Валерий Шамбаров - «Пятая колонна» Советского Союза

Впрочем, Леонид Ильич не оставлял попыток реанимировать сельское хозяйство. Создавались «агропромышленные комплексы», принимались «продовольственные программы», на них выделялись гигантские средства. Но реально ничего не менялось, и до села не доходило почти ничего. Часть средств растекалась по институтам и руководящим органам, занятым разработками этих программ.

Часть уходила на строительство объектов, далеко не всегда нужных — абы только выделенные деньги не пропали. А многое попросту разворовывалось.

Воровство стало еще одной серьезнейшей проблемой советской жизни. Да оно и не мудрено. Сказывались последствия слома православной морали, а попытки заменить ее суррогатами, наподобие «Морального кодекса строителя коммунизма», успеха не имели. Как только исчезли сталинские строгости, воровство приняло такие размеры, что уже при Хрущеве, в 1961 г., пришлось опять принимать суровые законы об экономических преступлениях. Наказания за хищения в особо крупных размерах предусматривались вплоть до смертной казни, и за два первых года действия закона расстреляли 160 человек.

Но постепенно подход стал меняться. Потому что в спокойную брежневскую эпоху в областях, республиках, да и в столице укреплялись «феодальные княжества». Партийные и государственные боссы полновластно распоряжались в своих «вотчинах», покровительствовали друг другу, переплетались коррупцией. Они были совсем не прочь извлечь дополнительные прибыли из своего положения. Под их крылышком пристраивались «специалисты», умеющие делать навар на строительстве, на фондах, выделенных для промышленности и сельского хозяйства. Воры и жулики находили «выходы» на ответственных чиновников, «подмазывая» их в обмен на безопасность. Правоохранительные органы привлекали к ответственности «мелочь» или тех, кого определяли «крайними». А высокопоставленные лица и связанные с ними группировки оказывались неприкосновенными. Стали возникать целые отрасли «теневой экономики», перепродававшей дефициты, изготовлявшей «левую» продукцию из государственного сырья, часто и на государственном оборудовании. По неофициальным оценкам, к середине 1980-х в сфере «теневой экономики» было задействовано или как-то причастно к ней до 15 млн человек!

Государство разъедалось. А контакты с Западом расширялись. Иностранные туристы теперь приезжали в СССР десятками тысяч. Одна за другой жаловали в гости культурные, общественные, политические делегации. Во множестве поехали из-за рубежа специалисты по монтажу закупленных заводов и станков. В связи с увеличением объемов торговли в Москве обосновывались представительства иностранных фирм. А для облегчения расчетов в нашей стране открылись первые американские банки. Так же, как перед Февральской революцией.

В XIX — начале XX в. Запад в своих операциях по раскачке России действовал по нескольким направлениям. Во-первых, шло воздействие на молодых аристократов, детей вельмож и государственных деятелей. Чтобы они, заняв места отцов в структурах власти, проводили соответствующую политику. Во-вторых, западными влияниями заражалась интеллигенция, «мозг нации», хранительница и производительница ее культуры. В-третьих, внутри России поддерживались оппозиционные организации самого различного толка. В-четвертых, создавались революционные центры за границей. Во второй половине XX в. раскачка СССР велась по тем же схемам.

Вместо аристократов благодатной почвой для обработки становились дети номенклатуры. Уж они-то ни в коей мере не верили лозунгам коммунизма, поскольку сами росли на «кухне», где эти лозунги стряпались. Росли избалованными и зажравшимися. Но хотели большего. Что толку иметь все, если пользоваться этим можно лишь «за закрытыми дверями», в своем кругу? А вне его требуется соблюдать массу условностей? Эта молодежь читала литературу, смотрела фильмы, недоступные для других современников. Бывала за границей, что тоже было доступно далеко не каждому. Завидовала западному материальному уровню, образу жизни.

