Эрик Хоффер - Человек убежденный: Личность, власть и массовые движения

Часть вторая

Потенциальный человек убежденный

Бытует такая тенденция: судить о расе, о народе или об известной группе людей по их малодостойным членам. Хотя это явно несправедливо, но в этом есть доля правды, ибо, действительно, характер и судьба какой-либо группы часто определяются ее худшими элементами.

Средние люди нации, например, составляют ее инертную массу. Жизнь достойных средних людей, выполняющих основную работу в городах и селах страны, подвержена постоянному воздействию меньшинства с двух сторон – меньшинства наилучшего и меньшинства наихудшего.

Выдающиеся личности – будь то в политике, литературе, науке, финансово-торговой области или промышленности – играют значительную роль в оформлении всего народа, так же как и личности другой крайности – неудачники, не нашедшие себе места в жизни, парии, уголовники и все, кто утратил положение в обществе или никогда его не имел{19}. В игре истории обычно участвуют лучшие и худшие, а игра идет над головами большинства, сидящего посредине.

Низшие элементы народа могут оказывать заметное влияние на ход событий потому, что они абсолютно не ценят настоящего. Свои собственные жизни и все настоящее они считают непоправимо испорченными, а потому и то и другое готовы разбазарить и разрушить до основания: отсюда их безрассудство и стремление к хаосу и анархии. Они еще страстно стремятся растворить свои исковерканные и бессмысленные «я» в каком-то душеспасительном общественном спектакле – отсюда их склонность к объединенным действиям. Именно поэтому они оказываются среди первых призывников революции, массовых переселений, религиозных, расовых или шовинистических движений: они накладывают свою печать на эти потрясения и движения, которые творят характер и историю нации.

Отвергнутые, отодвинутые на задний план люди становятся сырьем для будущего нации. Камень, выброшенный строителями, становится краеугольным камнем нового мира. Народ, не имеющий общественных отбросов и недовольных, бывает обычно дисциплинированным, благопристойным, мирным и приятным, но, пожалуй, без каких-либо семян большого будущего. Вовсе не ирония истории в том, что именно отверженные из разных стран Европы пересекли океан и построили на новом континенте новый мир. Только они могли сделать это.

Неудовлетворенные встречаются на всех ступенях жизни, однако больше всего их в следующих категориях:

а) бедняки,

б) неудачники (не нашедшие своего места в жизни),

в) изгнанники,

г) меньшинства,

д) подростки,

е) честолюбцы (стоящие или перед непреодолимыми препятствиями, или перед неограниченными возможностями),

ж) одержимые пороками и навязчивыми идеями,

з) импотенты (физические или умственные),

и) эгоисты,

к) скучающие,

л) грешники.

Разделы 20–42 посвящены описанию некоторых из этих типов людей.

Не все бедные люди относятся к неудовлетворенным. Некоторые из них прозябают в городских трущобах, но жизнью своей довольны. Они содрогаются при мысли о жизни вне привычной для них грязи. Даже бедняки благопристойного образа жизни, когда их бедность длится долго, остаются инертными: они считают существующий порядок вещей непреложным. Требуется катаклизм, нашествие, чума или какое-нибудь общественное бедствие, чтобы у них открылись глаза и они поняли, что «вечный порядок» далеко не вечен.

Неудовлетворенностью заражены обычно новые бедняки, чья бедность относительно недавняя. Память о лучших временах жжет их сердца. Лишенные собственности и состояния люди откликаются на любые массовые движения. Это они обеспечили успех Пуританской революции в Англии в ХVII веке. Во времена «отгораживания» (см. раздел 5) тысячи землевладельцев изгоняли со своих земель арендаторов и превращали эти земли в пастбища. «Сильные и работящие крестьяне, влюбленные в землю, кормившую их, были превращены в наемных рабочих, городские улицы были переполнены нищими, просящими подаяния»{20}. Эта масса лишенных собственности людей и поставляла новобранцев для армии нового типа – армии Кромвеля.

