрес тираду колких укоров. Острый на язык Василий Шукшин не задержался с ответом. К месту оказался милиционер, видимо, из тех постовых, которые подкармливались в ресторанах за то, что помогали поддерживать в них общественное спокойствие путём выдворения людей подгулявших. Очевидно, раззадоренный Василий Шукшин как-то противился выдворению, чем дал основание отправить его в милицию, где было оформлено задержание как предварительный арест в соответствии со статьёй 100 УПК РСФСР 1923 года, действовавшего в то время. Обычно через сутки протрезвевших граждан из КПЗ или вытрезвителей выпускали, взимая с них небольшой административный штраф, а то и “откуп”.

Дни шли, Шукшина из-под ареста не освобождали. Органы милиции проводили дознание, допрашивали лиц, заинтересованных по каким-то причинам в строгом наказании Шукшина. Вызревало уголовное дело по статье 74 УК РСФСР 1926 года, часть первая — хулиганство без отягчающих обстоятельств “…наказывается тюремным заключением сроком на 1 год”. Среди форм хулиганства в статье перечислялись: “приставание к гражданам на улице, нецензурная ругань, дебош…”.

Создавалось впечатление, что кто-то проявляет заинтересованность в осуждении Шукшина. Для меня осталось неясным отношение в то время ректора ВГИКа А. Н. Грошева к судьбе Василия, но я знал, что на руководство института оказывалось определённое давление из МГК КПСС, Дзержинского райкома партии. Никифоров делился со мной сетованиями по поводу того, как инструктор отдела культуры горкома, курирующий по своей линии ВГИК, отчитывал его за “мягкотелость” и добивался исключения Шукшина из партии ещё до окончания следствия, что тогда практиковалось.

Раздуванию громкого дела из банального, по сути, проступка, возможно, способствовала начавшаяся в стране политическая кампания, связанная с решением ХХI съезда КПСС о развёртывании коммунистического строительства. Посему выдвигалось требование решительно покончить с “пережитками прошлого в быту и сознании людей”. Для партийных организаций то был сигнал к очищению своих рядов от “балласта”. А Василий Шукшин был членом КПСС. Шумное судилище над ним давало возможность ретивым блюстителям законности продемонстрировать свою приверженность хрущёвскому стилю искоренения правонарушений.

Однако в общественном мнении хрущёвские административно-партийные реорганизации, жёсткие методы волюнтаристского руководства не воспринимались как соответствующие курсу на коммунистическое созидание. На первый план в сознании людей выдвигались морально-нравственные факторы стимулирования добросовестного отношения к труду, принципы коллективной духовности, товарищеских взаимоотношений. В народе росло понимание того, что решение задач провозглашённого курса на коммунистическое строительство нельзя сочетать с пополнением ГУЛАГа дешёвой рабочей силой за счёт широкого использования судами суровых санкций по статье 74 УК РСФСР.

Частым явлением становились обращения руководителей, собраний трудовых коллективов к следственным органам отпустить задержанных ими лиц на поруки, не доводя дела до суда. Ясно, что, как только дело Шукшина поступило бы на рассмотрение в нарсуд, его, в соответствии с партийной практикой, сразу бы исключили из рядов КПСС и отчислили из ВГИКа — “идеологического”, как говорили тогда, вуза. Поэтому партийное бюро, профком института от имени коллектива пытались взять Василия Шукшина “на поруки” и не доводить дело до суда. На его защиту встал руководитель режиссёрской мастерской М. И. Ромм. Он, как учитель Шукшина, народный артист СССР, обращался в “компетентные органы” с просьбой о поручительстве. Но и это не дало желаемого результата. К делу подключился самый крупный в то время кинодеятель страны, профессор режиссёрского факультета ВГИКа, человек, близкий к правительственным кругам — С. А. Герасимов. Только после его ходатайства следственная волокита по делу Шукшина была прекращена.

Но вот “проштрафившийся студент” появился в институте. Зашёл он и в кабинет партбюро, где Никифоров сообщил ему, что Дзержинский райком дал указание немедленно рассмотреть персональное дело члена КПСС Шукшина В. М. Последовали категорические указания на то, что за хулиганский поступок Шукшин должен получить не ниже строгого выговора с занесением в личное дело.