Известный писатель В. Карпец вспоминает, что во время событий в Чехословакии все его одноклассники были на стороне чехов, и ставит себе в заслугу, что он один сочувствовал «нашим». Ваш покорный слуга в это же время учился в школе, но все мои одноклассники были, естественно, «за наших». А любого, кто осмелился бы объявить себя предателем, без долгих разговоров крепко отмутузили бы. Но разница заключается в том, что Карпец учился в элитной школе. Для очень-очень «избранных». Для таких, кто потом попадал в высшие партшколы, институты международных отношений и прочие «аристократические» учебные заведения. В 1980-х как раз они и им подобные составили поколение молодых партийных функционеров, дипломатов, управленцев…

По-прежнему культивировалось в СССР и движение диссидентов. С 1965 г. член НТС Ю. Галансков с группой инакомыслящих взялся организовывать ежегодные демонстрации в День Конституции на Пушкинской площади. Правда, в 1967 г. их посадили. Осудили на 7 лет и писателей А. Синявского и Ю. Даниэля, которые под псевдонимами публиковали свои произведения за границей. Но такие дела помогали активизировать других оппозиционеров — 63 члена Союза писателей и 200 присоединившихся обратились с письмом к XXIII съезду партии с просьбой освободить осужденных. Да и за рубежом стали возникать различные комитеты в защиту инакомыслящих в СССР, проводились демонстрации, пикеты.

На самом-то деле диссидентов было всего несколько тысяч (а активных несколько сот). В СССР о них почти никто и не знал. Но они действовали как раз для того, чтобы раздувать шум вокруг себя, а ориентировались сугубо на заграницу. Когда в августе 1968 г. 8 человек устроили на Красной площади демонстрацию против ввода войск в Чехословакию, ну кого они могли сагитировать? Да их сразу же и повязали. А единственными зрителями стали собравшиеся заранее иностранные журналисты. Вот и получили материал. Из воспоминаний диссидентов, кучковавшихся вокруг Сахарова, видно, что у них тоже единственным методом «борьбы» было — «Собираем пресс-конференцию!». То есть звали нескольких зарубежных журналистов, отиравшихся в Москве, и выкладывали им какой-нибудь негатив о советской действительности.

На это же нацеливались всевозможные «правозащитники». В 1968 г. Т. Ходорович, С. Ковалев, Т. Великанова начали издавать подпольную «Хронику текущих событий», собирая материалы о нарушениях «прав человека» в СССР. Для этого создали законспирированную сеть информаторов. А в 1975 г. на совещании в Хельсинки Советский Союз подписал обязательство соблюдать «Декларацию прав человека», и этим сразу воспользовались. В 1976 г. в Москве возникла «Группа содействия выполнения Хельсинкских соглашений в СССР» во главе с Ю. Орловым, А. Щаранским, А. Амальриком, А. Гинзбургом. То есть группа, взявшая на себя функцию проверять и доносить за границу, как СССР будет соблюдать взятые на себя обязательства. Финансовая поддержка пошла через Гинзбурга, через «Российский фонд помощи политзаключенным» — и как-то очень уж быстро возникли украинская, литовская, грузинская, армянская Хельсинкские группы, связанные с московской.

Настучать за границу — дальше этого не шло. Пусть иностранцы помогут. Вообще, в психологии диссидентов можно увидеть нечто болезненное, надломленное, на уровне комплексов. В данном отношении выглядит характерным эпизод из мемуаров правозащитника Ю. Орлова, изданных в США. Он вспоминает, как в детстве проснулся ночью и увидел свою мать в объятиях постороннего мужчины. Эпизод ничуть не связан с сюжетом, с политической деятельностью автора. Он просто описывает, как был потрясен. Допустимость выставить собственную мать голой на всеобщее обсуждение (кстати, перед американским читателем) — именно это в значительной мере характеризует все правозащитное движение.

Хотя иностранцы с российскими диссидентами не особо церемонились, иногда откровенно подставляли их, если считали нужным. Так, в конце 1976 г. президент Картер и его советник Бжезинский наметили спровоцировать очередное «охлаждение» в отношениях с СССР. Для этого Картер в нескольких выступлениях расхвалил советских правозащитников, пригласил к себе для беседы диссидента Буковского, отбил приветственную телеграмму Сахарову. Естественно, на КГБ это подействовало как красная тряпка на быка. Тут же арестовали все Хельсинкские группы, а Сахарова выслали работать в Арзамас. Что и дало возможность Картеру раздуть антисоветскую кампанию и взбудоражить свою «общественность» против «тоталитаризма».

Точно так же, как во все прежние времена, Запад поддерживал националистов. Причем разные направления и группировки «пятой колонны» оказывались тесно связаны друг с другом. Например, грузинскую Хельсинкскую группу возглавлял сепаратист, будущий диктатор Звиад Гамсахурдиа. Правозащитника Ю. Орлова одно время прятали бандеровцы — и рекомендовали друг другу: «Цэ наш москаль!». Но от русских националистов диссиденты шарахались. Объявляли «черносотенцами», «провокаторами КГБ».