Роберт Арп - Философия Южного Парка: вы знаете, я сегодня кое-что понял

Давайте отбросим религиозный плюрализм. Возможно, оптимальный ответ на разнообразие религий во всем мире — религиозная исключительность. Это — представление, что заявления одной религии верны, а любые заявления, которые несовместимы с догматами этой религии — ложны. Для большинства событий в наших жизнях, этот подход имеет смысл. Если, например, я думаю, что Южный Парк расположен в Колорадо, а Вы считаете, что на Аляске, мы оба можем быть правы? Действительно ли я необоснован в размышлении, что я прав в своих верованиях, а Вы — нет? Это относится ко многим моральным вопросам. В ответ на «Картман вступает в NAMBLA», мы, конечно, кажемся оправданными в мысли, что члены североамериканской ассоциации любви мужчин/мальчиков неправы в своих взглядах на детей, несмотря на попытку их руководителя убедить нас быть терпимыми к ним. Но когда дело доходит до религии, что-то заставляет многих из нас колебаться от принятия таких взглядов. Очень многие люди столь неистовы в религиозных верованиях, что испытывают острый дискомфорт, когда кто-то другой прав. Или, возможно, мы чувствуем, что нет никакого способа оценить заявления истинности религии и, таким образом, что мы не можем оценить, верна ли определенная религия. Лучше считать все религии равными, если ни одна не может привести ясных доказательств того, почему она лучше и вернее. Можно долго говорить об этом, поскольку это касается основных проблем природы религиозных верований. Пока, мы можем указать, что, в то время как исключительность проникает во многие из наших верований, некоторые люди чувствуют, что исключительность религии, так или иначе, предвзята и лицемерна.

Третий и заключительный подход к религиозному разнообразию, которое мы рассмотрим, называют религиозным инклюзивизмом. Это представление стремится ставить одну религию — выше других относительно истины, в то же время, внося другие религии и их последователей под благодать и спасение единственно истинной религии. Богослов-католик двадцатого века, Карл Рэнер (1904-84), описывает это представление, когда заявляет, что нехристиан во всем мире, верующих других конфессий, нужно считать «анонимными христианами» — они получат благодать и спасение от Христианства (единственно истинной религии) даже не зная об этом. Таким образом, христианское спасение — единственный подлинный вид веры, но Бог достаточно милостив, чтобы расширить действие спасения на честных сторонников других религий. Инклюзивизм представляет подход «среднего уровня», когда человек полагает, что его специфические представления верны, но не исключает других, согласно истине в великом замысле вещей.

Все это прекрасно и хорошо, но мы не хотим просто перечислять ответы на факт плюрализма. И как философы, мы не должны остановиться на задавании вопросов. Мы не просто хотим сформулировать возможные ответы на факт религиозного разнообразия; мы также хотим понять и оценить основные побуждения и причины для других позиций, занимаемых относительно данной проблемы. Довольно ясно, почему к религиозной исключительности часто обращаются — люди хотят отдать должное заявлениям об истинности их религии. Но мы также хотим отдать должное причинам и свидетельствам, которые существуют для всех религиозных верований людей, и часто эти причины кажутся похожими друг на друга. Ветвь философии, которая исследует, как верования могут быть оправданы причинами, называют эпистемологией, и часто мы ссылаемся на очевидную схожесть религиозных верований, или эпистемический паритет.

Например, то, как мы были воспитаны в детстве, оказывает глубокое влияние на наши верования и на то, по каким причинам мы верим. Пацаны изучили это вначале их приключений с Кошмарным Марвином, и мы неплохо проводили время, наблюдая за их взаимодействиями с людьми различных культур и религий со всего мира. Если культура и воспитание влияют на многие из наших религиозных верований, возможно, мы должны быть плюралистами в религии, из-за эпистемического паритета различных систем взглядов. Но, как мы видели ранее, культура и воспитание не могут быть единственными видами причин; иначе, каждый был бы оправдан в любых верованиях только потому, что он уверен в них. Мр. Маки, верящий, что 2 + 2 = 5 (пока курит косяк, п'нятненько?) или Картман, думающий, что определенная раса людей является низшей, не может быть оправдан воспитанием. И даже если Вы оправдываете себя в своей вере из-за культуры и воспитания, это еще не означает, что Ваша вера — верна.

