Натан Эйдельман - Тайные корреспонденты "Полярной звезды"

Грановский писал еще о том, что надеется увидеться, «может быть, через год», но при этом нападал на некоторые сочинения Герцена, «которые дошли и к нам с большим трудом и в большой тайне». Он находил, что разочарование Герцена в западном мире чрезмерно, так же как и его надежды на внутренние силы самой России.

Вслед за тем несколько строк рукою Кетчера: «Да, сильно и горько чувствуют друзья твои, что тебя недостает нам. Скверно, тягостно и мучительно положение их в бесплодной и неприязненной или совершенно индифферентной стране; но я уверен, что тебе еще тягостнее, даже и в благодетельных климатах. Что там ни говори, а я убежден, что ты сросся с нами, как мы с тобой; что нас не заменит тебе никто — ни самая горячечная деятельность, в которую ты бросаешься. Если 6 ты был с нами или мы с тобой, ты поспорил бы, поругался, поставил бы несколько бутылок шампанского за прочет и, наверное, не напечатал бы многого или напечатал бы, да не так. И мы не доходили бы так часто до временной апатии. Податель, мой сынишка, передаст тебе все живее и даже представит в лицах»13.

Пикулин гостит неделю, рассказывает, расспрашивает, «представляет в лицах». Герцен не хочет спорить с некоторыми укорами и намеками насчет его деятельности, пришедшими из Москвы. Он радостно извещает Марию Каспаровну Рейхель: «С прошлого четверга живет здесь венский гость. Это первый дельный и живой человек со стран гиперборейских. Я очень и очень доволен посещением. Все живы и живее, нежели себя представляют» (XXV, 296).

«С половины прошлого года все переменилось, — писал Герцен в начале 1856 г. — Слова горячей симпатии, живого участия, дружеского одобрения стали доходить до меня» (ПЗ, II, 248).

Это, конечно, о Пикулине. В литературе неоднократно встречаются указания на то, что первая книга «Полярной звезды» вышла в начале августа 1855 г. (см. XII, 536 комм.) Однако это неточно, и для нас очень важно установить более правильную дату. 15 августа 1855 г. Герцен писал Ж. Мишле: «„Полярная звезда“ выйдет только 20-го» (XXV, 295). Значит, она вышла именно в те дни, когда гостил «Венский». В «Полярной звезде», в самом конце (после оглавления), имеются строки, явно добавленные «в последнюю минуту»: «Книжка наша была уже отпечатана, когда мы получили тетрадь стихотворений Пушкина, Лермонтова и Полежаева. Часть их поместим в следующих книгах. Мы не знаем меры благодарности за эту присылку… Наконец-то! Наконец-то!» (ПЗ, 1, 232).

Ясно, что именно П. Л. Пикулин доставил эти стихотворения.

22 августа доктор прощается и пускается в далекий обратный путь — в Москву. Он везет письмо Герцена: «Ну спасибо… спасибо вам. Это первый теплый, светлый луч после долгой темной ночи с кошмаром…» (XXV, 297).

Но храбрый «сынишка» захватил не только письмо. Из переписки с М. К. Рейхель в сентябре 1855 г. видно, как Герцен беспокоится, не попался ли доктор жандармам или таможенникам: «Теперь одно — получить весть о Венском — так сердце и замирает, иногда ночью вздумаю и озябну» (письмо от 20 сентября, XXV, 300).

А через пять дней Герцен в восторге: «Ваше письмо с приложением произвело в Вентноре, т. е. в моей норе, радость несказанную. Итак, сошло с рук. Вот вам и алгвазилы <…>. Теперь вы, должно быть, получите через некоторое время адрес купца, к которому я могу относиться по книжным делам» (XXV, 301).

Алгвазилами в Испании называют полицейских. Герцен имеет в виду, конечно, российских алгвазилов, под носом у которых храбрый доктор благополучно проехал вместе с каким-то опасным грузом и сумел, пусть с некоторым опозданием, сообщить в Лондон о своем успехе. Можно ли сомневаться, что доктор захватил с собою свежую — буквально с типографского станка — первую «Полярную звезду»? Ясно также, что Пикулин известил о благополучном возвращении Марию Каспаровну Рейхель, очевидно вложив в конверт записку для передачи Герцену («Приложение», к сожалению, не сохранившееся), и уж искал подходящий адрес для доставки литературы из Лондона и в Лондон. В письме к Рейхель от 6 октября 1855 г. Герцен выражает даже недовольство неосторожностью Пикулина, который «писал второй раз. Для чего? Ну да под севастопольский шумок сойдет с рук»14 (XXV, 305).