Отчётливо врезалось в память собрание небольшой парторганизации ВГИКа. Помню, как, бледный, измождённый усталостью и душевными переживаниями, на трибуну актового зала медленно взошёл Василий Шукшин, при гробовом молчании присутствующих. Постоял какое-то время, обводя глазами ряды кресел, в которых восседали члены КПСС — от профессоров, народных артистов до рядовых студентов. Он судорожно сжимал челюсти так, что было заметно, как напрягаются желваки на щеках. Казалось, огромным усилием он выдавил сквозь зубы: “Было… да, было…”. При этом развёл руками, как бы давая понять: “О чём говорить, такой я, как есть”. Он не оправдывался, не извинялся. Видимо, Шукшину ни при каких обстоятельствах не свойственны были взывания к сочувствию. А ведь его гордыня могла быть воспринята как вызов, она могла дать повод для жёсткой критики, самых крайних предложений по персональному делу, каковых и желали в верхах. Но вопросов Шукшину не последовало.

Прения прошли спокойно, на уровне казённо-процессуальной необходимости. Не помню, что говорил М. И. Ромм, другие именитые профессора. В моём сознании закрепилось то, что никто не пытался на партсобрании рассуждать менторским тоном, демонстрировать показную принципиальность. Последовали два-три предложения: ограничиться выговором. Послышались реплики в адрес милицейских служак, “накрутивших дело”. Опешивший от неожиданных возгласов секретарь партбюро Никифоров вяло, растерянно пытался продавливать заданную ему сверху линию по персональному делу. Получилось же, что на голосование поставили два предложения: вынести Шукшину В. М. строгий выговор с занесением в учётную карточку и просто выговор. Запись формулировки проступка не запомнилась.

По итогам голосования на партсобрании Василию Шукшину был объявлен выговор без занесения в личное дело. Однако бюро Дзержинского РК КПСС отменило это решение и объявило В. М. Шукшину строгий выговор с занесением в учётную карточку. Секретарь партбюро Никифоров получил “предупреждение” за то, что не проявил должной настойчивости и не добился строгого взыскания. Нелестная оценка от бюро РК КПСС последовала и в адрес всей парторганизации ВГИКа — мол, коммунисты “не проявили принципиальности” при рассмотрении персонального дела В. М. Шукшина.

После партсобрания Шукшин долгое время не появлялся во ВГИКе. Но вот настал день, когда преподаватели и студенты института просмотрели не типичную, в одну-две части, дипломную работу, а полноценный художественный фильм “Два Фёдора”. Фактически сорежиссёром выпускника ВГИКа Марлена Хуциева и исполнителем главной роли был Василий Шукшин. Стоит ли говорить о достоинствах фильма, который не осел на полках кинохранилища как дипломная работа, а предстал как тиражируемый для кинопроката. Добротными художественными качествами, высоконравственной патриотической направленностью фильм соответствовал духовному настрою простых советских людей.

И вот вижу снова Василия Шукшина у трибуны актового зала ВГИКа, но теперь уже триумфатором, спокойно, с достоинством встречающим аплодисменты зрительного зала, выразившего тем самым общественную оценку его творчества.

…Как постоянный подписчик “Нашего современника” сожалею о том, что друзья и поклонники творчества Шукшина, анализируя его творческий путь на страницах журнала (Ирина Ракша, “НС”, 1999, N 1; Сергей Викулов, “НС”, 1996, N 9; 1999, N 10), либо не знали, либо не сочли нужным поразмышлять о том, что сотворение киношедевра “Калина красная”, проникновенное раскрытие образа главного героя фильма выстраданы Василием Макаровичем в драматических арестантских условиях, в общении с сокамерниками, в муках ожидания возможного трагического решения его судьбы. Не знала, видимо, эпизода с “судилищем” и Т. Пономарёва. В её книге “Потаённая любовь Шукшина” поразительно правдиво сыгранная роль Егора Прокудина в “Калине красной” предопределила интригующий заголовок одной из глав: “А уж не сидел ли Шукшин?”. Не ведали, видимо, соратники Василия Макаровича, какое душевное потрясение перенёс он на пороге окончания ВГИКа и насколько оно врезалось в подсознание.