МЕЧЕТЬ ВАСИЛИЯ БЛАЖЕННОГО - Чудинова Елена (2)

— Иные юноши оказывались в рядах участников Белого движения в 12—13 лет.

— Так называемые баклажки. Но я тогда этого не знала. Я думала, что самыми молодыми были мои сверстники. Это прекрасные страницы нашей истории. И группа героев делится на несколько частей. Кадровое офицерство, люди недосягаемого возраста, около 30 лет, видевшие еще германскую, умудренные и седые. И дети, которые оказались в этом кровавом ужасе вопреки всем законам, божеским и человеческим. Сюжетная линия романа связана с продвижением Северо-западной армии Юденича — Родзянко на Петроград.

Тогда я еще мало знала о причинах неуспеха этой кампании, в частности, я не знала о подлости и предательстве эстонцев, которые фактически воткнули нам в спину нож.

— Как и другие западные страны. Была бы реальная помощь — красную гидру наверняка удалось бы одолеть. А так белогвардейцы в лаптях ходили. Все армейские склады остались в Москве и Питере. Знаменитые буденовки были взяты красными со складов Русской императорской армии.

— Безусловно. Нас ограбили в тылу. Вагоны с провиантом, с боеприпасами, с личными вещами свободолюбивые эстонцы конфисковывали. И пока мы проливали за них кровь, они в Дерпте сговаривались с большевиками, причем чем мужественнее было наше сопротивление, тем больше земель, золота отторговывали они у большевиков вместе со своей «незалежностью». Но, слава богу, что именно этого я тогда не знала. Ведь главное не в исторически подлых и до сих пор не раскаявшихся эстонцах, а в том, сколь прекрасны были эти люди, которых я нежно люблю.

— А откуда вы брали фактуру? Ведь не секрет, что даже мемуары белых, выходившие в России в 20-е годы, лежали в спецхранах?

— Был самиздат. Хотя я помню, как меня за шиворот вытряхивали из спецхрана, где я переписывала обращение патриарха Тихона. Были старики. Многое было мною взято из частных архивов семейства Альбрехт. Интернета не было, но находить информацию мы умели.

— Один известный кинорежиссер, потомок постельничих Великих князей, призывает всех всем простить и устроить пантеон русской славы, где рядом будут мирно соседствовать Буденный с Врангелем…

— Мое отношение известно. Я твердо уверена в том, что гражданская война не кончилась. И она не кончится до тех пор, пока одна из сторон не победит окончательно. Это не то поле битвы, где возможен какой-либо консенсус. Мы застряли на полпути с этим нашим Петербургом в Ленинградской области (!) или Екатеринбургом в Свердловской, с этой омерзительной мумией, вокруг которой, видите ли, не стоит почетный караул. А мумия все равно лежит на самом главном святом месте.

— И мистически влияет на все, что у нас происходит.

— Думаю, что так. Пока мы не начнем двигаться дальше, никаких новых праздников не привьется, потому что все это искусственно и фальшиво. Должна победить одна идеология — выверенная, четкая и последовательная. И, разумеется, простая чистая логика говорит, что это не должна быть идеология тех, кто рушил наши храмы и убивал наших священников.

— Елена, у вас есть книги, в которых вы пытаетесь вскрыть корни Октябрьского переворота. А предпосылки вы пытаетесь найти в движении декабристов.

— До декабристов я добралась только сейчас. Но еще раньше была тема Вандеи, Французская революция. У меня написана трилогия «Ларец» — «Лилея» — «Декабрь без Рождества». В «Ларце» три очень необычные девочки — дворянка, крестьянка и цыганка, — все три 12 лет от роду, путешествуют по России конца XVIII века. В «Лилее» они же, но на 10 лет повзрослевшие, попадают в революционную Францию, в Бретань, где встречаются с очень положительными белогвардейцами-шуанами.