В Германии и в Италии новые бедняки из разорившихся людей среднего класса были главной опорой нацистской и фашистской революций. Потенциальные революционеры сегодняшней Англии – это вовсе не рабочие, а утратившие свое положение государственные служащие и деловые люди. Этот класс сохранил живую память о своем былом богатстве и могуществе, и он вряд ли добровольно примирится с ухудшением жизненных условий и своим политическим бессилием.

У нас в стране, как и в других странах, еще недавно периодически росло число бедняков нового типа – их появление, несомненно, содействовало возникновению и распространению современных массовых движений. До недавнего времени новые бедняки появлялись большей частью из числа разорившихся собственников, как городских, так и сельских, но позднее – может быть, впервые в истории – в роли нового бедняка выступил простой рабочий.

До тех пор пока люди, делавшие основную работу на земле, жили на уровне едва достаточного питания, на них смотрели как на традиционных бедняков – да и они сами чувствовали себя так. Они были бедняками и в тяжелые времена, и в благоприятную пору. Депрессии, застой в делах, какими бы они ни были жестокими, рассматривались как нечто нормальное. Но по мере улучшения жизненных условий застой в производстве, безработица, которую влечет за собой депрессия, проявились в новом аспекте. Сегодняшний рабочий в западном мире принимает безработицу как унижение: он чувствует себя бесправным и оскорбленным несправедливым порядком и готов слушать тех, кто зовет к новому порядку.

Бедняк на грани голодной смерти живет целеустремленной жизнью. Отчаянно бороться за пищу и кров – значит быть совершенно свободным от чувства бесцельности собственной жизни. Цели тут вполне конкретные и близкие. Каждая еда – это уже достижение цели; отправиться спать с полным желудком – уже триумф; каждая неожиданная находка – чудо. Зачем таким людям «высокая вдохновляющая цель, которая придала бы их жизни смысл и достоинство»? От соблазна массового движения они защищены как бы иммунитетом. Анжелика Балабанова описывает влияние крайней нищеты на революционный пыл знакомых революционеров, съехавшихся в Москву в первые дни большевистской революции: «Я видела мужчин и женщин, посвятивших всю свою жизнь служению идеям, с радостью отказавшихся от материальных благ, от независимости, от личного счастья, семьи, – все ради того, чтобы осуществить свои идеалы, совершенно поглощенных разрешением вопроса голода и холода»{21}.

Там, где люди трудятся от зари до зари ради хлеба насущного, они ни на что не обижаются и ни о чем не мечтают. Одна из причин нереволюционности китайских масс коренится в том, что в Китае для самого элементарного существования требуются невероятные усилия. Интенсивная борьба за существование оказывает на людей «скорее статическое, чем динамическое влияние»{22}.

Бедность и страдания не вызывают недовольства автоматически, как и активное недовольство не обязательно прямо пропорционально степени страданий.

Недовольство сильнее всего, пожалуй, тогда, когда страдания терпимы, т. е. когда условия жизни улучшаются настолько, что человеку начинает казаться возможным полное благополучие. Несправедливость чувствуется острее в момент, когда кажется, что справедливость вот-вот восторжествует. Де Токвиль, исследуя общественное состояние Франции перед революцией, был поражен открытием того, что «ни в один из периодов после революции 1789 года национальное благосостояние Франции не улучшалось так быстро, как это было за 20 лет перед революцией»{23}. Он был вынужден заключить, что «французы находили свое положение тем более невыносимым, чем лучше оно становилось»{24}. Во Франции и в России жадные до земли крестьяне в момент взрыва революции владели почти третью всей обрабатываемой земли, – большая часть этой земли стала их собственностью за одно или два поколения до революции{25}. Не страдания толкают людей на бунт, а аппетит, который приходит во время еды. Народное восстание в Советской России вряд ли случится, пока народ не вкусит по-настоящему хорошей жизни. Наиболее опасный момент для режима партийной верхушки наступит тогда, когда будет достигнуто значительное улучшение экономических условий жизни русских народных масс, а железное тоталитарное управление будет немного смягчено. Интересно, что убийство в декабре 1934 года близкого Сталину Кирова произошло вскоре после того, как Сталин провозгласил успешное выполнение плана первой пятилетки и начало новых счастливых и зажиточных времен.