Карен Свасьян - Европа. Два некролога

По сути речь шла о французском решении; в послевоенном политическом дискурсе Франции выпала красивая роль страны- освободительницы, к тому же единственно европейской среди четырех; но Франция (особенно после основания Федеративной Республики Германия в сентябре 1949 года) стояла перед тяжелым выбором: либо признать возрождение суверенного немецкого государства, но тогда снова очутиться самой под действием седанского синдрома, либо выплеснуть ненавистную немецкую воду с собственным французским ребенком, т. е. отказаться от своей суверенности в пользу некоего транснационального и трансгосударственного ведомства, через которое она могла бы контролировать опасного немецкого соседа. Тут–то и пробил звездный час великого или никакого француза Мон–не: склонить соотечественников ко второму варианту, по принципу: гнаться надо сразу за двумя зайцами, а то не поймаешь ни одного, тем самым: загнать обоих европейских зайцев, перепуганного французского и зашибленного немецкого, в американские силки. Когда позже (в 1963 году) де Голль, в бессильных попытках выпутаться из капкана, заключит с Аденауэром Елисейский договор, это вызовет такую реакцию в Вашингтоне, что бундестаг в одностороннем порядк сформулирует преамбулу к договору, где заявит о своей приверженности обороне в рамках НАТО. Значимость договора будет сведена всего лишь к регулярным консультациям между Францией и ФРГ. Тогда же в 1963 году Монне организует культовую поездку Кеннеди в Германию («Ich bin ein Berliner!»), чтобы погасить немецкий энтузиазм, возникший было годом раньше во время посещения Германии де Голлем. Сам де

Голль благоразумно уйдет со сцены, чтобы не позорить старость ролью Ле Пена (студенческий карамболаж окажется лишь предлогом). Его место займут голлисты, в которых от мечтателя «Европы отечеств» только и останется, что поднимать бокал за la grande nation. Трудно сказать, ненавидел ли Монне Францию. Известно, что он больше всего любил учреждения: не людей, ни даже народы, а именно учреждения. «Учреждения важнее людей», повторяет он не раз в своих воспоминаниях. Даже его представления о бессмертии носили не личный, а ведомственный характер; об одном друге он сказал однажды, что тот был достаточно умен, чтобы оставить после себя нечто долгосрочное: учреждение. Об отношении его к Германии, к немецкому, как таковому, можно догадываться. Его настольной книгой была антология The Spirit of Man, изданная в 1916 году английским поэтом Робертом Бриджем для поддержания духа солдат в окопах. Антология состояла из текстов английских, романских и древних авторов. Во введении составитель Бридж напоминает доблестным воителям, что эта война «и есть та ужасная война со злом, о которой говорили философы и святые». Даже в старости Монне держал эту книгу на столике возле постели.

«Weltmacht Rudolf Steiner» 1. Teil: «Welterkennen als Selbst–erkennen eines Menschen. Zum Weltbild des jungen Rudolf Steiner» in: Urphanomene 1/95, Basel, Rudolf Geering‑Verlag, 1995; 2. Teil: «Der Schopfer aus dem Nichts. Von der „Philosophie der Freiheit" zur „Theosophie"» in: Urphanomene 2/95, ib., 1995; 3. Teil: «Das Pfingstgeschehen Anthroposophie. Geisteswis- senschaft als Wissenschaft des Heiligen Geistes» in: Urphanomene 3/95, ib., 1995.

Подробнее в моей книге «Das Schicksal heiBt Goethe», Dornach 1999, S.40ff.

Святая простота. Этот пафос дистанции значим сегодня разве что в присутствии футболистов, боксеров, вышибал, глотателей шпаг и скорпионов, кутюрье, избранников книги Гиннесса, телезатейников и прочей эстрадной нечисти.

21 декабря 2000 г. в Университете Париж VIII господин Мишель Жозеф защитил докторскую диссертацию по теме «Философия и педагогика Рудольфа Штейнера. От философии Рудольфа Штейнера, как опыта в духовном, к её осуществлению в антропософии и социальном искусстве». Работа была оценена по высшему баллу «tres honorable avec felicitations du jury». Председатель экзаменационной комиссии обобщил пятичасовое публичное заседание, назвав нападки на антропософию позором: «Я счастлив, что в Университете наконец представлена работа по философии Штейнера».

Сегодня, очевидным образом, даже уже и не богослову!

Сюда дорнахские лекции (на Троицын день 1920) Рудольфа Штейнера: «Философия Фомы Аквинского».

M. Scheler, Die Ursachen des Deutschenhasses. Eine natio–nalpadagogische Erorterung, Leipzig 1917, S. 65.

Goethes Naturwissenschaftliche Schriften, hrsg. von Rudolf Steiner, Bd. 2, Dornach 1982, S. 31.

Сюда: Urphanomene 3/1995, S. 65–88.

Из предисловия Рудольфа Штейнера к «Изречениям в прозе» Гёте. Goethes Naturwissenschaftliche Schriften, KQrschner- Ausgabe, hrsg. von Rudolf Steiner, Bd. 5, S. 343.

Формула, по всей видимости, принадлежит Хэтчесону (Inquiry concerning moral good and evil, London 1720, Sect. III, 8), хотя общим местом стала она со времен Бентама.