А в «Декабре» уже их дети и младшие братья сражаются с декабристами и защищают престол и Романовых. Третья часть — это роман против декабристов, работу над которым я сейчас заканчиваю. По сути все три книги — моя попытка в беллетристической форме переставить знаки «плюс» и «минус» в истории. Хорошие шуаны — этого даже у французов нет, плохие декабристы — этого нет даже у нас. Когда я начала работу над трилогией, меня поразило, до какой же степени все в истории повторяется. Вплоть до каких-то пустяков, наподобие очередей за хлебом и номеров, которые писали на руках…

Все мои персонажи — это довольно замшелые мракобесы-теократы, как и я сама. И со своей церковной колокольни они смотрят на эти безумные XVIII и XIX века.

Когда читаешь о декабристах, то не устаешь поражаться. Моя племянница была с классом в Русском музее. И экскурсовод сказала, что декабристы были люди святые, все такие верующие, не то что мы, грешники. На это моя племянница расхохоталась. И 12-летняя девочка им сказала, что декабристы были не то что атеисты, но форменные сатанисты.

— И к тому же масоны…

— Да, безусловно. Хотя у меня свое отношение к масонам. Большинство ведь рассматривает масонство как экспансию с Запада, как более раннего «Ленина в пломбированном вагоне». Жили мы прекрасно за занавесом в своей Московии, а потом негодяй Петр I прорубил окно в Европу, и хлынуло масонство. Я так не считаю. Поскольку я европоцентрист, то у меня во всех моих работах проходит убеждение в святости крошечного Христова континента, единственного, на котором Христос стоял обеими ногами. И я убеждена, что масонство — это вирус в крови всего континента, который неизбежно должен был попасть и к нам, потому что был болен весь европейский организм.

Изоляционизм не мог продолжаться вечно, не Петр, так Софья с Голицыным все равно открыли бы ворота в Европу, которые были нам абсолютно необходимы, чтобы быть в родственных связях с другими императорскими домами.

Чтобы быть полноправными и сильными членами Священного союза, о котором радели наши императоры.

— Выступление декабристов во многом идейно подготовило катастрофу Октября. Как вы их оцениваете с этой точки зрения?

— Мне иногда страшно, боюсь увязнуть в материале, которого очень много. Хотя с Божьей помощью я как-то вылезла из Французской революции, надеюсь вылезти и здесь. Конечно, взаимосвязь между Французской революцией и декабристами очевидна. Так же, как и взаимосвязь между декабристами и Октябрьским переворотом. Почему я так люблю XVIII век и так много пишу о нем? Да, там были все масоны, это было как членство в партии в застой.

И, невзирая на вирус масонства в крови нашей думающей части общества, это было время, когда гражданин еще не противопоставлял себя государству. Прошел некий рубеж, и в XIX веке началось это омерзительное противостояние, приведшее к предательству Государя Императора почти всей думающей частью общества в 1917 году. Все взаимосвязано. Но люди в XVIII веке весь свой ум, все свое рачение направляли на государственную службу. Это было нормально и естественно. Жаль, период был недолгим. Но очень, очень приятным.

— Елена, два года назад вышла ваша «Мечеть Парижской Богоматери», которая сразу вызвала очень большой общественный резонанс. Она прозвучала мрачным предостережением: в близком будущем Евросоюз объявляет ислам государственной религией, собор Парижской Богоматери превращается в мечеть, христиане сосланы в гетто... А что изменилось в вашей жизни с выходом этого романа?

— Мой голос стал слышнее. Он звучит еще не так громко, как мне хотелось бы, но достаточно громко, чтобы меня слышали очень многие. В наше время очень редко имя делает одна книга. И еще реже бывает, чтобы художественное произведение стало бы политическим и общественным событием. Что же касается той стороны, пока еще не истцов, но уже близких к этому — меня их реакция не очень интересует. Я писала для нас, для христиан. Это внутрихристианская книга. Книга о том, что крест может истаять в наших руках и на нашей груди. Когда придет полумесяц или любой другой знак, не являющийся знаком Истины, то виновны в том будем только мы, христиане.

— А местонахождением Еврабии вместо Парижа не хотелось выбрать Москву, где сегодня, как известно, живет несколько миллионов мусульман?

— Эта книга для всех христиан. Это к вопросу о моем европоцентризме. О том, что мы владеем более истинной, более незамутненной верой, — это другой разговор.