К сожалению, мы не очень хорошо знаем биографию смелого доктора. Архив его не сохранился или не обнаружен15. Крупным политическим деятелем или мыслителем он не был, и Евгений Якушкин добродушно подтрунивал над его особенным свойством «защищать свое мнение так, что, слушая его, другие убеждаются в совершенно противном»16. Однако Пикулин не раз еще ездил за границу, пересылал Герцену различные материалы и, видимо, получал посылки из Лондона на адрес «Журнала общества садоводства», который он одно время издавал в Москве.

В списке тайных злоумышленников и корреспондентов Герцена, составленном московским генерал-губернатором Закревским в 1858 г., рядом с Е. И. Якушкиным и Н. X. Кетчером значится и Пикулин, который «желает беспорядков и на все готовый»17.

Интересные сведения о Пикулине сообщал А. Н. Афанасьев в письме к Е. И. Якушкину от 12 ноября 1859 г. (из Москвы в Ярославль): «Новости наши плохи: Пекулина18 хватил удар, и он волочит одною ногою; не знаем, поправит ли его православный великобританец, а жаль, и крепко жаль. Пекулин человек добрый, благородных убеждений и в настоящее время один, около которого собирается кружок порядочных людей. Не будь его суббот, пожалуй бы, с иными и в полгода не увиделся бы ни разу»19.

Вряд ли под «православным великобританцем» подразумевается кто-нибудь иной, кроме А. И. Герцена.

Роль Пикулина как одного из центров притяжения лучших московских сил обрисована здесь довольно отчетливо.

Возвратившись к событиям лета 1855 г., еще раз отметим, что именно в присутствии Павла Лукича Пикулина была закончена и напутствована первая «Полярная звезда». Но рассказ наш был бы неполон без некоторых дополнительных подробностей не слишком радостного свойства. Около 1 октября 1855 г. Пикулин прибывает в Москву. Письмо Герцена и «Полярную звезду» друзья прочитывают — и многим недовольны. За восемь лет разлуки воззрения успели разойтись сильнее, чем им казалось. А. Н. Афанасьев пишет в те дни Евгению Якушкину в Сибирь: «Пекулин воротился из-за границы и привез много рассказов о нашем приятеле, у которого прогостил две недели. Утешительного и хорошего мало <…>. Грановский сердился за „клевету на Петра Великого“, за существование „сильной либеральной партии“ в России <…>. Представь себе, что при всем этом Александр Иванович мечтает о возвращении в Россию и даже хотел в следующем году прислать сына в университет. Каков практический муж!»20.

В этом письме Афанасьева имеются между прочим большие текстуальные совпадения с другим резким критическим отзывом о «Полярной звезде». 2 октября Т. Н. Грановский пишет К. Д. Кавелину и о сыне Герцена и о клевете на Петра: «Для издания таких мелочей не стоило заводить типографию <…>. Его [Герцена] собственные статьи напоминают его остроумными выходками и сближениями, но лишены всякого серьезного значения <…>. У меня чешутся руки отвечать ему печатно в его же издании (которое называется „Полярною звездою“). Не знаю, сделается ли это…»21.

Однако ни отвечать Герцену в его же издании, ни раскаяться в своей ошибке и недальновидности Грановскому было не суждено. Через два дня после отправки послания к Кавелину, 4 октября 1855 г., с ним случился удар и он умер на руках Пикулина.

Между тем осенью 1855 г. и в начале 1856 г. первая книга «Полярной звезды» появилась в книжных лавках главных западноевропейских городов и сквозь морскую и сухопутную границу начала контрабандно просачиваться в Россию — в Москву, Петербург и даже Сибирь.

В те самые недели, когда Пикулин возвращается домой, Е. И. Якушкин беседует с И. И. Пущиным, М. И. Муравьевым-Апостолом, Е. П. Оболенским в Ялуторовске, с В. И. Штейнгелем и другими декабристами в Тобольске, с Г. С. Батеньковым в Томске, вместе с С. Г. Волконским едет из Красноярска в Иркутск, в Иркутске встречается со своим отцом, а также с С. П. Трубецким, А. В. Поджио и другими ссыльными.

Может быть, друзья из Москвы ему послали с верной оказией свежие герценовские издания или «Полярная звезда» по какой-то иной орбите достигла дальних рубежей. Так или иначе, но в начале 1856 г. она уже была в руках Ивана Дмитриевича Якушкина в Иркутске, о чем речь еще впереди.

11 декабря 1855 г. Е. И. Якушкин писал А. Н. Афанасьеву из Иркутска в Москву: «Отсутствие Грановского <…> будет иметь большое влияние на многих из наших знакомых. Не изменится только К. [Кетчер], и зато он только один изо всех наших московских знакомых и может возбудить успокоительные чувства, а от других, право <…>, можно придти в отчаяние, и не исключаю из этого числа даже тебя»22.