Другой путь искать серьезные основания — исследование внутренних логических видов норм. Например, мы могли бы отклонить религию, потому что она является несвязной — вносит претензии, которые являются пагубными, или некоторые представления которой, явно противоречат другим, которые она поддерживает. Например, если бы некто утверждал, что он — христианский мусульманин, то этот человек сказал бы, что он считает Иисуса Богом (Христианство) и простым человеком (Ислам), в одно и то же время, очевидное противоречие, которое не может быть допущено никаким рациональным человеком. Хотя есть нестыковки и противоречия, которые могут быть найдены в мировых религиях, люди или игнорируют их, рационализируя «сутью веры», или используют философские обсуждения, чтобы уйти от нестыковок и несогласованностей. Все же, большинство мировых религий не страдает от таких радикальных несогласованностей, поскольку было бы трудно вообразить их постоянство в течение долгого времени, если бы они вечно уходили от явных противоречий.

Заключительный вид причин, который мы могли бы поискать для оценки мировых религий и нашего ответа на их разнообразие — эмпирические свидетельства. Иными словами, что может путем наших чувств открывать нам разнообразие религий и соответствующих ответов. Как упомянуто ранее, Хик думает, что мы можем видеть паритет в результатах религии (самоотвержение, любовь, сострадание) и, таким образом, мы должны судить, что все религии находятся на паритете друг с другом. Можно было бы задаться вопросом, является ли это истинным, трудно вообразить, как ясный эмпирический тест мог иметь результаты, в виде любви и сострадания. Возможно, мы могли бы также проследить историю религии и судить, включала ли она подозрительные события, или мы могли бы исследовать жизни великих пророков религий, стремясь увидеть, имелись ли последовательность и правдоподобие в их учениях и образе жизни. Дальнейший вид эмпирического доказательства мог бы быть свидетельством. В то время как, не могло оказаться, что религия верна или нет, если бы большое число людей свидетельствовало, что ряд религиозных верований и методов был принуждением или подменой цели, или если бы существенная группа людей требовала отказа от религии, уличенной в этих вещах, то мы могли бы рассмотреть такое свидетельство, как, своего рода, свидетельство за или против религии. Но разве эти виды измеримого свидетельства — единственные эмпирические нормы для измерения истинности религии и философского ответа на разнообразие ее форм?

«Супер Лучшие Друзья» — эпизод, сосредоточившийся на другом виде эмпирического доказательства — чуде. Дэвид Блэйн изображается как сильный чудотворец — фокусник, или иллюзионист. Иисус изображается как устаревший чудотворец, «трюки» которого основаны гораздо больше на легковерии аудитории, чем на подлинной силе. Казалось бы, что чудеса высмеиваются во всем эпизоде и, все же, в конце, мы видим каждого из Супер Лучших Друзей, демонстрирующих фантастические способности. И это принуждает нас рассмотреть один из самых важных основных вопросов обоснования религиозной веры: есть ли путь понимания и оценки, который отдает центральную роль сверхъестественным элементам религии, или мы можем учитывать все явления только с точки зрения естественного мира, с которым мы хорошо знакомы?

Философ Дэвид Юм (1711–1776) исследовал вопрос, относительно чудес. Его аргумент против веры в чудеса может дать ответ на него. Чудо — нарушение естественных законов, которые установлены человеческим опытом. Единственный вид подтверждения для чуда — свидетельства очевидцев. Но ограниченное количество и качество свидетельств сверхъестественных событий, никогда не могли перевесить подавляющего превосходства естественных событий (по определению того, что является естественным), таким образом, рациональная вера в чудо никогда не была оправданной.

В то время как данный аргумент основывается на чудесах (к примеру, сражении между Дэвидом Блэйном и Супер Лучшими Друзьями), основная его проблема — естественное и сверхъестественное эмпирическое доказательство. Так как наши нормы рациональности в значительной степени, если не полностью, основаны на общих событиях ежедневной «естественной» жизни, кажется трудным вместить сверхъестественные явления в нашу эпистемическую структуру. Даже Джон Хик описывает плюрализм так, чтобы можно было испытать все в естественном мире — опытным путем проверяя людей. Часто кажется, что оценка основных причин для религиозной веры должна повлечь за собой преобразование или сокращение сверхъестественной области в естественную. Но это же могло бы заставить нас задаться вопросом, зачем сверхъестественные элементы религии необходимы вообще. Если, согласно схеме Хика, единственная существенная вещь — переход от эгоистичности к богоцентричности, благодаря любви и состраданию, в противоположность определенным религиозным верованиям, почему бы не избавиться от сверхъестественного, божественного аспекта действительности и не сосредоточится на том, чтобы любить и сострадать? Почему люди зациклены на божественном воплощении и непорочном зачатии, когда то же самое количество Рождественского Духа может быть привнесено мистером Хэнки — Рождественской какашкой? Почему иудей-Кайл или христианин-Стэн должны отличаться от честного, сострадающего атеиста?