Тайны служебные и личные, или Карибский синдром - Александр Васильевич Кулешов

Предупреждение легло на уже сложившееся понимание Виктором своих двух лет службы периодом жизни, когда нужно культивировать безликость, чтобы не привлекать внимания, мириться с сопутствующими страхами, подозрениями, уловками и попытками сорганизоваться так, что они прошли менее болезненно. Это означало стратегию выживания. Никаких вариантов пришпорить судьбу! Быстрее часовой стрелки и календаря быть невозможно. Только выжидать.

Дверь офицерской столовой шумно распахнулась, вбежал Володя Сержантов.

– Я так и думал, что ты еще завтракаешь. Срочно беги в штаб, там майор Дибунов хочет с тобой поговорить.

Ну вот еще один сюрприз в аттракционе, который начался мобилизационным призывом «ты нужен», но превратился в постоянное требование «ты должен», которое формулировалось со стороны без личного участия в процессе. Такой подход угнетал. Начальник штаба дивизии майор Дибунов временно занял кабинет майора Северова, который, находясь на дежурстве в девятке, не обременял его своим присутствием. Не было в кабинете никаких прибывших ночью в дивизион инспекторов или сопровождающих лиц.

– Товарищ майор, лейтенант Коростелев по вашему указанию прибыл! – Виктор попытался вложить всю фразу на один цикл вдох-выдох.

– По историческим хроникам известно, что Наполеон требовал, чтобы ему лично представляли удачливых офицеров. Можешь быть сколь угодно старательным и решительным, иметь приятный характер, но последнее слово всегда остается за удачей, и Бонапарт при назначении на должность всегда ориентировался на удачливость претендента, а удача любит сильных. На сегодня лейтенант Коростелев – очень удачливый офицер. Враг дрожит, и можно закупать шампанское. – Смущенный вниманием высокого начальства, Коростелев стоял перед столом начальника штаба Северова, занятым начальником штаба дивизии Дибуновым, и теребил боковые пуговицы форменной рубашки. «Удача – это наличие Авдеенко в дежурной смене. Иначе неизвестно чем бы все это закончилось!» Переваривая сказанное ему, Виктор вспомнил о своем внутреннем наставнике и сделал несколько глубоких вдохов для обретения душевного равновесия, столь необходимого в предложенных обстоятельствах.

– Жизнь – это шахматная игра: каждая фигура имеет свою цену и при правильном ходе может развернуть ход партии. Надо крепко все держать в руках, а уж свое – никогда не отдавать. Это и есть рецепт удачного служебного расклада – нужно шестым чувством понимать конъюнктуру, она – как и фортуна, дева ветреная. Каков ты на самом деле, может показать экстремальная ситуация, и ты через нее прошел достойно. Недаром говорят, чтобы ни одно спокойное море не помогло моряку стать экспертом, морские волки – продукты бурных течений и тяжелых погодных условий.

Дибунов не оставлял собеседнику выбора, понуждая следовать его плану разговора безропотно. Коростелеву хотелось по-простому поговорить, высказав все свои сомнения. Ну не с начальником штаба дивизии это делать! Так много случилось за последнее время, такие повороты ему продемонстрировала судьба, сначала пугая зарвавшегося пацана, а потом вытаскивая из, казалось бы, безнадежных ситуаций несущего ответственность и понимающего ее офицера. Все это требовало осмысления, которое могло прийти только после здравого рассуждения, что означало для него то, что называется «обдуманное решение». Иначе все происходящее представлялось забавной и одновременно бессмысленной ситуацией, словно его запихнули в кабину колеса обозрения, и закрыв дверь кабины, забавляются, то ускоряя ход карусели, то останавливая над бездной. И спрыгнуть нельзя. И ждать окончания чужой забавы невыносимо.

– Если в штабах кого-то недолюбливают, это сильно мешает продвижению по карьерной лестнице. Тебя, лейтенант, инспектора не загнобили и дали выделиться, и если ты не простофиля из сказки, то этот повод нужно развить и использовать. Всегда помни: то, что кажется хорошо исполненным экспромтом, на самом деле часто является заранее отработанной заготовкой. – Коростелев опасался этого человека, совершенно нормальное чувство для того, кто ощущал свою очевидную слабость рядом с крепким гигантом с высоким служебным положением. Настораживало позиционирование Дибуновым себя вершителем судеб при неочевидном персональном интересе. Понятно, что цели начальника штаба не так просты, как озвученные декларации. Нельзя из вежливости всему поддакивать, демонстрируя верноподданческую благодарность, прогибаться до ломоты в спине. Прогресс в службе невозможен без любви к ней. Любовь к военной службе дается не каждому мобилизованному на нее.

– Суть в том, что ты на самом деле сам не знаешь, чего хочешь. Как, в общем, и любой молодой человек. Представления о цели жизни у вас туманны и расплывчаты, думать вам гормоны мешают, разбираться неинтересно. Выложит вам жизнь хороший расклад, и вы, не оценив, вяло ковыряетесь, раздражаетесь, так как это обязывает к умственным усилиям. Нельзя в выпавших шансах без конца ковыряться: это пощупать, второе покрутить, третье примерить, и ждать, что кто-то будет подносить больше и больше. Все хотят индивидуального подхода, но такого, чтоб при этом не выделяться. Ты меня привлек тем, что не боишься выйти из строя. Ни один человек не может подняться в своей карьере до серьезных высот, не зная, на чью спину можно опереться, как отстаивать «политику партии», не имея поддержки. Тебе выпал невероятный шанс, равный восходу солнца на западе.

Когда первичная эйфория от услышанного от начальника штаба дивизии схлынула, лейтенант Коростелев понял, что разноса за сделанные им ошибки не будет. Настрой на мобилизацию всех сил на решение текущих задач армейской службы он услышал, но никаких адресованных ему предложений еще не было озвучено, и это был самый правильный момент представить свое мнение. Виктор совершенно спокойно сказал:

– Я абсолютно доволен многими вещами: тем, как сложились учения, тем, что все-таки неплохо батарея справилась с заданием, тем, что все это высоко оценено. Но все мои маленькие успехи дискредитируют настоящие достижения, которые являются результатом десятилетней и более службы, и просто смешны на том фоне, на котором все это произошло. Невозможно ежедневно выдавать себя за того, кем ты не являешься и не можешь быть. Можно быть выскочкой раз, ну два, если тебе в этом подыграли, но жизнь на этом не построишь.

Ответ прозвучал так, как будто лейтенант хотел вступить в дискуссию, которая не была запланирована майором, отрекаясь от пользы продемонстрированного ему благоприятного расклада. Последствия он не мог не понимать, умственного развития для этого у него хватало. Ниоткуда не доносилось никаких звуков, как будто беседа проходила в углубленном и защищенном бункере, даже мухи вылетели в открытую форточку. Отчужденно посмотрев в зеленые глаза лейтенанта, Дибунов демонстративно отвернулся к окну, его крепко стесанная спина выражала честное разочарование собственным ошибочным определением сущности молодого офицера.

– Фуфлогон! – определил он негромким голосом, не поварачиваясь ни на сантиметр в сторону лейтенанта, и с безучастностью наступившей пустоты добавил: – Как говорят на Востоке, не заставляйте ишака пить, если он этого не хочет делать. Свободен!