Письма из Ламбарене - Альберт Швейцер

Не раз, сидя за завтраком или обедом, вглядывался я в лица пассажиров за соседними столиками. Все эти люди уже работали в Африке. Как относились они к этой работе? Во имя каких идеалов они живут? За столом они с вами приветливы и милы, но каковы они на своих постах? Есть ли у них чувство ответственности?..

Пройдет сколько-то дней — и все мы, триста человек, отплывших вместе из Бордо, высадимся и потом поплывем по Сенегалу, по Нигеру, по Огове, по Конго и его притокам — и до самого озера Чад, чтобы занять свои должности и проработать на них от двух до трех лет. Чего же мы достигнем? Если рассказать обо всем том, что мы, находящиеся сейчас на пароходе, сумеем сделать за эти годы, то какая это получится книга! Да не будет в ней ни одной страницы, которую захотелось бы перевернуть не читая!..

Но мы едем все дальше и дальше. Гран-Басам... Котону... Всякий раз сердечные прощания, даже между теми, кому за время пути едва случилось перекинуться между собой словом.

«Будьте здоровы!». Слова эти произносятся с улыбкой, но они повторяются вновь и вновь и под этим небом приобретают особое и серьезное значение. Как будут выглядеть те, кому мы кричим сейчас вслед это пожелание, когда они сядут еще раз на пароход, чтобы вернуться в Европу? Да и все ли вернутся?.. Скрипят лебедки и краны; шлюпки качаются на волнах; красные крыши приморского города приветливо выглядывают из зелени; волны, ударяясь о песчаный берег, взвиваются тучами брызг... А за всем этим лежит необъятная страна, где каждый из тех, кто сейчас расстается с нами, будет господином и властелином и будет что-то значить для ее будущего. «Будьте здоровы!». «Будьте здоровы!». Мне начинает казаться, что прощание это недостаточно торжественно для всего, что за ним скрывается.

В Табу и в Гран-Басаме, на Берегу Слоновой Кости и в Котону волнение моря так велико даже при хорошей погоде, что пассажиры не в состоянии сойти в лодку по веревочной лестнице и их спускают туда по четыре человека в деревянных ящиках, таких, какие бывают на ярмарочных качелях. Обслуживающий кран машинист должен внимательно следить за тем, чтобы такой вот ящик с четырьмя пассажирами плавно опустился в лодку, которую волны все время подбрасывают вверх и вниз. Гребцы-негры должны следить, чтобы лодка не отклонилась от места, куда опускают ящик с людьми. Несчастные случаи здесь не редкость. Разгрузка судна также сопряжена с большими трудностями и вообще возможна только при спокойном море. Я начинаю понимать, что это значит, когда говорят, что в Африке мало хороших гаваней.

В Табу мы принимаем на борт — и это делается при каждом рейсе — полсотни нанявшихся грузчиками негров. Они поедут с нами до Конго, а на обратном пути их высадят на этом же месте. Они должны будут помочь разгружать судно в Либревиле, в Мысе Лопес и Матади, куда зафрахтована большая часть нашего груза.

Работу свою они выполняют безупречно, пожалуй даже лучше, чем грузчики в Пойаке, но они крайне грубы со всеми едущими на пароходе цветными. Как только те попадаются им на дороге, им достаются пинки и удары.

Жару я переношу неплохо, и она не вызывает у меня бессонницы, от которой начинают страдать многие пассажиры, в том числе, к сожалению, и моя жена.

Как восхитительно искрится по вечерам море, взборожденное колесами парохода; пена фосфоресцирует, а светящиеся медузы вздымаются вверх, как раскаленные шары.

После Конакри почти каждую ночь видим следы опустошений, учиненных на берегу недавними грозами. Пароход наш прошел сквозь полосу неистовых ливней, сопровождавшихся вихрями, но нисколько не освежавших воздух. В те дни, когда небо обложено тучами, бывает еще более душно, чем в солнечные. Да и само солнце тогда, хоть лучи его и не падают на вас прямо, значительно опаснее.

Утром 13 апреля, в воскресенье, мы прибыли в Либревиль. Там нас встретил американский миссионер Форд. Он преподнес нам первые дары Африки — цветы и плоды из сада миссии. С благодарностью приняли мы его предложение посетить миссионерский пункт. Пункт этот, именуемый Барака, расположен на берегу моря в расстоянии трех километров от Либревиля.

В то время как мы поднимались между рядами красивых бамбуковых негритянских хижин, как раз окончилась месса. Нас представили, и мы пожали несколько десятков протянутых нам черных рук. Какая разница между этими опрятно одетыми и воспитанными людьми и теми неграми, которых мы до сих пор встречали в портовых городах! Совсем другие лица! В них есть какая-то свобода и вместе с тем сдержанность, которые позволили мне совершенно изгнать из памяти выражение бесстыдства, покорности и страдания, которое я до этого встречал во множестве негритянских глаз.

От Либревиля до Мыса Лопес всего восемь часов езды. Когда в понедельник 14 апреля рано утром вдали появилась гавань, меня охватил какой-то безотчетный страх, не раз уже овладевавший мною за последние дни. Пошлины! Пошлины! За столом у нас, как только началась вторая половина пути, рассказывалось множество всяких страшных историй о колониальных пошлинах.

— Вам придется уплатить десять процентов стоимости вещей, которые, вы везете с собой, — сказал мне один бывалый африканец.

— И там не смотрят, новые у вас вещи или подержанные, — добавил другой.

Однако таможенный чиновник обошелся с нами довольно милостиво. Может быть, тревога у нас на лицах, когда мы выкладывали перед ним содержимое наших семидесяти ящиков, смягчила его. С легким сердцем вернулись мы на пароход, чтобы провести там последнюю ночь. Ночь эта, однако, оказалась беспокойной: все время шла выгрузка товаров и погрузка угля, пока наконец обслуживающие грузовой кран негры окончательно не выбились из сил.

* * *

Рано утром во вторник нас пересадили на речной пароход «Алембе». Для того чтобы, судно это могло ходить по реке во всякое время года, оно сделано очень широким и плоскодонным. Оба колеса расположены не по бокам, а друг подле друга в задней части корпуса судна, чтобы их не могли повредить плавучие стволы. «Алембе» принимает только пассажиров с ручным багажом. Все наши вещи прибудут через две недели с другим речным пароходом.

В девять часов утра трогаемся в путь, чтобы успеть благополучно добраться до песчаных отмелей в устье Огове, пока вода еще высока. Из-за этого мы не стали дожидаться нескольких опоздавших пассажиров; к вечеру они нагонят нас на моторной лодке.

Вода и девственный лес!.. Можно ли передать чувства, которые нас охватили? Кажется, что все это сон. Допотопные ландшафты,