Cosima Wagner—Houston Stewart Chamberlain, Briefwechsel 1888–1908, Leipzig, 1934, S. 43.

R. Steiner, Goethes Naturwissenschaftliche Schriften, Freiburg 1949, S.112f. (перевод Э. Атаяна).

Hegel, Vorlesungen Qber die Philosophie der Geschichte, Werke, Bd.12, Frankfurt/Main 1970, S.42.

Ф. Геббель, Избранное в двух томах. Т. 2, М., 1978. С. 470.

«Так говорил Заратустра», гл. «Пробуждение».

Рудольф Штейнер в Дорнахе 21 декабря 1918 года.

Jean Martet, Le Tigre, Paris 1930, p. 74.

Schelling, Samtliche Werke, Stuttgart 1856ff. Bd. 14, S. 207.

K. Fortlage, Acht psychologischen Vortrage, Jena 1869, S.39. Рудольф Штейнер цитирует эти слова в «Von Seelenratseln»

(1917), 7‑е приложение.

K. Ballmer, Deutsche Physik von einem Schweizer, Siegen/Sancey le Grand 1995, S.99.

Рудольф Штейнер в Норркёпинге 12 июля 1914 года.

Так в немецкой политоптике. По–русски это надо читать наоборот. Когда немец слышит «Союз правых сил», он представляет себе как раз бритоголовых; немецкие левые — это те, о которых хорошо сказала однажды одна пишущая женщина в статье о «красном Дании» Кон—Бандите: «Он будет производить впечатление неопрятного, даже если будет ежедневно принимать душ».

К. Ballmer, Umrisse einer Christologie der Geisteswissen–schaft. Texte und Briefe, Dornach, 1999, S. 147.

Г. Франсеши, издатель «Рассуждений о причинах величия и упадка римлян» Монтескье (Paris, Librairie des bibliophiles, s. a.), следующим образом комментирует слова автора о немцах как «лучших людях мира» («les meilleures gens du monde», p. 253): «Сегодня, после войны 1870 года, Монтескье был бы менее любезен к ним. Во Франции не разрешается отныне говорить о немецкой доброкачественности. Этот предрассудок потерял силу. Солдаты Вильгельма преподали нам урок. Мы не верим больше поэтам, воспевающим белокурую и нежную Германию, и философский сентиментализм г-жи де Сталь не в состоянии уже ввести нас в заблуждение. Впрочем, в нашей воле лежало — не дать так жестоко обмануть себя. Нам следовало бы положиться на древние хроники наших отцов, на свидетельство нашего старого Фруассара, который лучше оценивал немцев, чем Монтескье, и который являет их нам такими, какими они сами явили себя во время последней войны, т. е. столь же свирепыми и хищными, как их достойные предки, средневековые наемники». Так судит об этом потомок Людовика ХЩ разграбившего Рейнскую область, и Наполеона, едва не стершего Пруссию с лица земли.

Цит по: Е. Bertram, Nietzsche. Versuch einer Mythologie, Bonn 1985, S. 375. Поучительно было бы прочесть эти слова в контексте следующей формулы: «Сущность английской внешней политики: филантропия плюс 5 процентов» (Сесил Родс).

Nietzsche, Samtliche Werke. Kritische Sonderausgabe, hrsg. von G. Colli und M. Montinari, Miinchen 1988, Bd. 8, S. 546.

Хьюстон Стюарт Чемберлен вспоминает о своем английском детстве: «Я помню, словно это было еще вчера, как мне, ребенку, изображали Германию: перед каждым домом лежит навозная куча, а на навозной куче сидят босые, изголодавшиеся мальчики в лохмотьях и читают Шиллера». Houston Stewart Chamberlain, Deutschland — England. Aus den Schriften zum Weltkrieg, MQnchen 1941, S. 27.

Интересное свидетельство одного неперевоспитанного немца в самом разгаре акции reeducation: «Наверняка счастье немецкого народа мыслимо только при отсутствии государства. Оно мыслимо, и оттого время от времени снится приветливый и вожделенный сон, где немцы в своих прелестных долинах и на своих покатых холмах добродушно, непритязательно, а, главное, послушно предаются мирному труду, глубокомысленно созерцают уютное припрыгивание ягнят на пастбищах, пожинают плоды со своей скудной почвы, трудятся не покладая рук, с искусным прилежанием во всяческих ремеслах изготовляют потребные продукты цивилизованной нужды, чтобы под конец из умеренно благосостоятельных слоев населения дарить миру поэтов, мыслителей и ученых, не выходящих за рамки поощрительной сдержанности. Для этого, конечно, не требуется никакого государства, никакой армии, а чиновники нужны только как налоговая служба, пропитанная дружеской благожелательностью. Счастье немецкого народа мыслимо, если немцы готовы игнорировать проблемы мира, а мир готов не слишком подступаться к немцам со своими проблемами, оно мыслимо, если немцы готовы забыть свою историю, считать свои усилия бессмысленными, свои дела и мысли ошибочными, своих великих мужей глупцами, а свою веру дуростью». Ernst von Salomon, Der Fragebogen, Stuttgart-ZQrich- Salzburg 1951, S. 63.